Театр твоей души

Погорелый театр – печальное зрелище.
Да не зрелище вовсе. Насмешка вслед.
А ведь только вчера Арлекино пел еще,
Собирал в карманы горсти монет.

Накануне ж только плясали дамочки,
Сколько драм и комедий поставил ты.
От улыбок на лицах бывают ямочки
Небывалой, восторженной красоты.

А твои трагедии, чем печальнее,
Тем прекрасней мимика, жесты, стать.
Тем тебе созвучней и музыкальнее
Удавалось пьесы свои писать.

Твой театр очень любили зрители!..
Да чего греха таить… не любили.
И в гримерке – скромной твоей обители
Твою душу рваную все забыли.

Веселились, плакали, восторгались.
Ты все думал – вот же, ну вот оно!
А они с актерской игрой… игрались.
Где ты сам?? "Не все ли равно...".

Ты все бросил, актеров, шутов,
Разорвал сценарий, забыл что знал.
Ты прогнал видения ярких снов
И ступил на пустую сцену. В зал.

Пустота, тишина, темнота вокруг.
Ты поставил точку и ты один.
Желтый луч прожектора вспыхнул вдруг,
Обнажил лицо твое, прядь седин.

Ты признал теперь это: "Я ничтожество"
Это был не ты, а твои актеры.
Все слова и фразы, которых множество.
Для себя ты сам становился вором.

Воровал обрывки своей души,
Ведь ее никто не видал как Есть.
Ты боялся правды, боялся Жить.
И любовь тебе заменяла лесть.

Но теперь ты стоек и ты познал:
Потеряешь все – обретешь вдвойне.
И теперь мы знаем – ты воевал
На своей же личной, святой войне.

Главный бой закончился, пусто поле,
Оно им невидимо, все - внутри.
Отыграл последние ты гастроли,
И толпа направилась вон, к двери.

Только видишь в море похожих кресел,
На тебя глядит пара дивных глаз,
Ей неважно грустен ты или весел,
И какой поведаешь ей рассказ.

"Неужели кто-то еще остался?!
Уходи, конец. Я уже не играю!"
Так по-детски трепетно растерялся,
И ответил голос: "Теперь я знаю
Тебя. Любимый"