кедров с павичем encounter is cedar pavichem

http://metapoetry.narod.ru/pavich.htm
кедров зачитывает речь павича на открытии бюста у библиотеки иностранной литературы
http://video.mail.ru/mail/kedrov42/428/783.html
«Персона» № 3 (57) 2006
 encounter is cedar [pavichem] into 2006
Constantine [Kedrov]
http://metapoetry.narod.ru/pavich.htm
cedars reads out the speech of [pavicha] during the discovery of bust in the library of the foreign literature
http://video.mail.ru/mail/kedrov42/428/783.html
“Persona” of № 3 (57) 2006
 

In 2002 appeared communications about the Nobel nomination of the legendary author of philosophical-poetic best-seller “[Khazarskiy] dictionary” of Serbian writer [Milorada] [Pavicha]. But into 2003 and 2005 yr. world media outlets guessed about the chances to the Nobel Prize of the Moscow poet Constantine [Kedrov], who received GRAMMY.ru for philosophical -[metametaforicheskuyu] the poem “the computer of love”. On January 23 in the dear restaurant of artistic Bohemia of Belgrade took place the encounter of two [nominantov]. Conversation was extended within midnight. And it was warmed by [rakiey] -
by hot Serbian vodka, which it skillfully alternated, ordered and dosed very owner of the encounter Of [milorad] Of [pavich].






Constantine [Kedrov]

View

For me the encounter with [Miloradom] [Pavichem] the same fairy tale as, let us say, conversation with Vladimir [Nabokov] or dialogue with the Pope. Well, with The [nabokovym] to be seen it was not necessary, but with Pope Hans- Pavel [Voytyloy] met suddenly directly in the altar of cathedral [Sv].[Petra] in Rome to Easter. There were other miracles in my life. Therefore the trip to Belgrade to the encounter with the legendary author “[Khazarskogo] dictionary” I simply perceived, as miracle [Bozhie] and in this case still he thought: “Even if encounter does not take place, I nevertheless with it will meet. Indeed what is Serbia and Belgrade for the writer? Serbia - country Of [pavicha]. Belgrade - city, where lives [Milorad] Of [pavich]. It slightly irritated me, that simultaneously from the window of bus the guide to me Tito's residence. For me Tito, Franco, Stalin - historical characters of childhood, somewhere next to [Barmaleem] and by the ram Of [yagoy].
And nevertheless the first meeting [Pavichem] took place at the end 80th, when aperture is the journal “foreign literature” the attracting title - “[Khazarskiy] dictionary”. Reading novel shook me. I entire life deciphered in the soul and in the literature the celestial sphere and was named this starry cryptography devised me in a word “[metakod]”. For this “[metakod]” of what only with me not they performed in the Soviet time. And they removed from the teaching in [Litinstitute], and they removed from the television screen, and into the black publishing list they introduced by my starry by characters. But [Pavich]? To it from Tito's dictatorship also it was reached. It indeed is older me by 13 years. Although the writer has what age? If to you 76 as To [pavichu], then in front loom Goethe and Leo Tolstoy (for eighty) or Bernard Shaw (for ninety). But [Milorad] in its novels lives not in the time, but in the eternity. “Eternity is not parallel to time. They frequently intersect”, they discuss one of its heroes in the Russian snows.
I also feel itself by the hero of the fantastic, mystical, [metakodovoy] prose Of [pavicha]. And my trip to Belgrade, and our encounter I consider as head from his novel. Or as note to its texts.
According to the laws of fairy tale it had to arise the obstacle. And it arose. When we stood in the orthodox chapel in baron Wrangel's grave, the unpleasant news was alien - [Pavich] today leaves to Slovenia. But then in monument to Nikolai OF THE II and to the victims of the First World War is alien the pleasant news - [Pavich] puts aside its trip for our encounter.
- A where we are encountered?
- There is this restaurant of artists and writers. This next to the house, where [Pavich] lives. In it there as if soya is residence. Sometimes so they speak - the restaurant Of [pavicha]. Although it in it simply guests assumes or sits with the friends.

[Pavich] is infinitely fallen in love with Russia, it is more accurate, into the Russian literature, and it is still more precise, into the poem of Gogol “dead showers”. It they call Slav [Borkhesom], and this is also correct. For those, who are familiar with the [bogomilskimi] sacral texts, the prose Of [pavicha] - natural continuation of the certain secret, known in the equal measure and to ancient-Egyptian priests, and to orthodox [isikhastam]- taciturn people on [Afaya] mountain. The discussion deals with the life of eternal inside the life temporary, with the project of a certain secret temple, in outlines of which is encoded the secret of eternal life. Bogomils loved to compose the verbal parable- keys, which do not have solution, above which it is possible to reflect eternally. [Pavich] created one additional [bogomilskuyu] parable - “the view, drawn by tea”. There it is discussed the family pair of the artists, who at the moment of amorous ecstasy loved to sketch on snow. Husband passionately compressed in the hands the phallus of its husband and the hot jet “of tea” was printed out on the snowdrift by figure. Among the blacks, the green, the red and the dark-blue they are tip there is Russian white tea, which traced clouds. White tea nothing else but Russian vodka. I recalled about this, conversing [Pavichem], when it entertained me by hot Serbian [rakiey]. Our conversation lasted several hours, and writer on the turn proposed cream, peach, apple, apricot to me. And all hot. Most surprising, that no consequences next day. Yes even intoxication is pleasant, lung. I recalled that in one novel Of [pavicha] the orthodox monk pronounces, as inopportunely, that everything, it is said, they know - we we see the stars, which in reality long ago [pogasli] before the sky, but no one knows that water, by which we quench thirst, in reality long ago it is already drunk. Can be long ago already drunk entire hot of [rakiya], which we are pili with this Serbian magician in the writer restaurant of Belgrade.


Cedars. I do know that you did abolish all encounters in order to clear for us space… or time?
[Pavich]. There is no time. There is eternity. It comes together with the inspiration. But when it is not written, then begins time. And it is always pulled to infinity.
Cedars. Judging by everything, now in you exactly are eternity.
[Pavich]. Yes. I again write novel. Ten years it kept silent, and now I write. It is more accurate, this only is spoken “I write”. I my novels know by heart and I build at night in the head. But if I write, then always with the closed eyes, it is best anything in the darkness. I know how to fill sheet in the darkness, into the blind.
Cedars. God is my, as to me this is understandable. I build also all texts by heart. And I frequently write blindly in the darkness. But these are verses. Everything is considerably more complex with the prose!
[Pavich]. The memory began sometimes to bring after 70 years. I am not confident, that I in the morning accurately reproduce on the paper that the fact that it composed at night.
Cedars.
I daily hear you
the words somehow strangely sound
I shut the eyes
and everywhere before me
these cries originated by the silence
these paints originated by the darkness
here I sit left by all
in the depth of concepts and words
the visible peace disappears
but I can speak
and peace is born again
[Pavich]. I very well understand you. All my novels arose from the darkness as light. I took with itself several books in the Russian - you can select for yourselves any.
Cedars. You are better.
[Pavich]. Then read still.
Cedars.
Sky - this is the height of the view
View - this is the depth of the sky
Men - this is the wrong side of the sky
Sky - this is the wrong side of the man
[Pavich]. It pleases me. I will sign “reverse side of wind”.
Cedars. But I to you - “[Angelicheskuyu] poetics”.
[Pavich] (it reads). To [angelicheskomu] prosaist. Thanks. But you know, this into the point. My dear philosophers - [kappadokiytsy]. Vasiliy [Velikiy], Grigoriy [Bogoslov], By [khrizost] (Hans Zlatoust).
Cedars. Vasiliy [Velikiy] had on me an enormous effect in the youth. He wrote that the paradise can be seen, after raising eyes to the celestial sphere, and the sun - this the visible face of Christ, which always before us. In me this is said as follows: “Christ - this sun of Buddha, Buddha - this is Christ's moon”. But from the poets who you pleases?
[Pavich]. Do not be surprised - this Paise [Velichkovskiy] and other poets of the 18th Century.
Cedars. Grigoriy [Skovorod]?
[Pavich]. It.
Cedars.
“Soul my is willow,
and you [esi] by it water.
Feed to exchange in this water,
comfort to exchange in this misfortune”.
[Pavich]. Orthodox civilization is inexhaustible. I this always understood. I only one time was in Moscow, there this is especially perceptible. You do know, whose prose in Russia me does most of all please? [Bakunina].
Cedars (pause). ? :.
[Pavich] (it laughs). B. [Akunina]. Its book about the cemeteries. When I arrived to Moscow, we were encountered.
Cedars. Well also that not on the cemetery. When you arrive to Moscow following time, we will find for you place [poveselee].
[Pavich]. I everywhere itself feel as houses. Even in America.
Cedars. In Russia and in Serbia so they scold America, that involuntarily appears in it the increased interest. I, in any case, became accustomed even in the Soviet time: if they scold someone of the writers, it is must it compulsory to read. They scolded Pasternak, most confronting. But here simply you are not. As it was not.
[Pavich]. Is here interesting, now like everything published, and in me nevertheless sensation, that most important still is in prospect to write.
Cedars. But now small is “official part”. Natalia Nesterov it directed us to entrust to you this diploma.
[Pavich]. Read, if you please, which is here written.
Cedars. “The Moscow academy of Natalia Nesterova sentences [Miloradu] To [pavichu] the title of honorable professor for the salient contribution to development of world civilization and culture”.
[Pavich]. This is this surprise! This diploma will be next to my [Sorbonskim]. Believe, your is especially expensive to me. I so love Moscow and Russia and am happy, that in me now appeared there the new friends poets.
Cedars. I greatly love your novel “the view, drawn by tea”. I printed to it review in the newspaper “new Proceedings”. And you do know, as it is called? “Roman, written by vodka”. Only now I understood that this such. Our encounter is drawn to hot [rakiey].
[Pavich]. To you was pleased our of cancer of doctor (hot vodka)?
Cedars. Not the word. First I thought that the discussion deals with hot cancer, and everything waited, when they bring them. In me to you one additional commission - from our poetic society [DOOS]. If you do not object, we will send to you the diploma of honorable [DOOSa].
[Pavich]. But as is deciphered this abbreviation?
Cedars. The volunteer association of the protection of dragon-flies. Our poet Krylov transferred the fable Of [lafontena] about the cicada and [muravikhe]. It is called “dragon-fly and ant”.
[Pavich]. I know, I know.
Cedars. There ant tells the dragon-fly, that arrived at it for help by the cold winter: “You everything did sing? This is the matter. So go dance”. But this became the motto: “You everything did sing? This is - the matter!”
[Pavich]. Only this and the matter.
Cedars. In 2002 we appeared in [Sorbonne], and there read report our great philologist Sergey [Averintsev] about the dragon-fly of Krylov and the cicada Of [lafontena]. He noted that the cicada actually sings in contrast to the dragon-fly. But furthermore, in [Lafontena] not ant, but [muravikha]. Two large differences, as they speak in Odessa. But that is obtained, emphasized [Averintsev] that ant it is simple cad: lady requests it about the aid, and he chases her to the frost.
[Pavich] (it laughs). Then I also [DOOS] and dragon-flies.
Cedars. It is possible to think about the title. Andrey Voznesensky of [strekozavr], I - [stikhozavr]…
[Pavich]. But I?
Cedars. But you will be [serbozavrom].
[Pavich]. Give let us photograph together. I want so that this encounter would be memorized forever. We will compulsorily continue our contact in the Internet.
Cedars. And in the noosphere.
[Pavich]. In the noosphere we earlier associated.

[Pavich] knows that the secret of our peace is not exhausted. Everything is all around the cipher and the code. From time to time something succeeds in reading, but only in order to be immersed into another secret “look! Distance night appears now, as past, accessible not nights, only to recollections. But corpses remember entire their life, they do not remember they only hour and cause of death…” In the short story “Shakespearean garden” the author writes that behind Shakespeare's house is found the garden from colors and plants, mentioned in his plays, and next is sold the Shakespearean honey, assembled by bees only from these plants. But if you go away from the house, you will see all around exactly the same gardens, although their plant and flowers no one specially selected. “Who whom gave birth to - the garden of Shakespeare or Shakespeare this garden?”. This is one of the most excellent short stories Of [pavicha]. After it on the mouths remains the taste of Shakespearean honey, nostril they smell the aroma of Shakespearean garden, and rumor is filled up with the rumble of the Shakespearean bees, that gather in the gardens of med. I I involuntarily pass here to the style of [Pavicha] itself. He writes not with words, but by bees, by birds and by colors. He writes about the sense of life, but not squandered life, but entire life as a whole, since to live entire life of the universe is impossible, but to survive it is possible. [Pavich] survives eternity. Only it is interesting, only with it life becomes intelligent and even more incomprehensible. Writer conducts us from infinity into infinity in order to suddenly interrupt the narration of somewhere in the center fragrant abyss. Belgrade yes even entire Serbia is simple the advance post of Christian civilization. On this earth was born once the theory of the old man Of [filofeya] “Moscow - III Rome”. Two Rome fell, and the third, Moscow, it costs, and to the fourth not to occur Serbian peasants pray: “Help, Lord, to me and to my elder Russian brother”. Well, I do not know, what we Rome. One is undoubted - [Pavich] the deep orthodox of mysticisms. Not clerical, not it [fundamentalist], namely mysticisms. Its reign not from the peace this. In that be transienting it searches for eternal. And its novels, pierced by mystical self irony, in the course of time will be received as the lives of century.

Plastic windows Vladivostok to purchase plastic windows PVKh:. the woodchopper



© Copyright: Constantine [Kedrov], 2009
Evidence about the publication of №1912083707
The list of the readers/version for the press/to place announcement/to state about the disturbance guided
 
В 2002 году появились сообщения о Нобелевской номинации легендарного автора философско-поэтического бестселлера «Хазарский словарь» сербского писателя Милорада Павича. А в 2003 и 2005 гг. мировые СМИ гадали о шансах на Нобелевскую премию московского поэта Константина Кедрова, получившего GRAMMY.ru за философско-метаметафорическую поэму «Компьютер любви». 23 января в любимом ресторане художественной богемы Белграда состоялась встреча двух номинантов. Беседа затянулась за полночь. И согревалась она ракией –
горячей сербской водкой, которую умело чередовал, заказывал и дозировал сам хозяин встречи Милорад Павич.

 


 
 
Константин Кедров
 
Пейзаж
 
Для меня встреча с Милорадом Павичем такая же сказка, как, скажем, разговор с Владимиром Набоковым или диалог с Римским Папой. Ну, с Набоковым увидеться не пришлось, а с Папой Иоанном-Павлом Войтылой встретился вдруг прямо у алтаря собора Св.Петра в Риме на Пасху. Были и другие чудеса в моей жизни. Поэтому поездка в Белград на встречу с легендарным автором «Хазарского словаря» я просто воспринял, как чудо Божие и при этом еще подумал: «Если даже встреча не состоится, я все равно с ним встречусь. Ведь что такое Сербия и Белград для писателя? Сербия – страна Павича. Белград – город, где живет Милорад Павич. Меня слегка раздражало, что попутно из окна автобуса гид указал мне на резиденцию Тито. Для меня Тито, Франко, Сталин – исторические персонажи детства, где-то рядом с Бармалеем и Бабой Ягой.
И все же первая встреча с Павичем состоялась в конце 80-х, когда раскрыв журнал «Иностранная литература» манящее заглавие – «Хазарский словарь». Чтение романа меня потрясло. Я всю жизнь расшифровывал в душе и в литературе звездное небо и назвал эту звездную тайнопись придуманным мною словом «метакод». За этот «метакод» чего только со мной ни вытворяли в советское время. И от преподавания в Литинституте отстранили, и с телеэкрана убрали, и в черный издательский список внесли моими же звездными письменами. А Павич? Ему от диктатуры Тито тоже досталось. Он ведь старше меня на 13 лет. Хотя у писателя какой возраст? Если тебе 76, как Павичу, то впереди маячат Гете и Лев Толстой (за восемьдесят) или Бернард Шоу (за девяносто). А Милорад в своих романах  живет не во времени, а в вечности. «Вечность не параллельна времени. Они часто пересекаются», – рассуждают один из его героев в российских снегах.
Я тоже чувствую себя героем фантастической, мистической, метакодовой прозы Павича. И свою поездку в Белград, и нашу встречу рассматриваю как главу из его романа. Или как примечание к своим текстам.
По законам сказки должно было возникнуть препятствие. И оно возникло. Когда мы стояли в православной часовне у могилы барона Врангеля, пришла неприятная новость – Павич сегодня уезжает в Словению. А потом у памятника Николаю II и жертвам Первой мировой войны пришла приятная новость – Павич откладывает свою поездку ради нашей встречи.
– А где встречаемся?
– Есть у нас такой ресторан художников и писателей. Это рядом с домом, где Павич живет. У него там как бы соя резиденция. Иногда так и говорят – ресторан Павича. Хотя он в нем просто гостей принимает или сидит с друзьями.
 
Павич бесконечно влюблен в Россию, вернее, в русскую литературу, а еще точнее, в поэму Гоголя «Мертвые души». Его называют славянским Борхесом, и это тоже справедливо. Для тех, кто знаком с богомильскими сакральными текстами, проза Павича – естественное продолжение некой тайны, известной в равной мере и древнеегипетским жрецам, и православным исихастам-молчальникам на горе Афон. Речь идет о жизни вечной внутри жизни временной, о проекте некоего тайного храма, в очертаниях которого зашифрована тайна вечной жизни. Богомилы любили составлять словесные притчи-ключи, у которых нет разгадки, над которыми можно размышлять вечно. Павич создал еще одну богомильскую притчу — «Пейзаж, нарисованный чаем». Там говорится о семейной паре художников, которые в момент любовного экстаза любили рисовать на снегу. Супруга страстно сжимала в руках фаллос своего мужа и горячая струя «чая» отпечатывалась на сугробе рисунком. Среди черных, зеленых, красных и синих чаев есть русский белый чай, которым начертаны облака. Белый чай ничто иное, как русская водка. Об этом я вспомнил, беседуя с Павичем, когда он угощал меня горячей сербской ракией. Наша беседа длилась несколько часов, и писатель по очереди предлагал мне сливовую, персиковую, яблочную, абрикосовую. И все горячие. Самое удивительное, что никаких последствий на другой день. Да и опьянение приятное, легкое. Я вспомнил, что в одном романе Павича православный монах произносит, как бы некстати, что все, мол, знают – мы видим звезды, которые на самом деле давно погасли на небе, но никто не знает, что вода, которой мы утоляем жажду, на самом деле давно уже выпита. Может быть давно уже выпита и вся горячая ракия, которую мы пили с этим сербским волшебником в писательском ресторане Белграда.
 
 
Кедров. Я знаю, что вы отменили все встречи, чтобы расчистить для нас пространство… или время?
Павич. Времени нет. Есть вечность. Она приходит вместе с вдохновением. А когда не пишется, тогда начинается время. И оно всегда тянется до бесконечности.
Кедров. Судя по всему, сейчас у вас как раз вечность.
Павич. Да. Я снова пишу роман. Десять лет молчал, а теперь пишу. Вернее, это только говорится «пишу». Я свои романы знаю наизусть и выстраиваю по ночам в голове. А если записываю, то всегда с закрытыми глазами, лучше всего в темноте. Я умею заполнять лист в темноте, в слепую.
Кедров. Боже мой, как мне это понятно. Я тоже все тексты выстраиваю наизусть. И часто записываю вслепую в темноте. Но это стихи. С прозой все намного сложнее!
Павич. После 70 лет память стала иногда подводить. Я не уверен, что утром точно воспроизвожу на бумаге то, что сочинил ночью.
Кедров.
ежедневно слышу тебя
как-то странно звучат слова
закрываю глаза
и всюду передо мной
эти крики рожденные тишиной
эти краски рожденные темнотой
вот сижу оставленный всеми
в глубине понятий и слов
исчезает видимый мир
но я могу говорить
и мир рождается снова
Павич. Я вас очень хорошо понимаю. Все мои романы возникли из темноты, как свет. Я захватил с собой несколько книг на русском – вы можете выбрать для себя любую.
Кедров. Лучше вы.
Павич. Тогда прочтите еще.
Кедров.
Небо – это высота взгляда
Взгляд – это глубина неба
Человек – это изнанка неба
Небо – это изнанка человека
Павич. Мне нравится. Подпишу «Обратную сторону ветра».
Кедров. А я вам – «Ангелическую по-этику».
Павич (читает). Ангелическому прозаику. Спасибо. А вы знаете, это в точку. Мои любимые философы – каппадокийцы. Василий Великий, Григорий Богослов, Хризостом (Иоанн Златоуст).
Кедров. Василий Великий оказал на меня огромное влияние в юности. Он писал, что рай можно увидеть, подняв глаза к звездному небу, а солнце – это зримый лик Христа, который всегда перед нами. У меня это сказано так: «Христос – это солнце Будды, Будда – это луна Христа». А из поэтов кто вам нравится?
Павич. Не удивляйтесь – это Паисий Величковский и другие поэты XVIII века.
Кедров. Григорий Сковорода?
Павич. Он.
Кедров.
«Душа моя есть верба,
а ты еси ей вода.
Питай мене в сей воде,
утешь мене в сей беде».
Павич. Православная цивилизация неиссякаема. Я это всегда понимал. Я только один раз был в Москве, там это особенно ощутимо. Знаете, чья проза в России мне больше всего нравится? Бакунина.
Кедров (пауза). ?..
Павич (смеется). Б. Акунина. Его книга про кладбища. Когда я приезжал в Москву, мы встречались.
Кедров. Хорошо еще, что не на кладбище. Когда вы приедете в Москву в следующий раз, мы найдем для вас местечко повеселее.
Павич. Я везде себя чувствую, как дома. Даже в Америке.
Кедров. В России и в Сербии так ругают Америку, что невольно возникает к ней повышенный интерес. Я, во всяком случае, привык еще в советское время: если кого-то из писателей ругают, надо его обязательно прочитать. Ругали Пастернака, – самое стоящее. А вот вас просто не было. Как бы не было.
Павич. Вот интересно, сейчас вроде бы все издано, а у меня все равно ощущение, что самое главное еще предстоит написать.
Кедров. А теперь маленькая «официальная часть». Наталья Нестерова поручила нам вручить вам этот диплом.
Павич. Прочтите, пожалуйста, что здесь написано.
Кедров. « Московская Академия Натальи Нестеровой присуждает Милораду Павичу звание почетного профессора за выдающийся вклад в развитие мировой цивилизации и культуры».
Павич. Это такой сюрприз! Этот диплом будет рядом с моим Сорбонским. Поверьте, ваш мне особенно дорог. Я так люблю Москву и Россию и счастлив, что у меня теперь появились там новые друзья поэты.
Кедров. Я очень люблю ваш роман «Пейзаж, нарисованный чаем». Я напечатал на него рецензию в газете «Новые известия». И знаете, как она называется? «Роман, написанный водкой». Только теперь я понял, что это такое. Наша встреча нарисована горячей ракией.
Павич. Вам понравилась наша рака врача (горячая водка)?
Кедров. Не то слово. Сначала я подумал, что речь идет о горячих раках, и все ждал, когда же их принесут. У меня к вам еще одно поручение – от нашего поэтического общества ДООС. Если вы не возражаете, мы пришлем вам диплом почетного ДООСа.
Павич. А как расшифровывается эта аббревиатура?
Кедров. Добровольное общество охраны стрекоз. Наш поэт Крылов перевел басню Лафонтена о цикаде и муравьихе. У нас она называется «Стрекоза и муравей».
Павич. Знаю, знаю.
Кедров. Там муравей говорит стрекозе, пришедшей к нему за помощью холодной зимой: «Ты все пела? Это дело. Так пойди же попляши». А у нас это стало девизом: «Ты все пела? Это – дело!»
Павич. Только это и дело.
Кедров. В 2002 году мы выступали в Сорбонне, и там же читал доклад наш великий филолог Сергей Аверинцев о стрекозе Крылова и цикаде Лафонтена. Он заметил, что цикада действительно поет в отличие от стрекозы. А кроме того, у Лафонтена не муравей, а муравьиха. Две больших разницы, как говорят в Одессе. А то получается, подчеркнул Аверинцев, что муравей просто хам: дама просит его о помощи, а он ее гонит на мороз.
Павич (смеется). Тогда я тоже ДООС и стрекоз.
Кедров. Можно подумать о звании. Андрей Вознесенский у нас стрекозавр, я – стихозавр…
Павич. А я?
Кедров. А вы будете сербозавром.
Павич. Давайте сфотографируемся вместе. Я хочу, чтобы эта встреча запомнилась навсегда. Мы обязательно продолжим наше общение в Интернете.
Кедров. И в ноосфере.
Павич. В ноосфере мы и раньше общались.

Павич знает, что тайна нашего мира неисчерпаема. Все вокруг является шифром и кодом. Время от времени что-то удается прочесть, но только для того, чтобы погрузиться в другую тайну «Смотри! Даль ночная выглядит сейчас, как прошлое, доступное не ночи, лишь воспоминаниям. А мертвые помнят всю свою жизнь, не помнят они только час и причину смерти...» В новелле «Шекспировский сад» автор пишет, что позади дома Шекспира находится сад из цветов и растений, упомянутых в его пьесах, а рядом продается шекспировский мед, собранный пчелами только с этих растений. Но если вы отойдете от дома, вы увидите вокруг в точности такие же сады, хотя их растения и цветы никто специально не выбирал. «Кто же кого породил – сад Шекспира или Шекспир этот сад?». Это одна из самых прекрасных новелл Павича. После нее на устах остается вкус шекспировского меда, ноздри обоняют аромат шекспировского сада, а слух заполняется гулом шекспировских пчел, собирающих в садах мед. Я невольно перехожу здесь на стиль самого Павича. Он пишет не словами, а пчелами, птицами и цветами. Пишет о смысле жизни, но не прожитой жизни, а всей жизни в целом, поскольку прожить всю жизнь Вселенной нельзя, а пережить можно. Павич переживает вечность. Только она интересна, только с ней жизнь становится осмысленной и еще более непонятной. Писатель ведет нас из бесконечности в бесконечность, чтобы внезапно прервать повествование где-нибудь посредине душистой бездны. Белград да и вся Сербия просто форпост христианской цивилизации. На этой земле родилась когда-то теория старца Филофея «Москва – III Рим». Два Рима пали, а Третий, Москва, стоит, и четвертому не бывать Сербские крестьяне молятся: «Помоги, Господи, мне и моему старшему русскому брату». Ну, не знаю, какой мы Рим. Одно несомненно – Павич глубокий православный мистик. Не клерикал, не фундаменталист, а именно мистик. Царство его не от мира сего. В преходящем он ищет вечное. И его романы, пронизанные мистической самоиронией, со временем будут восприниматься как Жития века.
 
Пластиковые окна владивосток купить пластиковые окна пвх .. дровокол