Брэнскомбовиана

ПЕРЛАМУТРОВАЯ*  ПОЭМА

с благодарностью посвящается американскому актёру
Брэнскомбу Ричмонду
 

I

Как взойдёт желтогривое солнце,
Разольётся айвою в полесье,
Згой   несчётной рассыплется в поле, –
Что ни стебель, то солнце-слезинка;
Как вздохнёт свежий ветер листвою,
Заискрится волной серебристой,
Заиграет травою мохнатой
Да на облако птицей взовьётся, --
Прилетит тогда в гости нежданно
Дух степей, сын мечты и желанья, --
В сердце он постучится украдкой
И в гармони груди затаится.
          И тогда дрогнут сильные пальцы,
          Что оленью тетиву намедни
Заставляли стонать так жестоко;
Дрогнут смуглые пальцы индейца.
Задрожат веки цвета каштана
И поднимутся ввысь, открывая
Для очей чёрных – белое Солнце,
Чтоб зажёгся огонь в их глубинах.
И сожмутся задумчиво губы
Чуть сильнее; в углах напрягутся;
Нежно, мягко потом разомкнутся,
Чтоб на волю вновь выпустить песню…
 

II

Говорлива речушка Гомоза:
То задумчиво что-то бормочет,
То запляшет с весёлою песней,
То протяжно заноет, заплачет.
Её волны – шумливые сёстры,
То бегут, обгоняя друг друга,
То замедлят свой бег, испугавшись
Мрачноватого воина-камня;
Вкруг него все столпятся, сомкнутся,
Зашумят торопливою речью,
А потом неспеша прочь помчатся,
Убедившись в его равнодушьи.

Но послушны они, хоть капризны;
Раздвигаются молча, покорно
Над спиною блестящего сома,
Что решил навестить их веселье.
Мимо ног плывут тонких оленя,
Лишь прохладой слегка задевая
Кожу нежную, тихо играя
Шерстью пепельно-бурою лёгкой.
Если ж с ними осетр вдруг захочет
Поиграть, порезвиться – толпою
Шумной, бурной вкруг гребня закружат,
Танцем вихревым у изголовья.

Но не сом то сейчас в танец резвый
Ворвался; не олень тонконогий
Их вниманье к себе привлекает;
Не осетр свою свиту сзывает, --
То из кожи бизоньей дублёной
Недосохшей ещё, сыроватой
Мокасин пара бархатных новых
Раздвигает толпу их, ступая
Осторожно по мягкому илу, --
Там, где волны на дне засыпают.
Тёмный воин по плёсу шагает,
Тёмным взором в глубины впиваясь,
Лишь один белый штрих отражает
Гладь зеркальная заводи тихой,
Что по правую руку смущённо
Притаилась, как выпь в косах ивы
Затихает в ночных своих грёзах, --
Лишь один проблеск белого света
Над коричнево-серою тенью:
То перо королевы заката,
Белой тени, бесшумно летящей
На дыхании ночи за жертвой,
В царство мёртвых зовущей, манящей,
Жрицы верной луны и затменья, --
То совы многомудрой признанье,
Что над смертью не может быть властна
Даже фея теней и печали.

Символ смерти, о жизни поющий:
О той жизни, что вновь зародится
Продолженьем чудесным – по воле
Духа Жизни и двух заражённых
Вечной песней Любви и Желанья,
Тех двоих, что давно подарили
Душу, сердце и разум друг другу,
А назавтра подарят и тело.
Только прежде желанной невесте
Тёмный воин по имени Гирвас,
Вождь-Олень, принести должен зверя,
Увенчавши пером белой птицы.
Зверя кровь посвятит их друг другу,
Телом племя насытится вволю,
Чтоб плясать танец благословленья
Под тамтама раскаты глухие…
Что за зверь пир украсит чудесный?
Чья вода на святой падёт камень?
Чей покров ложе счастья покроет?
Око чьё наблюдать будет тайну?..
Тёмный Гирвас по плёсу шагает,
Словно тень, словно ветра дыханье,
То ли движется, то ли недвижим, --
Чтоб заметить не смог зверь пугливый
Своей смерти неспешной движенье.
 
 
III a         

Есть в долине, куда направляет
Быстрый бег свой Гомоза шальная,
Роща светлая, Беличья роща…
Танец белых берёз освещает
Бор сосновый, как цвет белый вишни
Оттеняет закатный цвет яблонь.
Меж берёзок орешник кудлатый,
Между сосен – малина мохната,
А за соснами – тёмная чаща,
Что на гору взбирается криво,
Что Медвежьим Углом называют.
Как грудь девушки, здесь, в Крае Ветра,
Две вершины-сестрицы вздымают
Снег искристый до самого неба,
От ветров ту долину скрывая,
Что с востока и запада веют.
Та, что выше и младше – нагая,
Только птицы да ветер витают
Под снегами меж скал; называют
Голубиной Горой ту вершину.
А сестра её старшая скромно
В платье буро-зелёном таится
И Медвежьей Горы носит имя,
Приютивши Медвежий тот Угол.

Как закружится юной весною,
Пробуждённая Солнца сияньем,
Забурлит, захохочет Гомоза, --
Вихрем белки закружатся в роще
Как волною бурливой по веткам;
Их веселью наивному вторя,
Зашумит тёмный лес, засмеётся.
А как снова утихнет Гомоза,
Как из паводка в русло вернётся
И покатит крылатые волны
В даль, что ведома только закату, --
Успокоятся белки, утихнут,
Замолчат и вернутся на лето.
Онемеет берёз шелковистье,
Загустеют плакучие ветви
И застынут, неспешно внимая
Росту трав, колошенью долины…
Днём ли – ночью, зимою ли – летом, --
В увяданьи ль, сквозь ветра вздыханье, --
Над журчаньем, бурленьем Гомозы
Тишина в той долине струится,
Благодатью её наполняя,
Над рекою как пар поднимаясь
И в душе чистоту пробуждая…
Только нежные иволги трели,
Да кузнечиков щебет звенящий,
Да печальные крики сороки, --
Словно часть тишины той волшебной;
Да лишь рёв оленихи протяжный,
Призывающий вновь к состязанью
Силу вольную, дикую силу
Благородных могучих оленей,
Нежной страстью наполненных снова…
Только аистов трепетный танец,
Только цапель пугливых движенье,
Лишь кружение ласточек хрупких
Неподвижность тиши нарушают, --
Да весельем слепящие игры
Света солнечного в дымке утра, --
То поющая тишь пробужденья…
               
b

...Золотистый вздымается берег,
Обрываясь сосновой стеною,
Ощетинившись тонким плетеньем
Корешков, потерявших опору.
Будто чёрные кляксы, меж ними
Дремлют странные стройные пятна:
То глубокие длинные норы,
Приютившие ласточек звонких.
Вот сверкнуло в одной из них нечто, --
То ли было, то ль не было вовсе, --
Чёрных бусинок зорких два блика
Да иголочкой тоненькой клювик, --
На мгновенье зажглись в тьме тоннеля,
Чуть поближе второй раз сверкнули, --
И стрелою точёной взметнулось
Тельце стройное прямо на небо, --
И стремительней ветра пропало,
Растворилось в весеннем  затишье, --
Но, мгновенье спустя, вновь возникло
Над волнами темнеющих сосен.
Там, где пахнет ушедшей зимою:
Да, в долине весна уже пляшет
Всеми звуками, красками всеми,
Но в сосновом бору ещё дышит,
Горько плача, чернеющей ватой
Снег упрямый, прощаясь с зимою.
Ещё песен весёлых не слышно,
Ещё танцев весёлых не видно
И весна лишь едва ощутима, --
Здесь витает тишь сна и покоя,
Хоть дрожит уже в трепетном страхе,
Ощущая весны приближенье.
Да, лишь те, кто у горных подножий
Жизнь проводит -- весну вместе с летом,
Лето с осенью, осень с зимою
И, конечно же, зиму с весною
Увидать могут одновременно…
 
    
IV a. РЫСЬ         

Будто от огней зари беспечной,
От весенних паводков гремучих
Розовеет странно и чудесно
Бела кожица березок стройных;
Тополей суровых серый панцирь
Зеленью покрылся вдруг веселой,
Чешуя же горделивых сосен
Краской алою зажглась, зарделась.
Как средь этих ярких, пышных красок
Разглядеть комочек пестрорыжий?
Даже черны кисти пропадают
Средь бесчисленных оттенков вешних…

...Тихим, мягким, осторожным шагом
Рысь крадется средь стволов могучих,
Под ветвями кряжистыми сосен, --
Меж готического храма башен,
Меж романских куполов и сводов,
Меж колонн языческого храма.
Солнца луч, на блики распадаясь,
Тонет в этой тишине священной, --
В мнимой тишине застывших звуков, --
Растворившихся в аккорде общем,
В собственном растаявших смешеньи.
В этом странном вальсе светотени,
В этих струях тишины поющей
Будто не идет – плывет рысиха,
К дерзновенному прыжку готовясь, --
К крику, что покой и сон нарушит, --
К крику вопиющего в пустыне.
Лишь мгновенье будет крик тот длиться,
Лишь на миг нарушит эту сказку, --
Тотчас же затем опять застынет
Словно в фотографии движенье.
И тогда с неменьшею опаской,
От чужих добычу сберегая,
От соперников тая дорогу, --
Прочь рысцою побежит рысиха, --
Чтоб оставить в величайшей тайне
Дом свой, свое место назначенья, --
Чтоб могли спокойно рысенята
На полянке солнечной кружиться,
Чтоб спокойно дикие котята
По ночам в дупле дремали павшем, --
Под ее внимательным присмотром,
Под ее заботливой охраной.

b. ВЕПРЬ

Остролистых клёнов полыханье, --
Листьев юных, лишь едва рождённых
Золотисто-розовая пена
По волне багряно-изумрудной
Старших братьев, молодых и сильных, --
Буйство зелени, ещё пустое, --
Накануне звёздчато-пшеничных
Россыпей медвяно ароматных,
Диких пчёл манящих и зовущих… --
Вот Горы Медвежьей кладовица,
Бурой кучерявости разгадка;
Да весёлых яблонь диких мягкость,
Снежно-розовая их пушистость,
Притаившаяся чуть южнее, --
Будто кружево морских кораллов
Меж отрогов скал багряно-бурых.

А понизу, между мхов и кочек,
У пологого горы подножья,
К топям и болотам в приближеньи,
Северу суровому роднее, --
Кто там бродит, топчет изумруды,
Гладкие, блестящие как слёзы,
Тёмные как тени алых клёнов?
Погоди! ещё  не скоро станут
Изумруды тенью меж рубинов,
Меж сапфиров, сладких и дразнящих! –
Кто там бродит, попусту пируя?..
Что за тени, всех теней темнее;
Что за твёрдые как скалы спины;
Что за затаённая могучесть,
Дикость, что видна, но незаметна?..
Нет, не стоит отпирать темницу,
Где таится чуткая свирепость, --
И не стоит любоваться ею,
Подходить, дразня её дыханье, --
Нет, не стоит, если неизвестен
Тот секрет охотнику великий,
Что заставит может силу вепря
Раньше сгинуть, нежели проснётся.
Пусть же он идёт, болот владыка,
Трав, корней и кочек повелитель;
Пусть нигде не встретит противленья
Вихорь, задремавший под щетиной;
Ты свободен, гордый клыконосец,
Приходи на встречу в Месяц Листьев!

c. ГРИЗЛИ

«Не тревожь меня напрасно, Гирвас;
Не рискуй, не балуйся надеждой,
Что питает Та, что ждёт и плачет;
Брось гордыню, помни лишь о счастье,
Помни лишь о радости грядущей, --
Нет, не стыдно избегать несчастья,
Если подарить ты счастье можешь!
Не тревожь меня напрасно, Гирвас;
Проходи своей дорогой мимо,
Не печаль моих детишек малых, --
И тогда и я тебя не трону.»

«Ах, уймись, горячее ты сердце!
Для вождя не в силе лишь величье,
Мудростью он должен быть прославлен,
Мудростью своею и терпеньем.
Нет, не тот приносит больше мяса,
Кто находит покрупней добычу, --
Тот свою семью всегда накормит,
Кто таиться и стеречь умеет,
Кто добычу верно выбирает,
Время верное и место встречи.
Мы с тобой не ссорились, Великий,
Ты прости меня за эту встречу;
Я зимой тебя побеспокою,
Вместе с братьями приду к берлоге,
Жизнь поставлю с Голодом я в споре.
А пока живи, пируй, Могучий,
Леса господин, реки хозяин,
Жуй коренья, жди малины сладкой,
Не забудь лососем угоститься, --
Олениной закуси, коль сможешь,
Жир копи, расти погуще шкуру, --
Чтоб зимой доволен был охотник!»   
 
d. ТЕНИ

Выйди, Гирвас, из-под сени леса,
Распахни перед очами дали,
Что в неведомую высь стремятся
За своей неведомой мечтою…
Брось осины и дубы медвежьи,
Брось брусничные поля кабаньи, --
Выйди на простор прохладно-гордый,
Подымись до облаков безмолвья
В дикое, безбрежное ветровье,
На плечо вершины Голубиной –
И взгляни на Голубины скалы!

...Голубиные неспешны крылья,
Одеяния просты, неброски,
Но всегда прекрасны, гармоничны;
А желания – неприхотливы…
Посмотри: летят – и пропадают,
Тенью опускаются на скалы
И, едва коснувшись, исчезают
Словно бы по слову колдовскому.
Шумны голубины небоскрёбы:
Тотчас же взмывают в небо дружно,
Коль один взлетел иль приземлился…
В сумерках шумит скала, трепещет,
Шевелится будто бы живая,
Словно то не голуби на камнях,
А Циклоп сидит и засыпает –
Мрачный великан, седой и старый…

Опустись, охотник, на колени,
Призови на помощь силу ветра,
Пусть он вместе с песнею твоею
Над елей стрелами вознесётся
И промчится над крылами сосен;
Пусть взлетит над синею горою
Ко вишнёво-яблочному небу,
Пусть к земле приманит птицу-Солнце,
На своём крыле его опустит
И за горизонтом упокоит…
Ты же, Вождь-Олень, иди к ложбине,
Выбери себе помягче кочку,
Мох погуще, камень поровнее
И усни до самого рассвета.
На рассвете снег тебя разбудит,
Чудной радугою озарится,
С тенью чёрною ночною споря,
Молниями в контурах сверкая…
В этот час ещё спокойны скалы,
Тень горы их ласково скрывает,
Но уже знакомы очертанья
Под сереющим рассветным небом.
И тогда совсем неразличимы
Птицы на пристанище высоком;
И орлиный глаз не разгадает,
Камень где, иль существо живое.
Но орлу неведомо томленье:
Стрелами он взоры рассылает,
А они всегда точны и ясны,
И спокоен он всегда, уверен.
Вознесясь до солнца, наблюдает,
Сторожит и ждёт своей минуты,
Как фантом парит под облаками,
Появляется и исчезает.
Не дразни его, скалисто племя,
Будь спокойнее и незаметней,
Тише будь, чтоб страж не стал небесный
Для кого-то птицей роковою.
Пусть летит в далёкие он степи,
Скалы пусть в покое он оставит –
Много, много для него добычи
За горою есть и за лесами; --
Пусть он там парит и наблюдает,
Сторожит и ждёт своей минуты.

...Под пушистыми шатрами сосен,
Меж елей высоких сизокрылых
Голубая тень мелькнёт – застынет,
Словно призрак, словно привиденье.
Осторожен, ловок и коварен,
Ждёт и сторожит свою добычу;
Как туман по берегу зарному --
По лесу крадётся чернобоко,
По траве струится седогриво,
Буродымчато маячит в буреломе.
«Стрелозубый ты и зуболапый,
Клокошерстый и железноногий, --
Не меня огнистыми очами
Ворожи-веди, аркань объятьем.
Непригоже мне пред сердца солнцем
Серостью твоею похваляться,
Хмуростью клочкастою гордиться, --
Отведи зеницы полымяны,
Взоры алчны, взгляды лунооки –
Проглоти слюну и шествуй дальше;
А не то о нож невзначь споткнёшься,
На единственный мой клык наскочишь,
Из медвежьей кости оточённый.
Берегись, клыкасто-зубоскалый,
Берегись, иди к себе обратно,
В волчью тень, в прохладно сумеречье!»


V. РАЗЛУКА

Сизые дымки вигвамов
Шелковистой пеленою
Тихо, нежно проплывают
Над сверкающей травою,
Над долиной серебристой, --
Словно жемчугом прозрачным,
Словно бисером хрустальным, --
Вновь осыпанным росою;
Тихо, нежно проплывают,
Сладко шёпоту внимая,
Вздохам ветерка речного;
В танце томном и неспешном
Вспархивая, замирая,
Подымаясь над землёю;
Заворожены водою,
К речке плавно опускаясь
И в её тумане тая.

Тихим голосом глубоким,
Нежным голосом зовущим,
Что рождается дыханьем
Вслед волненью и тревоге;
Что рождается мечтаньем,
Истомлённою надеждой,
Что рождается сияньем,
Светом радости сокрытой –
Сердце трогающей песней
Дева дом свой наполняет.
И внимают молча сёстры,
И внимают строго братья,
И внимает мать печально,
И отец внимает хмуро.
Радость с грустью – и надежда,
Зависть светлая – и счастье,
Любопытство – и волненье,
Беспокойство – и опаска;
Облегчение – и тяжесть,
Всё сплелось в сердцах и мыслях,
Всё заполнено томленьем,
Ожиданием тягучим…

Кто узнает и расскажет,
Кто сердца их успокоит,
Весть желанную подарит?
Кто назначит день свиданья,
Час назначит исполненья?
Кто им скажет, что их муки,
Их надежды и мечтанья,
Ожиданье – не напрасны?
Кто расскажет, что заветы
Все исполнены, и вскоре
Праздник будет и веселье?
Кто им скажет, что медведя
Клык не обагрился кровью,
Кто поведает, что когти
Пумы лёгкой не прервали
Жизни молодой теченье?
Кто расскажет им, что где-то
Волчьей стаи вой холодный
Или вопли вепря злого –
Беспощадного как ветер,
Ледяной полночный ветер,
Что осеннею порою
Разрушенья вальс танцует,
Всё смеётся, всё хохочет… --
Что они в чащобе чёрной
Не звучат победной песней
Вновь над телом бездыханным?

Кто торжественно и строго
Им поведает, что когти,
И клыки, и лапы пумы,
Или чёрного медведя,
Или дымчатого волка,
Кабана зубища-сабли,
Обручённого со смертью, --
Кто им скажет, что трофеем,
Смирным лишь они трофеем
На груди победной смуглой
Беззащитно возлегают,
Словно бусы, тонкой нитью
Опоясаны и свиты?
Кто поведает, что шкура
Зверя дикого в вигваме,
В доме у невесты юной
Вскорости покорно ляжет,
Чтоб постелью быть уютной
Или тёплым покрывалом?...

...Но пока гонца не видно,
Голоса его не слышно,
И далёк от дома воин,
И неведом час желанный,
Срок неведом возвращенья…
             

VI a

«Не томи меня, дорога,
Не томи отчаянно,
Мне удача встретится!
Не стенай, выпь-недотрога,
Про судьбу печальную, --
Солнце ещё светится!
     Я не стану шорох слушать
     Тот ночной, опасливый, --
     У реки прилягу я;
     Не тревожьте, звёзды, душу
     Светлой ночью ясною,
     Спи, тень под корягою!
Не боюсь ни тьмы, ни света,
Ни луны, ни лешего,
Ни совы, ни филина…
Солнца я дождусь привета,
Ветерочка свежего,
И тогда лишь сгину я…
Сгину я в лесу глубоком,
Провожая солнышко
До зенита славного;
До срединного до срока,
До луча до донышка,
До расцветья гарного.
И когда дневная дрёма
Чащу убаюкает,
Усмирит истомою –
Схоронится зверь искомый,
Схороню свой лук и я,
Сам смирюсь пред  дрёмою.
А потом в ночи грядущей
Все надежды сбудутся,
Все мечты исполнятся.
Усмирятся злые сучья,
Выпь умолкнет-умница,
Тени все схоронятся.
А покуда новой силой
Напитаюсь дополна,
Хитростью и ловкостью;
Не сбежит зверь горделивый,
Не обманет тишина
Шелестанья кротостью!»

Вождь-Олень идёт рекою,
Об удаче думая,
О судьбе гадаючи;
Ищет он себе покоя,
Там, где волны шумные
Плещутся играючи.
Нынче ночью успокоит
Гирвас стрелы жадные,
Кровь нетерпеливую;
Томагавк в мешке укроет,
Чтобы сны приятные
Видеть и красивые.
А наутро Солнце встанет,
Кровь согреет заново,
Чтоб пылала пламенем;
Ветер душу приласкает,
Чтобы та воспрянула,
Стала б неустанною.
Гирвас жаждет, Гирвас верит,
Что удача встретится,
Что тропа откроется;
Своего найдёт он зверя,
Их дороги скрестятся,
Больше он не скроется…

...Ночь пришла, и Солнце скрылось,
Звёзды улыбаются,
Шепчутся-шуткуются;
Что охотнику приснилось –
Звёздам не узнается,
Даже если спустятся.

b.
      
«Ветер трезвый и весенний
Обжигает кожу мне,
Обжигает – холодит.
Льётся свет с небес нетленных,
И меня непрошено
Кликом в высь орёл манит.
Отведи меня, осина,
От лучей в лесную тень,
От небес упрячь меня.
Я тебе отрежу длинный
Волос шнур и в веток сень
Спрячу неоплаченно.
Я не должен Солнца ласку
Кожею своей ловить,
Ветер лёгкий сладко пить.
Должен я сквозь тени пляску
Зверя тайну растворить,
Чтоб к ткачу вела бы нить».

Пел, прощаясь с Солнцем, воин,
Привечая снова ночь,
Привечая страсть свою.
Песней сердце успокоив,
От реки пошёл он прочь,
Лук оставив на краю.
Он топор не взял с собою,
Только крепких два ножа,
Только мышц могучих твердь.
Он готов к любому бою,
Он ступает неспеша,
Уготовив чью-то смерть.
Никакому нынче зверю
От него не убежать,
Не уйти, не спрятаться.
А надежда сердце греет –
Только б можно было знать,
Где чей путь кончается!

От заката до рассвета
Гирвас ждал, бродил, искал,
Прогоняя страхи прочь.
Меж колючих хвойных веток,
Меж расселин и меж скал –
А за ним гонялась ночь.
Под ноги коряги пряча,
Ветками хлеща в лицо
И кидаясь камнями;
Словно призраками плача,
Замыкая вкруг кольцо
Тьмою и туманами.
И, уставший и разбитый,
Возвратился от к реке,
С лука стёр росу рукой.
И у заводи сокрытой
Он прилёг невдалеке –
Обрести на час покой.
         

VII. ПУМА
    
a.

Из-за синего тумана
Веток ивовых дремучих,
Из-под облаков колючих,
Из багровой колоннады
Сосен стройных и могучих –
Тень из солнечного света,
Нежность жёлтого маиса,
Птиц проклятье, лани ужас –
Тихо-тихо выплывает,
Опускаясь к водопою.
Это грозной пумы нежность,
То клыков стальных сиянье,
Мышц железных покрывало,
Ярости неукротимой –
Пумы шкура золотится,
Взор притягивая думный,
Привлекая блеска лаской.
Это осторожной пумы
Среди леса незаметность,
Что мелькнёт как привиденье,
Колебанье оставляя –
То была ль иль не была ли?
…Раздвигаются неслышно
Листья тонкие-серёжки,
Серебристые серёжки,
Украшенье рек и гордость,
Украшение Гомозы.
Уходила с водопоя
Тихо пума золотая,
Осторожно уходила.
Словно тень – так незаметна,
Словно ветра вздох – неслышна, --
Уходила, не прощаясь
С матушкой своей рекою.

b.

Много дней, ночей немало
Гирваса вела тропа;
Где же толь не побывала,
Не прошла его стопа!
Кручи горные и реки,
Скалы, мхи седых болот –
Всюду пламя человека
Пищу для себя найдёт!
И кого лишь не встречал он
На извилистом пути;
И то волка отпускал он,
То лисе давал уйти…
О большой мечтал удаче,
Чтоб гордилась им жена;
И всё ждал, когда назначит
Встречу наконец она.
Та Добыча, та Награда,
Что с почтением примут,
Для охотника услада,
Хоть терпенью тяжкий труд.
И сбылось то ожиданье,
Он пустил свою стрелу
И поймал зарёю ранней
Зверя в смерти кабалу.
Зверя гордого, как ветер
И красивого, как сон;
Грозного, как молний плети,
Сильного, как сто племён…

c.

Шелест травы разбудил; потревожил –
Лёгкий, легчайший с водой поцелуй;
И – нарушение тихое струй,
Шорох прибрежных камней осторожный.
И поднялась, протянулась десница,
Тихо коснулась лука и стрел;
И огонёк надежды запел –
Только б не смолкла меж сосен синица!
Насторожилась, встала стрела,
Взора продленьем на палец легла…
Словно сова, неслышно взлетела,
Словно оса, ужалила в грудь –
Тихо, торжественно песню пропела,
Песню о том, чего не вернуть…
Точным железной руки мановеньем
Сердце пронзила – и замерла;
Побагровела – и в это мгновенье
Светлой реке пума дух отдала.

d.

И теперь златая шкура
Будет под шатром сиять,
И клыки лишь будут хмуро
И опасливо сверкать;
Гирвас горд своей добычей:
В мышцах – боль, но свет – в глазах;
И с прекрасною Опечи
Он беседует в мечтах…
Он торопится скорее
До шатров дойти родных,
Где очаг его согреет,
Где начнут сбываться сны…
В небесах смеётся жарко
Солнце; радостно, светло
Отвечает ему яркий,
Пышный луг – ветрам назло.
И становится не страшен
Их прощальный поцелуй,
Ведь теперь уже напрасен
Ледяных их танец струй.
Да, сбылось уж укрощенье
Заупрямистой зимы;
Без тревоги, без смущенья
Лета ждут уже холмы…
Успокоится Гомоза,
Потускнеет сосен жар –
И обильно будет слёзы
Небо лить в грозы пожар!
И хотя лежат покуда
Чёрно-пепельно снега,
Над лесной травою скудной
Пляска бабочек легка.
Новой хвои запах терпкий
Душу путника бодрит
И в ущелья узкой стрелке
Речка по ночам не спит.
Вождь-Олень всё ближе, ближе,
Всё увереннее шаг,
Всё прозрачней леса крыша,
Всё просторнее овраг…
Тонкий ручеёк под ноги
Из лесу легко скользнул –
И к ложбиночке глубокой
Свою нитку протянул.
Вот и отмель, вот и скалы,
Вот и ласточкин обрыв;
К камням призрачно пристала
Ульев круча как нарыв.
И натруженные ноги
Заявили о себе,
И в конце своей дороги
Гирвас дал отбой ходьбе.
Нет, не надобно Опечи
Цену той охоты знать;
К своей боли непримечным
Должен он пред ней предстать.
Пусть по прихоти кабаньей
Забинтован туго бок;
Пусть почти что неслучайно
Принят от волков урок;
Три царапины в предплечье –
То услуга неспроста:
От медвежьего привечья
Прочь вся вышла суета.
За неделю, чуть поболе,
Столько выучил юнец!
Нет науки пуще воли –
Коль не сгинешь под конец.
Размышлял о многом Гирвас,
Струи шумные следя;
И пред ним костром светилась
Дымка, радугой крутя…
 

VIII. ВОЗВРАЩЕНИЕ    

a.

«Ручеёк заводной,
Снова вместе с тобой
Очарованы мы
Быстротечной рекой…
А за нею – дымы
Среди тающей тьмы
С неба тихо штрихи
Сводят хрупкой сурьмы…
И ромашки тихи,
И туманы глухи,
И среди пустоты
Сердца вздохи лихи.
Где же, милая, ты?
Ждёшь ли средь темноты?
Скоро ль снова найду
Воплощенье мечты?
Света след украду,
Вдоль реки я приду,
От тебя я всегда
Грусть-печаль уведу…
Тихо плещет вода,
Молча гаснет звезда;
Лишь тебя в своё сердце
Я зову отогреться –
Призываю – и жду».

b.

Пляшите, берёзы,
Танцуй, поднебесье:
Цветут чьи-то косы,
Звенят чьи-то песни.
То свадьба весельем
Дома распахнула,
То счастья предвестье,
Блаженства посулы.
Одна лишь завеса –
В невестином доме,
Лишь ветер-повеса
Там дразнит истомой –
Короткие пряди
По лбу разметавши,
Сквозь шкуры оленьи
К костру подобравшись.
И солнечным цветом
Трава колосится,
И красками лета
Всё в мире зарится…
А косы тугие –
В фиалках небесных,
Что ранней зарёю
Подарены лесом;
В ромашках те косы –
В цветах белоснежных,
И в розовых маках,
И в лютиках нежных;
Широкими бусами –
Дикий подсолнух,
В нём алыми пятнами
С ночи бессонной
Загадочный пламень
Травы подсосновой;
Меж ними  мерцает  и камень
Перцовый.
То камень кровавый
Как рык алый волка;
Он не для забавы,
Он молний осколок;
Грозы изваянье,
Пожара темница;
В том камне желанья,
Страстей дух таится…

c.

Восторженны взоры,
Мечтательны взгляды;
Как шутки все споры,
Усталости – рады.
Усталость – от плясок,
Усталость – от песен;
Блестят словно сланцы
Костры у полесья.
Грохочут тамтамы,
Гармони тоскуют,
Счастливая пара
Свой танец танцует…
Журавль с журавелькой
И змей со змеёю,
Лисица-злодейка
С индейкой простою;
Как зверь вкруг добычи,
Как ветер вкруг ели –
Вкруг милой Опечи
Олень-Гирвас смелый.
Кто видел, как с Солнцем
Взлетает над степью
Всё ярче и звонче
Загадочный трепет
Той сладостной песни
Зарянки прелестной,
Что будит Оленя
Мечтой поднебесной?
Кто видел, как чутко
Олень горделивый
Трелям  красногрудки
Внемлит молчаливо?
Кто видел – тот знает,
Кто знает – тот понял,
Чем сердце сгорает,
Чем дух их наполнен!

d.

До зори закатной,
До зори рассветной
Тамтамов раскаты
Кострами согреты.
Овеяны дымом
Шамана движенья,
Трелей соловьиных
Не слышно в забвеньи.
И долгою ночью
Как мягкой накидкой
Укроются очи,
Погаснут улыбки;
Ни речи, ни взгляды
Двоим не мешают,
Движенья услады
За пологом тают…
Греми громче, бубен,
Пляши ярче, пламя –
Их тайна не будет
Гулять между нами…

 
КОНЕЦ 

1998-2003
--------------------------
* ПЕРЛАМУТРОВАЯ: т.е. не только рифмованная, и не только белым стихом, но в сочетании того и другого. Более подходящего термина не нашел: не "серая" же, или "полубелая", и т.д. Все остальные технически подходящие термины имеют смысловой оттенок нечистоты и потому не подходят именно по смыслу.