Биография От Кузи Обожалкиной до Виктории Кортманн

Глава 1

Детство

Мечты о хорошей, счастливой жизни пребывают у каждого нормального человека. Как ни крути, но мы подсознательно к этому стремимся в течении всей нашей жизни. Вот и я, стремилась ко всему лучшему, что только видела вокруг, тянулась к светлому, но всё, как говорится, познаётся в сравнении. Моё детство мне как-то не запомнилось. Либо потому, что я была старшей и вечно хлопотала вокруг брата, а затем сестры. Я всегда была за них ответственна, и мне твёрдо внушили, какая ни случись беда, будь-то синяк, или разбитая коленка, или любая провинность – отвечать придется мне, так как я старшая и просто обязана младших оберегать и присматривать. Я очень хотела иметь брата или сестру, одной было скучно. И когда мы поехали в роддом, чтоб забрать домой маму и новорождённого братика, мой первый вопрос был: «мама, а когда я смогу уже с ним бегать?» Или, например, спустя несколько месяцев, когда мама пришла с магазина, а я присматривала за ним, она увидела, как я пытаюсь кормить его помидором. На вопрос, что я делаю, я невозмутимо ответила, что предложила ему бутылочку с манной кашей и ярко красный помидор, он протянул ручки именно к помидоре, соответственно, я и покормила.
Mать работала бухгалтером, занималось хозяйством, а оно было немаленькое: три коровы, пара свинюшек, куры, гуси, кролики. У нас ещё была бабушка. К хозяйству она отношения никак не имела и принадлежала к семье в принципе. Суровая и часто недовольная нашим шумным поведением и беготнёй, рвала меня за косички и даже пару раз в пылу гнева стукнула меня сковородкой по голове, получив потом нагоняй от матери, которая после моих жалоб о головной боли, нащупала здоровенную шишку и раскрыла мои партизанские секреты. Запомнился случай, когда я стащила с кухни спички, которые были просто суровым табу у нас в семье, дабы избежать несчастных случаев. Радостно понеслась на луг, где уже перецвели одуванчики и  повсюду белели славные, пушистые – в те детские времена я называла их «пухлатые», головки этих цветов, и так забавно было, поднося зажжённую спичку – «пуххх» и нету одуванчика. И так много-много раз. И вот, выходя и «забвенья» и детского азарта, чувствую на затылке чьё-то дыхание. Оборачиваюсь, и моё собственное дыхание прерывается, так как за мной стоит бабуля и злобно прищуренным глазом смотрит на мои совсем не детские деяния. Надо отдать должное моей стойкости, так как в течение остального дня я умоляла не говорить родителям о том, что так вот провинилась. В какие то моменты она давала мне понять, что не скажет, но когда видела, что я самозабвенно играю, и уже видимо подзабыла о провинности, ласково мне напоминала и была не так уже и уверена, что надо промолчать. О результате сей моральной пытки стоит лишь сказать, что родители всё же узнали, и я была наказана. Не слишком строго, но поняла, если существует какой либо запрет, то это не просто так, а для нашей же безопасности.
Мой отец умер, когда мне было семь лет. Я очень хорошо запомнила тот день, когда зазвонил телефон, и мать подняла трубку. После короткой паузы она вся полбледневшая присела на кресло и сказала: «Доченька, папа умер.....». Позже я узнала, что отец покончил жизнь самоубийством, вскрыв себе вены в пьяном угаре. Для меня это было чем то непонятным, недосягаемым, в свои семь лет я не знала, что такое смерть и как это-терять близких. Мамина свекровь принесла валерианки и отправила нас с братом в другую комнату. Мы уже жили с отчимом, и очень хорошо с ним ладили, так как он заботился о нас и любил как родных. Что особенно мне запомнилось, он никогда не делал разницы «родные – не родные» дети. От первого брака у него были два сына, но он всегда хотел иметь дочку. И когда пришёл жить в нашу семью, первой дочкой называл меня, даже после рождения младшенькой.
Осознание, что всё будет иначе, пришло тогда, когда похоронная церемония собралась у нас во дворе и Лёшка, мой младший брат, которому в то время было три, стоя у закрытого гроба, в притихшей толпе, звонким, детским голосом попросил: «Мама, открой папу». Помню даже интонацию этого голоса, немного обиженного тем, что не удовлетворено детское любопытство. Когда провожали отца в последний путь, как положено близким родственникам, мы шли сразу за машиной, и мне отчётливо запомнилось, что отчим по обеим сторонам нас вёл, держа за руки, а я думала: «Ну, как же он может в такой момент держать меня за руку, я же прощаюсь со своим папочкой?!», и даже попыталась выдернуть ладошку.
Мать тогда была беременна. И через какое – то время родилась сестра. Мамина свекровь была тогда уже неизлечимо больна раком и как последнее, предсмертное желание её была просьба назвать новорождённую сестру – Лилией.
Свои дальнейшие эмоции помню плохо, не думаю, что в детском подсознании у меня были какие то переживания, и вряд ли я полностью осознавала, что произошло на самом деле.
А потом мы переехали. В другой дом, ближе к лесу, в большее количество комнат. Такой летнего типа домик, называли его почему-то «ливанский». Мать была беременна, и мы знали, что родится сестричка. Когда родилась Лилия, для меня это была не только радость, но и новые обязанности и хлопоты. Теперь быть в ответе приходилось уже за двоих. Политика нашей жизни и семьи была такова: сестра простудилась, ибо я не поменяла вовремя намоченые колготки-виновата я, так как не досмотрела, брат с сестрой подрались, облив друг друга канцелярским клеем-была виновата я, так как не усмотрела и не предусмотрела драку. А отец, к тому времени мы его так называли, не уставал повторять: «Ты – старшая! Должна быть присмотром за всеми!» За любые их провинности попадало главным образом мне, что дало мне урок ответственности на всю жизнь.
Я тоже была не сахар, своё влияние имела. И когда один раз мы с братом забрались в стог сена покурить, нас заловил соседский мальчишка. Зная, что порки не избежать, ежели мать и отец узнают о такого рода шалостях, я настроила этого паренька так, что он сам был не рад, что случайным образом увидел нас за таким занятием. Родители всё равно унюхали запах злосчастной «Примы», и тем же вечером показали нам «небо в ромашках», посадив обоих на табуретки и заставив курить пока плохо не станет. Лично я накурилась на всю жизнь.
Так и жили, и вроде бы всё хорошо, а чего то не хватало. Мне не хватало любви... Когда в семье царит строгость и безпрекословное подчинение старшим, жить без свободы трудно. А порядок был такой – питание строго 3-ёх разовое, утром на завтрак обязательно каша, конечно всегда разная, но каждое утро начиналось со скучного ковыряния в тарелке, в надежде, что время отведённое на завтрак перед школой закончится, и недоев злосчастное молочное и архиполезное со слов родителей, блюдо, мы побежим на автобус. Но всё было не столь оптимистично, как нам казалось, и грозный голос отца с напоминанием о недоеденных ложках заставлял нас с ускорением глотать манную, овсяную, гречневую и всяческую кашу. В обед у нас как закон, был обязательно какой нибудь суп. Ну, а вечером уже можно было оторватся за весь день, на чём нибудь вкусном.
Я очень любила проказничать. И не то, чтобы сильно, а просто, как сейчас понимаю, мне не хватало не только любви, но и внимания. Однажды я увидела, что отец в полке под ключом хранит игральные карты. Если – бы это были простые карты, я бы не обратила на них внимания. Но это были эротические карты, с весьма неприлично обнажёнными девушками. Первое, что я сделала, это проследила и вычислила – куда папа прячет ключ от этого таинственного шкафчика. Вторым моим шагом было остаться наедине с собой и попытаться извлечь картишки. Определённой цели пока ещё небыло, она созрела немного позже. Я вдоволь налюбовалась прелестями карточных девушек, похихикала над темой «какой – же папа глупый, прятать это, когда я всё равно найду», и вот тогда меня осенило! В какой же восторг придут мальчишки из моего класса, если я притащу это в школу! На раздумья «а что – же будет потом», одним словом это можно назвать лишь последствиями, я времени не тратила...

\продолжение следует\