Глава 23. Пророк

О время, куда ты спешишь!
Владея небесным точилом,
пленяешь ты искрами звезд
наш разум и… точишь свой нож.
Ты никого не щадишь:
все следствия и причины,
в итоге, ведут на помост,
где голову ты отсечёшь.

И все же, пока череда
событий, загадочных втуне,
не перестанет с людьми
происходить – будем жить!
Вернулся домой Нур-Адад.
Ему улыбнулась фортуна:
очистившись, стал он кумир
могущественной госпожи.

Когда-то последовал он
во мрак по немыслимой круче
грехов, оставляя у врат
чистилища бесов своих,
и там – стройный как Аполлон,
и свежий лицом как огурчик,
и крепкий умом как Сократ -
стал чистым от сих и до сих.

И сердце пленил наш герой
владычицы мертвого царства.
Любовью зажглась неземной
богиня, но дело-то в том,
что с ней за любовной игрой
герой испытал все мытарства, -
в кругах преисподней иной
любви и не знает никто.

И полный до края фиал
душевных и плотских страданий
он принял из рук госпожи
и выпил смиренно до дна;
все адские муки познал,
взирая на смерть, и с годами
помилованье заслужил, -
его отпустила она.

«Ступай на свободу! - готов
и к подвигам ты, и к свершеньям.
Что там наверху у людей
творится, никак не пойму:
создание новых основ
или же прежних крушенье? -
не натворил бы там дел
какой-нибудь баламут.

Свободу употребить
во благо тебе доверяю, -
иного для прав и свобод
предназначения нет.
Ты будешь судить и рядить
так, чтобы был там порядок,
да люд бы не баловал, - вот
основа! а прочее – бред.

В обязанности твои
благодеянья вменяю.
Есть все для свершения дел -
недра, земля и вода.
Живое на мертвом стоит,
во благо его применяя.
Настанет для жизни предел,
не будет и смерти тогда.

В деянья все силы вложи!
Из праха восстать будет трудно,
но к горним вершинам взойти
с подножья труднее стократ.
Везде сладострастье кружит
проворно в обличии чудном -
наверх преграждает пути,
свергая подвижников в ад.

Нельзя обойти эту рысь, -
ее лишь рассудком приручишь.
Взойдешь выше - гордость, как лев
там встретит, свирепо рыча;
волчицей голодной корысть
теснить будет на самой круче
и прочая тварь, - одолев,
низвергни их, не подкачай!

Что именно делать и как,
по правде решай – сам, на месте.
Но если своею главой
поднимешься к вершинам гор,
не заблудись в облаках
любви, мудрости, славы и чести, -
когда они выше всего,
тогда и открыт кругозор».

Пока наш герой пребывал
в местах отдаленных и милость
царицы поземной искал,
уклад на земле стал иной.
Он прежних мест не узнавал.
Куда ни глянь - все изменилось: 
все что ни есть, по кускам,
в стране разделили давно.

Земля во владенье была
общественном лишь номинально.
Скупали угодия впрок
бандиты да ростовщики,
за мзду оформляя дела
«усыновлений» повальных,
и завещали добро
общинное им мужики.

Был стар или же молод «сын»,
неважно, - на мелочи эти
чиновник сквозь пальцы глядел,
когда договоры рядил.
И шли названные «отцы»
с повинностью к своим «детям»,
когда отступному предел,
за дарственную, приходил.

Но хитрым проделкам дельцов
предел никогда не настанет;
психоз этот договорной
не дремлет ни ночью, ни днем.
Присвоив наследство «отцов»,
хитрить «сыновья» не устали,
«отцам» неимущим зерно
суля под проценты в заем.

При этом бумаг долговых
ростовщикам было мало, -
предпочитали они
иметь договор закладной.
И вот от бумаг таковых
да в силу закона, бывало,
лишался отец и жены,
и сына, и дочки родной.

Лишенцы - с одной стороны,
с другой - кредиторы, менялы.
Весь этот шальной хоровод
стремился к черте  роковой,
где все люди разделены
лишь на великих и малых,
и нет, - кроме наглых господ
и гнусных рабов, - никого.

Игрушкой покажется Ад
у этой черты, уж поверьте.
Высокой там истины нет,
там – пропасть рутины и лжи.
И двинулся в путь Нур-Адад
искать исключенное третье –
тех, чей исторический след
вдали от рутины лежит.

Искать тех, чей разум и дух,
ответствуя предназначенью,
в искусствах, науках, трудах
над жизнью рутинной встают -
как неприступный редут
защиты от знати и черни.
Есть люди такие всегда,
но их не всегда признают.

На столь многотрудном пути
его мы как раз и застали,
когда с бедолагой одним
вступил он в нешуточный спор.
Разочарований постиг
он в жизни, конечно, немало,
но мы про успех перед ним
теперь поведем разговор.

Как мул, был он неутомим,
бродя по окрестным местам.
Лишенцы тянулись к нему
и жаловались – кто о чём,
а он проповедовал им,
что формула счастья проста:
душа в душу живи по уму
да ближних люби горячо.

«Душой не владеют цари, -
душа царит в каждом из нас.
И сердцем своим и умом,
воистину, счастлив тот,
в ком тело с душой говорит
как равные, здесь и сейчас, -
лишь в том диалоге прямом
свободу народ обретет.

И нет на земле таких бед,
такого насилья и зла,
которых нельзя одолеть.
И духом ты неутомим,
когда держать личный ответ
за мысли, слова и дела
перед потомком своим
душа повелит, а не плеть».

Вот так говорил Нур-Адад.
Но вслед ему люди плевали,
сочтя его речи мечтой 
о неисполнимых вещах.
Мне до сих пор слышится мат
из древних ниппурских развалин,
где он, несмотря ни на что,
не уставал просвещать:

«Природа не терпит пустот,
в ней все существует впритык.
Зияющая пустота
являет вместилище зла.
Зло места себе не найдет
в душе твоей, если ты
не устаешь делать так,
чтоб она полной была.

Лишь так можно зло одолеть,
иного спасения нет:
как против него ни воюй -
все в пользу себе обратит.
Когда против зла ты во зле
насилием ищешь побед,
оно возьмет силу твою
и новое зло породит».

И мало-помалу народ
вникать в его проповедь начал.
Вокруг собиралась толпа,
нашлись в ней и ученики,
глядящие пастырю в рот.
И вот уже, переиначив
его слово, кто-то кропал
каракули древней строки:

«Борись не со злом, что вокруг,
а с собственною пустотой.
Добро торжествует лишь там,
где жизнь созиданьем полна;
где зреют плоды твоих рук,
чтобы, сменив красотой
окрестный бессмысленный хлам,
стоять перед злом как стена.

Пусть радость творения рук
наполнит сердца до краев,
и пусть ею завтрашний день
заполнит душевный разлад.
Пусть свет, равносильный добру,
прольется в оконный проем
и вытеснит из дому тень, -
тогда и не будет зла».

Вокруг разносили уста
молву о каком-то пророке, -
как будто бы, от вечных мук
спасение выдумал он.
Святая сия простота
нашла отклик в массе широкой, -
как в бочке пустой, - и к нему
пошел весь Ниппур на поклон.

Когда народ толпами прет
за кем-либо в поисках счастья,
в момент судьбоносный такой
нельзя отставать и властям.
Сегодня выходят вперед
народные органы власти,
берут счастье крепкой рукой
и делят его по частям.

В Ниппуре же вышло не так:
там издавна не было дела
до массы народной, - она
бродила сама по себе.
Элита была занята
интригами да переделом
владений - душевно полна
желанием личных побед.

Входил город в царство Исин,
затем овладела им Ларса.
К владеньям исинских царей
добавились: Умма, Лагаш…
Быть может, хватило бы сил
той Ларсе достать и до Марса,
направив в космический рейс
всю царскую силу и блажь.

Но время устроено так,
что планов великих громады
способен сломать в пух и прах
не царь, не герой и не бог,
а мелкий досадный пустяк;
их путается – мириады
во всех актуальных делах
и в перспективе любой.

Представьте, является враг
неведомый, но хитроумный,
и перекрывает канал,
снабжающий город водой,
решив, что настала пора
такие затрагивать струны,
когда партитуры финал
грозит всенародной бедой.

Наверное, вдоволь воды
хранилось в дворцовых палатах
для нужд государя, - ни то
в канале была бы вода.
Был царь Сумуил пьяным в дым,
а, может, в ушах была вата? –
кто знает, - но музыки той
властитель не слышал тогда.

Он в ванне плескался и пел,
когда ко дворцу, контрапунктом,
аллегро безумной толпы
неслось, гоня кур со двора.
И жажда ревела в толпе
токкатой народного бунта,
исполненной гневом  слепым
да звоном пустого ведра.

И вот, докатилась едва
толпа  до царя Сумуила,
он тут же, в чем мать родила,
проклятьями был заклеймен.
Бунтующие на «раз-два»
вломились, пустили на мыло
царя и, с грехом пополам,
низвергли в пучину времен.

Надвинулись смутные дни,
грозящие всем лиха фунтом:
нет в кране воды, царя нет -
ни в городе, ни в головах.
О боже, спаси-сохрани
меня от народного бунта!
Читатель, по ряду примет
он может нагрянуть и к Вам.