БелАрусь и белАруСы Часть вторая

Тот, кто следует разуму - доит быка,
Умник будет в убытке наверняка!
В наше время доходней валять дурака,
Ибо разум сегодня в цене чеснока.
Омар Хайям.

Промаявшись месяца четыре в поисках не синекуры, но места, которое сумело бы обеспечить меня и мою семью куском хлеба, желательно, с куском замечательной белорусской колбасы, я, наконец, был принят на – цитирую - «крупнейшее и старейшее в Беларуси предприятие по выпуску того-то и того-то». Число работающих на заводе – 600 человек, возраст – год образования 1954. Надо заметить, что в небольшой по размерам Беларуси, а также благодаря тихому, спокойному нраву белорусов, здесь все принимает несколько иные формы, чем в той же веселой Украине или, тем более, в бескрайней России, где «тайга – не лес, сто пудов – не вес». Любое незначительное происшествие здесь запросто может принять очертания значимого события, и даже трагедии, часто в виде фарса.

(Небольшое отступление). Например, завоевание бронзовой медали на олимпийских играх, принимает масштабы общенационального успеха, а авария на дороге, в которой погиб один человек, выглядит как национальная трагедия.

В вечерней сводке криминальных новостей ежедневно рассказывается, с жаркой пафосностью по-белорусски и удивленным приподнятием бровей в качестве негодования, о страшных белорусских преступниках: ворах, насильниках, фальшивомонетчиках.

Вот был задержан белорусский «драг дилер» с пятнадцатью граммами марихуаны. Получил восемь лет (!!!). А вот задержан белорусский маньяк. В лифтах он приставал к девушкам с непристойными предложениями, совершал какие-то развратные действия… в половой акт ни с кем не вступил, но это не умаляет его маньячную сущность. Получи, белорусский маньяк, 10 лет (!!!). А вот лихие белорусские фальшивомонетчики. Студенты Саша и Паша 17-18 лет, «наксерили» на цветном принтере белорусских «зайцев» и отправились в соседний магазин, чтобы купить пива, где и были бдительно разоблачены бдительной продавщицей. Обоим теперь грозит немалый срок.

И обо всем этом гордо докладывают упитанные белорусские милицЫонеры, благодаря которым все эти ужасные преступления раскрываются.

Как легко в Беларуси можно влипнуть «из-за ничего», из-за явного пустяка, я убедился на собственном опыте. В одну из моих командировок случилось так, что, за час до полуночи, я, стуком в закрытую дверь, побеспокоил вахтера гостиницы, и, будучи при этом, после банкета, слегка под шафе, я еще не понимал, что «нарушил общественный распорядок, который предписывал ложиться спать не позже десяти часов вечера». Понял я это сразу после того, как, повторив свою коварную попытку проникнуть в помещение вахтера посредством стука пальцами правой руки в деревянную дверь дежурной, и тем самым, ее сильно взволновав и обеспокоив, на меня был вызван наряд милицЫи, который скучал где-то неподалеку, в ожидании коварных белорусских маньяков и драг дилеров.

Честно говоря, сначала я опешил, когда в дверях своего номера увидал двух добрых молодцев упитанной внешности в знакомой с детства, «веселенького» мышиного цвета, милицейской униформе. «Ребята, вам больше нечем заняться?» - оторопев, вежливо вырвалось у меня. На что мне, в не менее вежливой белорусской форме, предложили проехать в отделение. Те слабые винные пары, что до этого так уютно бродили у меня в голове, мгновенно улетучились. Я стал трезвее самих милицЫонеров и взлохмаченной вахтерши в придачу.

В отделение меня не повези, протокол составлять также не стали (интересно, а что бы они там написали? Что я был выпивши? Или что нарушил общественный порядок – читайте комендантский час. Интересно, каким образом?).

А каким, я узнал на следующий день. Меня выселили, выставили из гостиницы (вспоминается старая советская система, когда «все были равны и все было для человека», то есть какая-нибудь дородного вида тетка-дежурная, по-видимому, считая себя выше тебя – то ли по положению, то ли еще по чему, - свысока, висельным голосом, могла «вежливо» бросить-швырнуть в твою сторону, как бедному родственнику из Тамбова: «Выселяйтесь!»). Мне дали на сборы полчаса, и при этом свое презрение мне не выражал, разве что дворовый тузик, мирно гонявший блох на своей грязной шерстке. Только он мне и был рад.

Всю дорогу, я задавал себя гамлетовский вопрос на свой лад «Преступник? Не преступник?», отчего то, с каждым последующим, подобным китайской пытке, вопрошанием, чувствуя себя все больше и больше виноватым. От чего же?

Сначала, обдав меня своим мещанским презреньицем, – как таких «фулюганов» только земля носит? - по всей видимости, не найдя к чему придраться, меня обвинили – цитирую «В битых окнах и мебели», от чего я чуть не поперхнулся собственной слюной. «Какие битые окна?! Какая, мля, битая мебель?!». Я мирно проспал всю ночь, перелистывая сон за сном, а проснувшись аккуратно заправил постель и вынес мусор, не оставив после себя и следа пребывания, словно я дух бесплотный.

Всю жизнь товарищи упрекали-высмеивали меня за мои спокойствие и рассудительность. «Нет в тебе куражу» - говаривал мой украинский приятель Сережа. «Вот ты все с книжкой, да с книжкой. Ни с девушкой познакомиться, ни погулять, как следует. Кисло живешь!» - гримасничая как от лимона, морщился он. Помнится, мои товарищи дико удивились, когда  шестнадцати лет отроду они вдруг заметили меня с сигаретой. «Ты куришь?» - удивленно, словно я курил не обычный «Опал», а чистейшую марихуану, только что доставленную с веселого острова Ямайка, вопрошали они. «Да, а что? Вам можно, а мне нет?» - попыхивая до першения в горле, и вытирая слезы от смрадного дыма, гордо отвечал я. «По тебе и не скажешь. Отличник!» - продолжали они меня оскорблять.         

«Спокойный, рассудительный, без куражу», а тут – на тебе! Учинил в гостинице разгром! Вакханалию! Перебил все тридцать два окна и сломал в щепу всю мебель! Фулюган! Бандит! Зверюга!   

Потом, когда Их Сиятельство генеральный директор гостиницы – у него был такой надутый вид, что не хватало Ордена подвязки, идущего от бедра к плечу, - в окружении подобострастного антуража, самолично обследовал мой номер, испепеляя меня своим негодующим взглядом-буравчиком. Не найдя битого стекла и мебели, и нисколько не умерив свое презрение, перепуганной до желудочной колики вахтерше, по всей видимости, поручили пересмотреть свою версию ночного разбоя. После чего, недолго кумекая и со всей своей женской изобретательностью, та родила… не то сына, не то дочь, а какую-то неведомую зверушку, назвав ее Домогательство. «Приставал, расхаживая в одном исподнем». Лучше бы битые стекла и мебель, чем этот позор! Стоило мне в трусах и майке выйти в туалет, что был за пределами номера, как высоко нравственный вкус этой целомудренной весталки-вахтерши был смертельно оскорблен, попран и растоптан. Она, бедная, по всей видимости и невидимости, падала в глубокие обмороки, оскорбленная до глубин своего высоко эстетического сердца при моем срамном виде.   

По моему возвращению из бесславной командировки, моему руководству пришла депешка-кляуза (кстати, белорусы кляузничать умеют и делают это с нескрываемым удовольствием) из гостиницы, в которой, как я догадываюсь, во всех мыслимых и немыслимых красках, в лучших традициях фантастов Айзека Азимова и Рэя Бредбери, с элементами «хорора» от Хичкока, описывались мои преступления против морали и нравственности. Бумагу прочитать мне не дали, хотя я просил. Но оправдываться заставили. Аргумент против меня был железобетонный - «Ты был в нетрезвом виде» - с гримасой глубокой скорби, предъявил мне мой мальчик-начальник, сам мучаясь с очередного бодуна. Словно, раз нетрезв, значит, виноват априори.

Не знаю, какой бред табуна сивых кобыл и жеребцов там был изложен, и при всем своем висельном веселии, я вдруг грустно понял, что в Беларуси преступником могут сделать любого. Можно вором, расхитителем белорусской собственности. Можно маньяком. Можно… да кем угодно можно! За последние два дня, из-за того, что я вернулся с банкета навеселе (словно туда ходят, чтобы чай с конфетами пить), имел наглость постучать в дверь дежурной после «отбоя», и  за то, что осмелился в трусах прогуляться до уборной, был обвинен в разгроме гостиничного номера, сексуальном домогательстве и пьянстве. Вот так вот. Никогда не знаешь, какие демоны дремлют в тебе. И в тех, кто рядом.

Впрочем, я несколько отвлекся. Значит, устроился я с горем пополам на завод. Мой «богатый опыт работы в международных корпорациях, в налаживании корпоротивного духа среди представителей более чем тридцати национальностей, логистический опыт работы в интернациональных нефтяных компаниях» и знание трех иностранных языков на фиг никому не понадобились, - все говорили «уау», но смотрели, как на сиониста-империалиста - зато в моем скромном лице понадобился «писарчук», бюрократ, кропающий полу липовые бумажки в области маркетинга и менеджмента. Работа – сиди не высовывайся, не будь умнее всех, всяк сверчок, знай свой шесток.               

Работают в Беларуси, - ну, или вернее на нашем «крупнейшем и старейшем предприятии», впрочем, я думаю, что мой завод – не исключение из правила, а белорусская норма, - как здесь говорят, «абы как». Главный постулат – будь, как все, и улавливай желания начальства. 

А начальство здесь любят. Только на востоке, разве что следи туркмен и турок, видел я такую любовь к вышестоящему. Раньше то я полагал, что здесь Европа, цивилизация и права человека, а убедился в том, что тот же феодально-рабовладельческий строй, что и в отсталых странах Востока. 

Например, как я уяснил в самом начале своего «вобелоруссивания», начальству нужно говорить не то, что думаешь, и уж тем более не то, что есть на самом деле, а то, что нужно. Нужно ему, начальству. Говорить нужно так, чтобы ему, начальству, было приятно. А чтобы ему было приятно, нужно иметь богатое воображение. А уж оно, начальство, тебе и подскажет, как нужно говорить, и потом, после приятных для него речей, тебя всячески похвалит и возблагодарит.