В двух ласках
в двух раковинах, в двух ласках, в двух люльках – одно дитя.
А дождь по карнизу тюкал воробышком из соломы
и глазом слезил с опаской: не принято на октябрь,
на южное побережье, на солнечно-жгучий город,
на тротуар, на помойку с бездомных котов ордой.
Дождь всхлипывал реже, реже. Недолгими были сборы.
Как в прошлом. На речке Мойке. Под – гуще нельзя! – водой.
Прощай. Короче не скажешь. И неотложкиным воем
ударит по нервам слово: прощай! Августин, прощай.
Ах, доля моя, пропажа! Удвою её, утрою,
удесятерю. По новой. Для нищих – на щи да чай.
Отпела осень, поблекла. Ах, как он баюкал руку!
Рождественская открытка. Кураж, программным гвоздём:
мне вновь отсыреть от пекла, в жаровнях, в печах разлуки.
Мне высохнуть вновь. До нитки. Под шквальным, слепым дождём.
Свидетельство о публикации №109120100032
Откомментирую мужским вариантом, см.ссылку
Промокшего белья дамоклов меч
стекал слезами по оконной раме.
Крючком висевший месяц постеречь
решил прошедшую грозу - и замер.
Вопрос болезни рядышком висел,
он, как и месяц, спрашивал, неясен.
Свидетель, неба посеревший мел,
был фоном, где раскачивался ясень.
Давилась плачем, улетая, ночь.
Но знало тело всей гусиной кожей,
никто не в состоянии помочь,
ничто в миг расставанья не поможет.
Оплакивал судьбу дамоклов меч,
свидетельствуя под собою лужей
разлуку слёз под непогодой встреч:
когда спят чувства, то никто не нужен.
Григорий Сухман 23.04.2013 15:35 Заявить о нарушении
Надежда Далецкая 24.04.2013 23:28 Заявить о нарушении
Григорий Сухман 27.04.2013 14:22 Заявить о нарушении