Известия7. 12. 09 Дуэль поэтов Волошин и Гумилев

Странно, что музу Серебряного века Дмитриеву звали так же, как музу футуристов, - Лиля. Любовный треугольник Гумилев - Дмитриева - Волошин образовался в Коктебеле в прекрасном 1909 году, ровно сто лет назад.

Это трудно даже представить после всех бурь и потрясений ХХ века, но и тогда так же величественно замыкал справа коктебельскую бухту скальный профиль легендарного Макса. И могла ли Дмитриева, изучавшая еще в Париже старофранцузский язык под руководством Волошина, устоять в Коктебеле перед его каменной глыбой?

Роман с капитаном - так называла она Николая Гумилева - начинал меркнуть, и все ярче разгорался пожар Волошина. Пожар - в прямом смысле слова. Он на глазах у Лили Дмитриевой жестом воспламенил сухую траву. Забавно, что на Цветаеву Макс пытался воздействовать, загасив у нее на глазах пожар с помощью какого-то заклинания.

В свои магические способности Волошин верил, как верил Гумилев в свое природное капитанство. Именно после разрыва с Дмитриевой он написал своих "Капитанов" - тех, что "бунт на борту обнаружив, / из-за пояса рвет пистолет / так, что сыпется золото с кружев / с розоватых брабантских манжет".

Пистолеты появились позднее, в серебряной оправе пушкинских времен. И стрелялись Волошин и Гумилев на той самой Черной речке, но этому предшествовало магическое рождение поэтессы Серебряного века - прекрасной католички Черубины де Габриак.

Лиля Дмитриева с детства страдала костным туберкулезом, была хромоножкой. Когда Волошин привел ее в журнал "Аполлон" к редактору Сергею Маковскому, тот остался холоден и к стихам, и к автору. Тогда Волошин и Дмитриева стали действовать из-за кулис своего магического театра. Под псевдонимом Черубина де Габриак фактически таились два автора.

Волошин и Дмитриева сначала придумали поэтический герб с намеком на масонство Волошина: "Но что дано мне в щит вписать?/ Датуры тьмы иль розы храма? / Тубала медную печать / Или акацию Хирама?" Дальше свершилось чудо. Сергей Маковский влюбился в эти стихи. Он гнался за Черубиной по пятам. Молил о свидании. Они обменивались букетами, которые в символике Серебряного века что-то означали. "Я ненавижу в светских лицах / Акаций белые слова / Даны ушедшим и забытым, / А у меня по старым плитам, / В душе растет разрыв-трава".

Все это печаталось в "Аполлоне". Читающая публика, затаив дыхание, следила за их романом. А роман действительно был. К удивлению Волошина, Черубина не осталась безучастна к любви Сергея Маковского. Мучительный разрыв Волошин переживал всю оставшуюся жизнь. Но и Гумилев не смирился с потерей. Где-то публично сказал о Дмитриевой что-то резко неуважительное с разоблачением интимных подробностей. Прямо скажем, поступил не по-капитански и не по-рыцарски. Волошин влепил поэту публичную пощечину, после чего дуэль стала неизбежной.

Почему-то вокруг этого трагического эпизода уже тогда началось зубоскальство. А дело принимало нешуточный оборот. Гумилев, профессиональный военный, целился в абсолютно штатского Волошина, но, к счастью, промазал. Видимо, положение спасла устаревшая конструкция пистолета. Волошин вообще не смог выстрелить, произошла осечка. Гумилев потребовал, чтобы Волошин снова стрелял. Тот выстрелил, не целясь, в воздух. Слава богу, скажете вы. А мне в этой дуэли уже мерещится грядущий расстрел поэта.

А ведь подобная дуэль описана еще у Льва Толстого в "Войне и мире". Пьер Безухов, внутренне и внешне похожий на Волошина, стреляется с Долоховым. У романа есть еще и эпиграф, мысль очень простая: если плохие люди объединены и составляют силу, значит, хорошим людям надо сделать то же самое. Но не могут хорошие люди объединиться. Объединяются, как всегда, плохие. "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" Соединились. И расстреляли Гумилева. Отправили в ссылку Лилю Дмитриеву - Черубину за увлечение антропософией. До смерти затравили ее соавтора, коктебельского мага Макса Волошина. Как еще скалу с его профилем не взорвали.

А Елизавета Ивановна Дмитриева была и осталась поэтессой. В этом нет никакого сомнения. Вот ее стихи, написанные в 1922-м, еще до ссылки: "Под травой уснула мостовая,/ Над Невой разрушенный гранит... / Я вернулась, я пришла живая, / Только поздно - город мой убит". Нет, это не мистификация. Была и есть поэтесса Черубина де Габриак - Лиля Дмитриева. Было из-за кого стреляться на дуэли двум прекрасным поэтам.