БелАрусь и белАруСы

Часть 1. Первые впечатления

В данном, предположительно весьма некратком и субъективном, а местами до неприличия объективном труде, я постараюсь дать свое скромное видение современной Беларуси и беларусов. На серый фон из сухих фактов и жестких оценок я постараюсь плеснуть немного ярких цветов из чувств, эмоций и переживаний простого человека, который борется, думает, страдает. Читателя же я заранее прошу не судить меня строго, так как одним я покажусь злым и грубым, другие посчитают меня предвзятым и излишне критичным, третьи вообще не поймут. Но в этом уже будет не только моя вина.

Итак, Беларусь. Что мы знаем об этой стране? Драники, тракторы «Беларусь», ВИА «Песняры»? Но это было двадцать, тридцать лет тому. А что приходит на ум русскому, украинцу или казаху, который никогда не бывал здесь, когда речь заходит о современной Беларуси и беларусах? Пожалуй, немного. Совсем немного.

Чем живет сегодняшняя Беларусь, куда идет, как выживает? Каковы национальные черты белорусского характера? Тенденции? Традиции? Чем живет город? Деревня? Какой он, беларус? 

Попав сюда впервые пять лет тому, в 2004 г., и сначала оказавшись не в городе, а в белорусской глубинке, я невольно изумился настырно бросающимся в глаза чистоте и порядку. Представьте себе, вы  идете по улочкам белорусского колхоза, а дорожка ровная, без ухабов и колдобин, бордюры свеже побелены, кусты и деревья аккуратно подстрижены. К местному магазину подъезжают различные иномарки, начиная от простеньких «Опелей» и заканчивая величественными «Лэнд крузерами» - и никаких вам «Жигулей» или «Москвичей». Из лощенных авто появляются одетые в лучших европейских традициях горделивые дамы с прическами и маникюром, уверенные и серьезные мужчины, симпатичные, упитанные детки.

В самом магазине изобилие колбасных изделий (кстати, если бы мне пришлось вспоминать, чем же славится белорусская земля и ее народ, я бы первым делом, не мешкая,  вспомнил бы про белорусскую колбасу, а не про тракторы или еще что), как незамедлительно выяснилось, отменного качества. На полках всевозможные молочные изделия: кефирчик, сметанка, простакваша и ряженка, творог и сыр. И все в различных пакетах, пачках и бутылках, коробках и стаканах. Хлеб десяти наименований, ликеро-водочные изделия - двадцати, конфеты - тридцати. Крупы, макароны, напитки. И все это в деревенском магазинчике, а не в столичном супермаркете! (Это уже позже я узнал, что не все колхозные лавки ломятся от такого изобилия продуктов, и что данный магазин, как и сам колхоз, еще в недавнем времени был образцово-показательный. Как узнал и многое другое).

Тогда же я отметил про себя то, что не отметить я не мог, и что никак не согласовалось с моими прежними представлениями о городе и провинции: в Беларуси различие между мегаполисом и деревней минимальное, почти незаметное. Во всяком случае, таково было мое первое визуальное впечатление о внешней стороне деревенской глубинки.

Я то и дело сновал между городом и деревней, и видел на остановках людей, по внешнему виду ничуть не отличавшихся от горожан: модная, аккуратная одежда, современные стрижки и прически, обходительные манеры.

Я вспоминал свою родную Украину или знакомую мне Россию с их очевидной, непреодолимой пропастью между городским и сельским, между урбанистической и провинциальной ментальностью и тем, что на поверхности, и не мог надивиться.

Мимо мелькали колхозные коттеджи с бордовыми крышами, ровненькие, словно нарисованные цветными карандашами, поля, работающая на них иностранная техника. Помню, как я удивился, когда в наше село, буквально в ста шагах от дома, прибыл-прилетел неведомый инопланетный корабль ярко красного цвета. Алое чудище – не то комбайн, не то еще что – тихонько мурлыкало, ползя по полю наподобие гигантского майского жука, а инопланетянин в его кабине, под компьютерным климат-контролем в тридцатиградусную жару, знал себе нажимал на кнопочки, управляя эти послушным монстром. Зрелище поистине было увлекательное!

Маршрутные такси и автобусы прибывали и убывали тютелька в тютельку по расписанию. Если на колхозной остановке, на которой стола только одна древняя бабушка, было написано 12:52, то это означало, что автобус подойдет именно в 12:52, а не в 12:53.

Мой тесть на сэкономленные за долгие годы деньги купил квартиру в двухэтажном домике и за короткий срок ее оформил. Купил себе участок земли, где по извечной белорусской традиции тут же посадил бульбу и впридачу сарайчик для свиней и курочек.      

Мою пятилетнюю дочь тут же приняли в детский сад, выделив ей новую кроватку и шкафчик для одежды, а мне на память приходили рассказы моих бывших соотечественников, вернувшихся кто в Россию, кто на Украину, о том, как они не могут устроить ребенка в школу или детсад – требуют многочисленные справки или мзду.

На вопрос «Чем вас кормили на обед» она неизменно отвечала «Курицей или котлетой». Иногда придя за ней раньше обычного, я имел возможность понаблюдать, как с ними занимаются воспитатели. Уже тогда, в детском саду, она начала изучать английский язык, а на новогодней елке наизусть прочитала длиннющее стихотворение, за что получила первый приз.

Ее воспитательница, молодая женщина с модной стрижкой и продвинутыми взглядами,  с радостью заставляла думать о том, как все замечательного у моего ребенка и в ее детском саде вообще.

Я же подумывал заняться поиском работы, но особо с этим мало приятным занятием не торопился. Мне казалось, что со своим опытом, добросовестностью и знанием трех иностранных языков мне еще успеется надеть на себя хомут извечной рабочей клячи, чтобы вскорости от всего устать.

Первые дни в стране были безоблачны и наивны. Был август месяц. Светило теплое солнце. В кармане еще была пара монет. Полное, объективное и в какой-то степени трагическое понимание окружающего нового мира, со всеми его несовершенствами и трудностями, с его несправедливостью и каждодневной дурью, придет позже. А пока все было хорошо. И хотелось надеяться, что так будет всегда.


БелАруСкий характер


Приступая к описанию белорусского характера, его особенностей и характерных черт, в начале стоит сказать, что белорус – далеко не русский, живущий западнее Смоленка, как принято думать многими. Между типичным русским и белорусом не так уж много общего, а порой и вовсе нет ничего.

Побывав первые несколько раз в России и пообщавшись с русским человеком, я был удивлен тем, как не похож телевизионный образ россиянина и его оригинал. Если постараться нарисовать портрет среднего россиянина – русского, то получится, на мой взгляд, приблизительно следующее попурри: рост средний, порой и того ниже, телосложение кряжистое, переходящее в полноту, татарские скулы, такие же глаза, бледно-голубые или карие, волосы любые – от соломенно светлых до черных как смоль, нос либо маленький, приплюснутый по-монгольски, либо картошкой, крупный, но редко правильной римской или греческой формы. Конечно, к северу, например, в Питере, среднестатистический россиянин выглядит несколько иначе – и повыше, и «поблондинестее», так сказать, но «в среднем по стране», думаю, портрет будет приблизительно таким. То есть, не ищите киношных героев с правильными чертами лица в российских городах. Вы их, вряд ли увидите. Помнится, оказавшись в Российском консульстве в Бресте, я был поражен именно этой неточностью физического образа, представлявшегося мне раньше. Ощущение было, что там, в консульстве, работали представители татарского и бурятского народов: такие они были черненькие и неказистые.   

Настолько, насколько русская кровь разбавлена монголо-татарской, настолько же белорусская разжижена польской и литовской. Особенно это ощутимо в том месте, куда меня забросила судьба, а именно в Гродно, что на самом западе.

Надо сказать, что, несмотря на свою немногочисленность - всего в десять миллионов, белорус белорусу – рознь. Как внешне, так и внутренне, по менталитету, поведению, нравам.

Например, типичный гроднинчанин, как здесь говорят, - хотя мне все время хочется сказать именно гроднинец, - издали напоминает немца (до Германии от Гродно всего ничего, Польшу перепрыгнуть). Среди жителей Гродно много представителей нордического, астенического типа. Рост высокий, черты лица довольно правильные, глаза светлые, большие, нос прямой.

Темперамент явно прибалтийский, с этаким эстонским флером, то есть медлительный, неторопливый, даже грустный. Влияние Прибалтики здесь чувствуется, как нигде. Машины по улицам, я бы сказал, величаво проплывают, со скоростью сорок, максимум шестьдесят километров в час. На окраинах города скорость движения достигает космической - восьмидесяти километров.

Речь гроднинчанина тиха и нетороплива (если вам встретится тот, кто тараторит без остановки, мешая в кучу падежи, суффиксы и рода – знайте, перед вами скорее всего не коренной гроднинчанин в седьмом поколении проживающий здесь, а представитель юга страны), и изобилует уменьшительно-ласкательными суффиксами, где надо и не надо. Например, мой особо вежливый коллега по работе общается с клиентами следующим образом: «Я вам оставлю телефончик, по которому вы позвоните водителю машинки, после чего мы осуществим отгрузочку». Убери из речи гроднинчанина все эти «телефончики, машинки и отгрузочки» и скажи обычно «телефон, машина, отгрузка» и речь для уха гроднинчанина уже будет «грубоватенькой». Впрочем, такая лингвистическая «нежность», в той или иной форме, характерна скорее для всех белорусов.

Среди гроднинцев, после непосредственно белорусов, второе место по численности занимают поляки. По-польски, как когда-то, они уже не говорят, но по поведению, манере держаться и разговаривать гродненского поляка от гродненского белоруса все же можно отличить. Сами белорусы говорят про поляков: осторожные и жадные. Не берусь утверждать, что это именно белорусские поляки, но именно с «осторожными и жадными» мне то и дело приходится сталкиваться.

У многих гроднинцев, на мой вкус, красивые, благородные фамилии и имена. Много среди них Святославов, Владиславов, Генрихов и Генриков, Ядвиг и Данут.

Если двинуться на юг, к Бресту, в Полесье, то там вы ощутите влияние южной соседки Беларуси – Украины. Когда я впервые попал в Брест, я был одновременно неприятно и приятно удивлен. Глазу предстала знакомая украинская небрежность и даже легкая, плохо скрытая метлами и вениками, замусоренность. От вида дорог и тротуаров сердце радостно застучало: родные ухабы и колдобины! И речь! Громкая, смачная, с украинским говорком. Вместо белорусского «гэта» - «это», слышалось родное «це». Там и сям «шокали» и «гэкали». Вот на вокзале какая-то дородная тетя в хустке (платке) по-украински, казалось, не только своей соседке, но и всему залу ожидания, ничуть не тушуясь, рассказывала про какую-то «дурну жинку, шо заболела». А вон по улице пошла ватага шумных подростков. Они звонко смеются, кидаясь всем телом то влево, то вправо, ударяют себя ладонями по коленям, показывая, как им весело, запрокидывают головы, и снова звонко смеются. Вот ко мне подходит какой-то бродяга и жалостиво просит сначала прикурить, потом денег опохмелиться, потом еще что-то. Все это, конечно, можно видеть и в Гродно, но все же для Гродно это не типично. А здесь, в Бресте, у меня слегка кружится голова. Я снова, словно прикасаюсь к своей «нэньке-Украине». Я вновь, словно окунаюсь в детство. 

Внешне брестчане, как и сами украинцы, слегка подпорчены и выглядят не столь благородно, как те же гродненцы. Хватает и носов-картошек, и по-украински фактурных, с животами, апоплексического вида мужей. И легкая небрежность в одежде, в манере разговора, в поведении. Много фамильярности. Хотя фамильярность, небрежность в одежде и шумность то и дело переходят, возвращаются в знакомую «тихость», медлительность и аккуратизм. Ну, а затем снова: шум и гам, звонкий хохот и кем-то оброненное смачное словцо.

Далее на восток белорусская, знакомая многим, «типичность», возрастает кратно. Лица рустикальны, руки крестьянские, манеры простые. Западная, с претензией на благородство, «польскость», постепенно выветривается от близости к России. Женщины естественны, живы и улыбчивы. Мужчины просты в общении, разговорчивы и наивны. Впрочем, по витебчанам, могилевчанам и гомельчанам я не специалист. Могу судить лишь постольку поскольку, поверхностно и без глубокого знания предмета.

А вот минчан могу описать не хуже брестчан. Про минчан гродненцы говорят не очень нежно – «колхозники». Не знаю, насколько это верно, но среди жителей Минска городской лоск, некая надменная манера держать себя, чувство преимущества жителя столицы перед всеми остальными, как это чувствуется, например в государстве-Москве, действительно как-то не ощущается.

На фоне столичного хай-тека, высотных зданий и неоновой рекламы в центре – конечно, на скромный белорусский манер, - коренной минчанин выглядит несколько потерянно и серо. Женщины умеренно элегантны. Мужчины умеренно неэлегантны. Все несколько пасмурны и грустны. Впрочем, что до меня, оно и к лучшему. Все-таки любой белорус, и минчанин, в том числе, достаточно вежлив и обходителен для любого приезжего, а это, на мой взгляд, лучше, нежели высоко задранный нос и пренебрежительная манера по отношению к своим соплеменникам. 

Всякий раз, путешествуя автобусом на работу, я невольно отмечаю про себя славянскую, с легким нордическим оттенком – уже «оттуда», ладность белорусского мужчины. Нет-нет, женщины не менее, а то, в пропорции, и более красивы, нежели мужчины, но мне все же отчего-то замечаются правильные черты именно мужского облика. Высокий, чистый лоб, который так и хочется назвать «чело», ясные, «невиноватые» глаза, часто глубокого синего цвета, прямой, правильной формы нос. Если в украинском мужчине, где-нибудь в провинции, в глаза бросается именно корявость, неотесанность всей фигуры, а в российском некая небрежность, неаккуратность и разбавленность десятками других кровей, то в белорусском мужчине чувствуется, как говорят, порода. Цельность и ладность. Если где и сохранилась простая славянская мужская красота, то это в белорусском мужчине.

В женщинах же я бы, в первую очередь, отметил не физическую красоту, а элегантность. Городская белоруска знает толк в одежде, имеет вкус и умеет хорошо одеваться. У нее может не быть ног «от ушей», и ее комплекция не позволит ей облачиться в модные тесные брючки по последнему писку, но зато она знает толк во всяких изящных шарфиках и платочках, бижутерии и макияже. Как сказала одна моя знакомая у белорусок «плавная красота». Не броская – как у украинок, например, а плавная. Наверное, так и есть.

О белАруСкой колбасе

Наверняка, как Бах посвящал свои шедевры новомодному кофе, а Гоголь писал о варениках и галушках, можно и нужно было бы выразить свое восхищение белорусской колбасой. О, белорусская палендвица! О, белорусская, пальцем пиханная колбаса! О белорусский зельц! Как милы вы моему желудку! Как нежно ласкаете вы вкусовые сосочки моего языка! Как истекают слюнками мои ненасытные уста при виде вас! О, белорусские мясокомбинаты! Слава вам во веки веков!

И действительно, нигде я не ел столь вкусных, мастерски приготовленных мясных «вырабау», как в Беларуси. Я привычно думал, что мои земляки украинцы знают толк в «ковбаске» и умеют ее готовить. Куда там! Им далеко до прилежных белорусских колбасников. Или же я полагал, что и в России колбаса не так уж дурна. Где там! Попрактиковавшись на белорусской колбасе, язык безошибочно определяет наличие крахмала и сои в российской колбасе и отказывается ее принимать, становясь во рту колом. Колбаса в Евросоюзе – также не поймешь. Вроде и вкусно и обертка красивая, а ощущение всякой химической гадости, колбасной бутафорности, ненастоящести, все же остается.

Зайдите в любую белорусскую мясную лавку. У-у-у… Глаза побежали в разные стороны. Правый – направо. Левый, негодник, - налево. И поскакали по прилавкам, по прилавкам. «Докторская», «Московская», «Краковская». «По-варшавски», «по-берлински», «по-гродненски». Вареная, варено-копченая, сырокопченая. Из курицы, утки, индейки, свинины, говядины, конины, лосины. Зельц, солтисон, фляски. И много-много другой – не перечесть.

Палендвица. Тебе я песнь свою пою, о палендвица! Когда я впервые попробовал это мясное кушанье, я влюбился в него, не зная, ни как оно зовется, ни из чего готовится. Деревенские, полупрозрачные, с янтарным отливом на срезе мясные кружочки, которые, недолго поиграв на солнце, тают во рту, оставляя там навсегда свой нежный вкус и вечную жажду побыстрее вкусить еще. Еще! Еще! И еще! Пока не опустеет тарелка. Пока не принесут еще! Пока не сможешь вздохнуть! 

Палендвицу готовят из околопозвоночных продольных кусков свинины. Режут их длинными полосами, натирают солью и специями и каким-то образом вялят. Способов приготовления палендвицы, как минимум, десятки, вплоть до того, что куски мяса вешают за холодильник, где потеплее. Что интересно, палендвица и сало здесь имеет свой характерный привкус, привкус трав и еще чего-то, который я не встречал больше нигде. Вроде, ну колбаса и колбаса. Эта лучше, та похуже. Но вроде вкус-то похожий. А у белорусской палендвицы он не похожий ни на что.

И сало здесь недурственное. Не то - что в вакууме. А то, что «живое». Немножко привяленое, травками натертое, в свете прилавочных ламп сияющее. Его сиятельство Сало! Сальце! Салушко! Толстый, как из снега чистый, белый слой и тоненькая, цвета коньяка, мясная прослоечка. Снова снег и коньяк. Снег и коньяк. Так и просится в рот, так и просится.

А пальцем пиханная колбаса, как ее зовут сами белорусы?! Это же симфония вкуса! Элегия вкусовых рецепторов! Радость глаз вечером после трудного дня! Особенно если кусочки мяса в «пиханке» мягкие и тают во рту. Потому что бывает и «жесть». Но даже она счастливо принимается утомленным всевозможной химией желудком, ибо понимает он, бедненький, что это все натуральное, ему на благо.

Моя мама, приехав ко мне с Украины, влюбилась в зельц. Пропала, как девчонка! Я сам до тридцати годов и понятия не имел, что такое слово в природе существует. Вроде немецкое. Родом, вроде из Польши. Но в Польше то, знамо дело, почти все хорошее из старушки-Германии. Готовится зельц из субпродуктов. То есть, из мяса свиных голов, ушей, рылец. Иногда туда же входят печень, легкие и сердце. Но это уже скорее другая ода получится - больше солтисону. Так вот, все это «свинское дело» упаковывается в натуральную оболочку (иногда желудок, иногда еще что), минимум красителей – все сероватого цвета, и минимум другой дряни, которую так любят фальшивоколбасники. Стоит зельц раз в пять дешевле хорошей колбасы – а как же! Всего лишь «мясо свиных голов»! Но из этого увесистого мясного батона на тебя глазами смотрят куски, - кусищи-  мяса, а не пялится стыдливо соя или туалетная бумага! Гродненцы зельц не очень жалуют. Как же, всего лишь «мясо свиных голов», а не грудка или позвоночная нежная часть! Так и говорят: «А, зельц. Пойду лучше «пиханку» купляць».

На мой вкус, колбаса – это лучшее, что есть в белорусском характере. Перед белорусской терпеливостью, или как здесь говорят «памярковнасцью», трудолюбием и миролюбием, перед всей боевой мощью белорусских пограничников, ракетчиков и моряков, я бы все же предпочтение отдал бы белорусской колбасе. Потому что она – поистине народное достояние белорусских людей.