1-е интервью с н. солженицыной the conversation of

On its earth

THE CONVERSATION OF CONSTANTINE IS CEDAR WITH NATALIA [SOLZHENITSYNOY]

“Izvestiya” of № 121, on May 25, 1992.


- To me as to many people, was very well memorized your statement in the days of dispatch from the country in 1974. It transferred then through [glushilki] many radio stations. “To carry out this pain gives only faith - we will return. I do not know, when and as, but I believe solidly”. Now, when preliminary sensation did happen, what feelings you do experience?

[N].[S]. - statement was made here, but voice my sounded already from there. This was my farewell, which I extended in samizdat in two days before the departure. Then this sounded irrationally, but actually we have complete confidence, that we will return; and now many indicate that they memorized this statement, but in this case thought “well and naive people…”. But we actually believed. Is harder than all Alexander [Isaevich]. In me the hope began to disappear at the beginning of the 80th. Afghan war already went on. I felt, as everything [zaledenevaet], but it always believed that it will return. Not only by the books, but it is simple
by feet.

- Presentiment happens, glory to god. But that you do think about the present days? Were in you this b conversations with a. i.?

[N].[S]. - about the present time we speak daily. A feeling such - communism collapsed, not” that sense, that greater it does not exist on our earth. It collapsed as idea. The dates of Soviet communism will be 1917-1991- y. So we think, so we feel. However, still for long in the middle link and on entire space of the country it will manage, not only spoil to people life, and it is simple not to give to them to go forward. As idea it collapsed as system, but as a real way of life of the huge number of people, it, of course, still will be
for long. And years will be very heavy. This is undoubted. However, it is easier than it is earlier. It is simple
because the vector was replaced. We nevertheless are selected from the abyss. Here is this difficult optimism.

- This, perhaps, general sensation, with which we all live, “difficult optimism”.

[N].[S]. - well is noticeable, because nevertheless we are far in Vermont, and if estimations coincide, then to us this is joyful.

- Nevertheless there is something wonderful in the very fate of Solzhenitsyn. Cancer, fatal poison the KGB - everything proved to be powerless, it subdued all. How you do think, and it is possible to hope that in the entire country the totalitarianism will succeed in subduing, how it was possible to subdue for Solzhenitsyn this fatal poison?
[N].[S]. - it is undoubted. I did not only call this totalitarianism. Situation can be aggravated at some moments, but there is no literal suppression by authority already. And here are you, and your newspaper - is better to that guarantee. When there is at least this, yet not complete, but already sufficiently [razlivistaya] freedom of press, totalitarianism be it cannot. There is no total possession of body and by the soul of citizens. Certainly, in the province - the people in the authority of old are much more than here, but nevertheless this no longer totalitarianism. So that none
there are no doubts, that we this will overcome. Although this will be, possibly, for long and it is difficult, and Alexander [Isaevich] says that, perhaps, he will not live of up to bright years of Russia. Well who knows?

- We will nevertheless hope that it will live.

[N].[S]. - we will hope. We, as it seems to us, reasonably see those gravity, which still will above us prevail.

- Here already and ripened the question, which asserted itself even at the beginning. How Alexander [Isaevich]'s health?

[N].[S]. - good. For the man, who first warred entire war, then survived prison, camp, then cancer, then single combat with the system, for the man with this fate the state of his health almost wonderful; and fitness for work is very high. It works 14 hours in the day, the almost dual workday. And so daily.

- Yes, in Russia so work, alas, few. Increasingly more they complain about life and difficulties of existence. But above how does work now a. i.?

[N].[S]. - this and research work, and end of those things, which were before begun, but were not finished on the conditions of life of sufficiently stormy, with the sudden and [nedobrovolnymi] turnabouts. A. i. has the things, which were begun and postponed,
for example, for “the archipelago”. The row of such manuscripts it must finish, and some buddings from “red wheel” now in such stage, which to throw them would be inadmissibly. And here works each day on 14 hours, here narrower there are many years. And
this is maintained. Therefore, health is allowed.

- I know that also you participate in this work.

[N].[S]. - yes, to us both helps to manage the mountain of material that we both mathematics. According to the fact that material the enormous and in order to organize it and effectively to use, must be known how still and classified, and placed it on the accurate places. Even purely physically to place.

- Which does leave in the press as a result of this titanic work?

[N].[S]. - here let out the already 20 volumes of collected works a. i. A two additional series of the historical books. One edits a. i. and, etc I treat i. this - “studies of the newest Russian history”, left already 9 books. But in a series of memoirs (“All-Russian memoirs library”) about entire terrible, which is experienced by Russia in this century, only of 11 books, and leaves the 12th.

- This I not is antiquated. It is however strange, each time you are convinced that population still
it very badly represents depth and scales of the atrocities of Communist regime. Some still think that these are only the separate gloomy episodes of great and just cause, and in no way they can understand that only atrocities were…

[N].[S]. - we greatly hope that we will succeed in republishing in Russia that left abroad, A
then we want to propose these a series on the native land to continue. Indeed here treasures are stored in people in the manuscripts.

- Well and the central objective of your arrival?

[N].[S]. - my arrival - this beginning of our return.

- Optimist they say: Solzhenitsyn will return. Skeptics understand, as this complicatedly and they doubt.

[N].[S]. - well, these are the simply attentive and inattentive readers of Solzhenitsyn. Those, who it read, I even do not say “red wheel”, well, “calf”, let us say, those, of course, understand, that Solzhenitsyn will return.

- What must be done for this it is concrete?

[N].[S]. - it is here must still several to assume building blocks. Here into this arrival it is necessary to legalize “Russian public fund” in Russia. This of the first creation a. i. immediately after dispatch of the country. The first, that it made in the expulsion, officially transmitted all fees from the publication “of archipelago GULAG” in all languages, in all countries forever and forever into this fund. Then we lived in Switzerland, and fund - official organization, acknowledged as Swiss government. It has two tasks: to help physically to survive the victims of the gulag of those days and other, cultural.

- Today aid to the victims of gulag in Russia more than is urgent. Former prisoners the log
the yard also of prisons it is now frequently doomed to the half-starving vegetation.

[N].[S]. - quite right! But then we could be occupied only by those, who sit. They helped their wives, parents, children. But now we for the first time can ourselves allow to help the former victims of gulag. All cannot be, of course, helped. We first of all help [dolgosidchikam], that, who sat both in the Stalinists and in the Brezhnev camps.

- Really and now there are obstacles in the official acknowledgement of the activity of this fund in Russia?

[N].[S]. - situation is thus far paradoxical. Russian, writer wrote the book about sufferings of millions in his country. It returned all incomes from this book to the victims of violence, and this fund was not acknowledged thus far only in one country, in Russia. There is no procedure of [priznavaniya] of western funds.

- Well directly as in England, where the precedent sometimes has the force of law. That we after the country!
There is nothing poor in the world, that did not adopt we in the worst version…

[N].[S]. - there is in me another matter. I want to be introduced to the work of the literary representation of Solzhenitsyn, which so good sheltered the house of the sea-scape Of [tsvetaevoy] in Moscow. Here we with you sit in this excellent house, I here for the first time, and we very
they are grateful to museum!

- About the family matters we so did not have a talk.

[N].[S]. - with me arrived three sons, you here saw two. Children are adult. How by them it will seem in Russia? This is very important for us. [Ermolay] and [Stepan] of [nebyli] here not to time. For them this first acquaintance with the native land. And this is thing, you know, mysterious. Certainly, we tried to grow them by Russians, with the Russian language, with the love for the Russian culture; but indeed to love you will not order. Love cannot be grown. It succeeded or did not succeed - I do not know. Here let us see.

- Yes, this question in many arose immediately after your expulsion, when you addressed
on the children. Is it possible in other country to grow man by Russian?

[N].[S]. - tried. Language in them is free in all, and not only is oral. They learned to read in Russian, before send into the English school.

- You do intend to return by entire family?

[N].[S]. - solidly the discussion deals with Alexander [Isaevich]'s return, my and my mom.

- A children?

[N].[S]. - they will solve themselves. We hope that, after finishing instruction at the universities, they sooner or later will return everyone.

- On this does depend your return?

[N].[S]. are not. Our return - question solved.

- Where you do intend to live?

[N].[S]. - [A].[I]. does not can and does not want to live in the city. It is necessary to search for something after the city, it is necessary to say that I in the deep confusion from. this task. Any I am not buyer on the storage and all the more not the buyer of houses. I feel itself well, when here i have a room and it is necessary in it to arrange the books and plates. This - I understand; and to here purchase house - for me task is very difficult.

- I nevertheless is some periods, in which you would want to be packed with this difficult matter?

[N].[S]. - this is very complicated. Enormous archive, its publishing house and library, and, as competent people explained to me, to find the house, which all this will contain without the completion, is practically impossible.

- It does mean, it is necessary to build?

[N].[S]. - can be, I do not know. Generally, to our return Alexander [Isaevich] must finish all things initiated. If he does not complete them in America, they then will remain unfinished. This is impossible for the writer, this as child its to kill. Not only because here the life will begin entirely another, and he wants so that it would be another. He wants to reconstruct entire way of life, after arriving here. A. i. is assembled to anywhere be a candidate, not to occupy any post, but wants much to associate with the people. In America for its research works - ideal conditions, it will sharpen that
it uses international interlibrary exchange.

- A perhaps it cannot be to them use in Russia?

THERE ARE NO [N].[S]. - unfortunately. Russia they do not enter into this interlibrary network. Now a. i. can obtain literally any book, it is more frequent in the form microfilms, from any point of the terrestial globe. It in general experienced never this happiness. It is necessary to see its face, when it obtains the expected books. But here even [Leninka] conks out. This is why, when they ask me about the recurrence time, I answer, that I would be happy share with periods with all, but to answer this thus far do not can not only I, but even a. i.

- Which does mean return for Solzhenitsyn?

[N].[S]. - it considers that this passage will be the latter in its life. Probably, it rights. And this passage must be it is serious prepared. Indeed for entire its life this there will be only second
the voluntary and desired displacement.

- A were such all others?

[N].[S]. - yes almost everything - forced or directly forced. War, prison, camp, reference, even two: in the 50th years, and then into the 70th. has it the glad return from Kazakhstan to average Russia in 1956. It indeed from the south, but always dreamed to live in average Russia. I have in mind, of course, not simple passages, changes of addresses, but change of states. And one additional change is here for it now in prospect. Happy despite the fact that he clearly understands, as this will be difficultly and it is everyday, and physically. We wait this as some internal holiday accomplishment.

- We will hope that so it will be. The life is difficult, but in is its own way interesting.

[N].[S]. - it and the there interesting: but the fact is that, gains in the expulsion, after seeing in the West much remarkable, and after growing there sons, nevertheless here I to you will say that
man must live on the native land. This state is normal, is natural. But if it leaves, then already better let he becomes foreigner.

-. Until now this succeeded no one of the writers. Even [Nabokovu] with its “[aglitskim]”
by training.

[N].[S]. - we this did not make consciously. And they tried from this to safeguard children. The majority of emigrants has children already foreigners. Here our children, on the happiness, no.

- You have a hereabout orthodox temple?

[N].[S]. - even two, but service in both goes in the English. We the only Russians
in entire arrival, except the family of priest. But we have the house church, in which they sometimes serve in Russian, but this is rare, unfortunately.

- A us it here now and then seems that all goes terribly slowly, some circle of endlessness.

[N].[S]. - I us from Vermont seems that everything is criminally slow. The years of reconstruction - this is the dry shooting of the country. It is how long lost - generally it was not it, only the KGB it was reconstructed.

- The KGB it was reconstructed?!

[N].[S]. - they - “were reconstructed”. They were strengthened, were strengthened, well they were adapted. So that generally they the country still manage, certainly.

- Nevertheless what your strongest first impression?

[N].[S]. - this question for me unaware, because the first moment for me yet did not pass. I still food from the airport. What me actually struck - this exactly not of change, but on the contrary, recognition. And still face. Faces actually relatives. Here you do not understand: 18 years you live among the Anglo-Saxons. And people excellent around us in Vermont, we with them are friends. But here, beginning from the airport, people, which I do not know, simply I see into the window - entire contract, well to what the native persons. Dears. There is and contrary, and nevertheless its.

- “I the smoke of the fatherland to us [sladok] is pleasant”?

[N].[S]. - I - among its. This does not mean that I am moved. I simply say that man must live on the native land. Natural happy state - to live, where is past childhood. Let to drive, where it is convenient, and to live on the native land.

- You did note the crosses, restored on the temples?

[N].[S]. - well, certainly! Tomorrow Sunday, let us go into the church, on our earth. To us there is for which god to thank.

- I this consider as miracle.

[N].[S]. - this is undoubted miracle, but miracle - is that the fact that in the life always occurs. And problem not in the fact that there are no miracles, but in the fact that we does not see them, we curtain from them.

- All believed to regularity, and they proved to be invented. But believe- that was in
miracle. Were no matter how formed events further, to see you on the native land for us happiness.

[N].[S]. - A for us - happiness.



© Copyright: Constantine [Kedrov], 2009
Evidence about the publication of №1912025229
The list of the readers/version for the press/to place announcement/to state about the disturbance guided
Reviews


На своей земле

БЕСЕДА КОНСТАНТИНА КЕДРОВА С НАТАЛЬЕЙ СОЛЖЕНИЦЫНОЙ

«Известия» № 121, 25 мая 1992 г.


— Мне, как и многим людям, очень хорошо запомнилось ваше заявление в дни высылки из страны в 1974 году. Его передавали тогда сквозь глушилки многие радиостанции. «Вынести эту боль дает только вера — мы вернемся. Не знаю, когда и как, но верю твердо». Сейчас, когда предощущение сбылось, какие чувства вы испытываете?

Н.С. — Заявление было сделано здесь, но голос мой звучал уже оттуда. Это было мое прощание, которое я распространила в самиздате за два дня до отъезда. Тогда это звучало иррационально, но действительно у нас была полная уверенность, что мы вернемся; и сейчас многие говорят, что они запомнили это заявление, но при этом подумали «ну и наивные же люди...». А мы действительно верили. Тверже всех Александр Исаевич. У меня надежда начала пропадать в начале 80-х. Уже шла афганская война. Я чувствовала, как все заледеневает, но он всегда верил, что вернется. Не только книгами, а просто
ногами.

— Предчувствие сбывается, слава Богу. А что вы думаете о сегодняшних днях? Были у вас б этом разговоры с А. И.?

Н.С. — О нынешнем времени мы говорим ежедневно. Чувство такое — коммунизм рухнул, не » том смысле, что его больше нет на нашей земле. Он рухнул, как идея. Даты советского коммунизма будут 1917—1991-й. Так мы думаем, так мы чувствуем. Однако еще долго в среднем звене и по всему пространству страны будет хозяйствовать, не только портить людям жизнь, а просто не давать им идти вперед. Как идея рухнул, как строй, но как реальный образ жизни огромного числа людей, он, конечно, еще будет
долго. И годы будут очень тяжелые. Это несомненно. Однако легче, чем раньше. Просто
потому, что вектор сменился. Мы все-таки выбираемся из бездны. Вот такой трудный оптимизм у нас.

— Это, пожалуй, общее ощущение, с которым мы все живем, «трудный оптимизм».

Н.С. — Ну замечательно, потому что все-таки мы далеко в Вермонте, и если оценки совпадают, то нам это радостно.

— Все-таки есть что-то чудесное в самой судьбе Солженицына. Рак, смертельный яд КГБ — все оказалось бессильным, все он переборол. Как вы думаете, а можно надеяться, что во всей стране тоталитаризм удастся перебороть, как удалось перебороть Солженицыну этот смертельный яд?
Н.С. – Несомненно. Я бы только не называла это тоталитаризмом. Ситуация может обостряться в какие-то моменты, но буквального подавления властью уже нет. И вот вы, и ваша газета — лучшее тому поручительство. Когда есть хотя бы такая, еще не полная, но уже довольно разливистая свобода прессы, тоталитаризма быть не может. Нет тотального владения телом и душой граждан. Конечно, в провинции — люди во власти старого гораздо больше, чем здесь, но все равно это уже не тоталитаризм. Так что никаких
сомнений, что мы это превозможем, нет. Хотя это будет, возможно, долго и трудно, и Александр Исаевич говорит, что, быть может, он и не доживет до светлых лет России. Ну кто знает?

— Будем все же надеяться, что доживет.

Н.С. — Будем надеяться. Мы, как нам кажется, здраво видим те тяжести, которые еще будут над нами довлеть.

— Вот уже и назрел вопрос, который напрашивался еще в начале. Как самочувствие Александра Исаевича?

Н.С. — Хорошее. Для человека, который сначала воевал всю войну, потом пережил тюрьму, лагеря, потом рак, потом единоборство с системой,— для человека с такой судьбой состояние его здоровья почти чудесное; и работоспособность очень высока. Он работает 14 часов в день, почти двойной рабочий день. И так ежедневно.

— Да, в России так работают, увы, немногие. Все больше жалуются на жизнь и трудности бытия. А над чем трудится сейчас А. И.?

Н.С. — Это и исследовательская работа, и окончание тех вещей, которые были прежде начаты, но не окончены по условиям жизни довольно бурной, с крутыми и недобровольными поворотами. У А. И. есть вещи, которые были начаты и отложены,
например, ради «Архипелага». Ряд таких рукописей он должен закончить, и некоторые отпочкования от «Красного колеса» сейчас в такой стадии, что бросить их было бы недопустимо. И вот работает каждый день по 14 часов, вот уже много лет. И
выдерживает это. Стало быть, здоровье позволяет.

— Я знаю, что и вы участвуете в этой работе.

Н.С. — Да, нам обоим помогает справиться с горой материала то, что мы оба математики. По тому что материал огромный и, чтобы организовать его и эффективно использовать, надо уметь еще и классифицировать, и положить его на верные места. Даже чисто физически поместить.

— Что выходит в печать в результате такой титанической работы?

Н.С. — Вот выпустили уже 20 томов собрания сочинений А. И. А еще две серии исторических книг. Одну редактирует А. И., а другую курирую я. Это — «Исследования новейшей русской истории», вышло уже 9 книг. А в серии мемуаров («Всероссийская мемуарная библиотека») обо всем страшном, что пережито Россией в этом веке, всего 11 книг, и выходит 12-я.

— И это не устарело. Как ни странно, каждый раз убеждаешься, что население все еще
очень плохо представляет глубину и масштабы зверств коммунистического режима. Некоторые все еще думают, что это лишь отдельные мрачные эпизоды великого и правого дела, и никак не могут понять, что только зверства и были...

Н.С. — Мы очень надеемся, что нам удастся переиздать в России вышедшее за рубежом, а
затем хотим предложить эти серия на Родине продолжить. Ведь здесь сокровища хранятся у людей в рукописях.

— Ну а главная цель вашего приезда?

Н.С. — Мой приезд — это начало нашего возвращения.

— Оптимист говорят: Солженицын вернется. Скептики понимают, как это сложно и сомневаются.

Н.С. – Ну, это просто внимательные и невнимательные читатели Солженицына. Те, кто его прочел, я даже не говорю «Красное колесо», ну, «Теленка», скажем, те, конечно, понимают, что Солженицын вернется.

—Что нужно сделать для этого конкретно?

Н.С. — Здесь надо еще немало положить кирпичиков. Вот в этот приезд нужно легализовать «Русский общественный фонд» в России. Это первой детище А. И. сразу после высылки из страны. Первое, что он сделал в изгнании, — официально передал все гонорары от издания «Архипелага ГУЛАГ» на всех языках, во всех странах безвозвратно и навсегда в этот фонд. Тогда мы жили в Швейцарии, и фонд — официальная организация, признанная швейцарским правительством. У него было две задачи: помочь физически выжить жертвам тогдашнего ГУЛАГа и другая, культурная.

— Сегодня помощь жертвам ГУЛАГа в России более чем актуальна. Бывшие узники лаге-
рей и тюрем теперь часто обречены на полуголодное прозябание.

Н.С. — Совершенно верно! Но тогда мы могли заниматься только теми, кто сидит. Помогали их женам, родителям, детям. А сейчас мы впервые можем себе позволить помогать и бывшим жертвам ГУЛАГа. Всем, конечно, помочь невозможно. В первую очередь помогаем долгосидчикам, тем, кто сидел и в сталинских, и в брежневских лагерях.

— Неужели и сейчас есть препятствия в официальном признании деятельности такого фонда в России?

Н.С. — Ситуация пока парадоксальная. Русский, писатель написал книгу о страданиях миллионов в своей стране. Отдал все доходы от этой книги жертвам насилий, и этот фонд не признан пока только в одной стране, в России. Нет методики признавания западных фондов.

— Ну прямо как в Англии, где прецедент подчас имеет силу закона. Что мы за страна!
Нет ничего плохого в мире, что бы не переняли мы в наихудшем варианте...

Н.С. — Есть у меня и другое дело. Я хочу познакомиться с работой литературного представительства Солженицына, которое так добро приютил Дом Марины Цветаевой в Москве. Вот мы с вами сидим в этом прекрасном доме, я тут впервые, и мы очень
благодарны музею!

— О семейных делах мы так не поговорили.

Н.С. — Со мной приехали три сына, двоих вы вот видели. Ребята взрослые. Как им покажется в России? Для нас это очень важно. Ермолай и Степан небыли здесь ни разу. Для них это первое знакомство с Родиной. И это вещь, знаете, таинственная. Конечно, мы их старались вырастить русскими, с русским языком, с любовью к русской культуре; но ведь любить не прикажешь. Любовь нельзя вырастить. Удалось или не удалось — не знаю. Вот увидим.

— Да, этот вопрос у многих возникал сразу после вашего изгнания, когда вы заговорили
о детях. Можно ли в другой стране вырастить человека русским?

Н.С. — Старались. Язык у них свободный у всех, и не только устный. Они научились читать по-русски прежде, чем пошли в английскую школу.

— Вы собираетесь вернуться всей семьей?

Н.С. — Твердо речь идет о возвращении Александра Исаевича, моем и моей мамы.

— А дети?

Н.С. — Они будут решать сами. Мы надеемся, что, закончив обучение в университетах, они рано или поздно вернутся все.

— От этого зависит и ваше возвращение?

Н.С. — Нет. Наше возвращение — вопрос решенный.

— Где вы собираетесь жить?

Н.С. — А.И. не может и не хочет жить в городе. Нужно искать что-то за городом, надо сказать, что я в глубокой растерянности от. этой задачи. Никакой я не покупатель по складу и тем более не покупатель домов. Я себя чувствую хорошо, когда вот у меня есть комната и надо в ней расставить книги и пластинки. Это — понимаю; а вот купить дом — для меня задача очень трудная.

— И все же есть какие-то сроки, в которые вы хотели бы уложиться с этим нелегким делом?

Н.С. — Это очень сложно. У нас огромный архив, свое издательство и библиотека, и, как мне объяснили сведущие люди, найти дом, который без достройки все это вместит, практически невозможно.

— Значит, придется строить?

Н.С. — Может быть, не знаю. Вообще, до нашего возвращения Александр Исаевич должен закончить все начатые вещи. Если он не завершит их в Америке, они так и останутся неоконченными. Это невозможно для писателя, это как ребенка своего убить. Не только потому, что здесь жизнь начнется совсем другая, и он хочет, чтобы она была другая. Хочет перестроить весь образ жизни, приехав сюда. А. И. не собирается никуда баллотироваться, ни занимать какой-либо пост, но хочет много общаться с людьми. В Америке для его исследовательских работ — идеальные условия, поточу что он
пользуется международным межбиблиотечным обменом.

— А разве нельзя им пользоваться в России?

Н.С. — К сожалению, нет. Россия не входят в эту межбиблиотечную сеть. Сейчас А. И. может получить буквально любую книгу, чаще в виде микрофильмов, из любой точки земного шара. Такого счастья он в общем-то не испытывал никогда. Надо видеть его лицо, когда он получает ожидаемые книги. А здесь даже Ленинка работает с перебоями. Вот почему, когда меня спрашивают о времени возвращения, я отвечаю, что я была бы счастлива поделиться сроками со всеми, но ответить на это пока не могу не только я, но даже А. И.

— Что значит возвращение для Солженицына?

Н.С. — Он считает, что этот переезд будет последним в его жизни. Вероятно, он прав. И переезд этот нужно серьезно подготовить. Ведь за всю его жизнь это будет только второе
добровольное и желанное перемещение.

– А каковы были все другие?

Н.С. — Да почти все — вынужденные или прямо насильственные. Война, тюрьма, лагерь, ссылка, даже две: в 50-е годы, а потом в 70-е. Было у него радостное возвращение из Казахстана в Среднюю Россию В 1956 году. Он ведь с юга, но всегда мечтал жить в Средней России. Я имею в виду, конечно, не простые переезды, смены адресов, но смены состояний. И вот ему теперь предстоит еще одна смена. Счастливая, несмотря на то, что он ясно понимает, как это будет трудно и бытово, и физически. Мы ждем этого, как какого-то внутреннего праздничного свершения.

— Будем надеяться, что так и будет. У нас жизнь трудная, но по-своему интересная.

Н.С. — У нас она и там интересная: но дело в том, что, пожив в изгнании, увидев на Западе много замечательного, и вырастив там сыновей, тем не менее вот я вам скажу, что
человек должен жить на Родине. Это состояние нормальное, естественное. Если же он уезжает, то уж лучше пусть становится иностранцем.

—.До сих пор это никому из писателей не удавалось. Даже Набокову с его «аглицким»
воспитанием.

Н.С. — Мы этого не делали сознательно. И детей старались от этого уберечь. У большинства эмигрантов дети уже иностранцы. Вот наши дети, по счастью, нет.

— У вас есть поблизости православный храм?

Н.С. — Даже два, но служба в обоих идет на английском языке. Мы единственные русские
во всем приходе, кроме семьи священника. Но у нас есть домовая церковь, в которой иногда служат по-русски, но это редко, к сожалению.

— А нам здесь порой кажется, что все идет страшно медленно, какой-то круг безысходности.

Н.С. — И нам из Вермонта кажется, что все преступно медленно. Годы перестройки — это сухой расстрел страны. Сколько времени потеряно — вообще ее не было, Только КГБ перестроилось.

— КГБ перестроилось?!

Н.С. — Они — «перестроились». Укрепились, усилились, ну приспособились. Так что вообще они страной все еще владеют, конечно.

— Все же какое ваше самое сильное первое впечатление?

Н.С. — Этот вопрос для меня врасплох, потому что первый момент для меня еще не прошел. Я все еще еду из аэропорта. Что меня действительно поразило — это как раз не перемены, а наоборот, узнавание. И еще лица. Лица действительно родные. Вот вы не понимаете: 18 лет живешь среди англосаксов. И люди прекрасные вокруг нас в Вермонте, мы с ними дружим. Но здесь, начиная с аэропорта, люди, которых я не знаю, просто вижу в окно – все подряд, ну до чего же родные лица. Милые. Есть и противные, а все равно свои.

— «И дым отечества нам сладок и приятен»?

Н.С. — Я — среди своих. Это не значит, что я умиляюсь. Я просто говорю, что человек должен жить на Родине. Естественное счастливое состояние — жить там, где прошло детство. Пусть ездить, куда угодно, а жить на Родине.

— Вы заметили кресты, восстановленные на храмах?

Н.С. — Ну, конечно! Завтра воскресенье, пойдем в церковь, на своей земле. Нам есть за что Бога благодарить.

— Я это рассматриваю как чудо.

Н.С. — Это несомненно чудо, но чудо — есть то, что в жизни все время происходит. И проблема не в том, что чудес нет, а в том, что мы не видит их, занавешиваемся от них.

— Все верили закономерности, а они оказались выдуманными. А верить-то надо было в
чудо. Как бы ни сложились события далее, видеть вас на Родине для нас радость.

Н.С. — А для нас — счастье.