Подборка стихов
МОСКОВСКАЯ КОРРИДА
... Мчал на красный,
взанос,
по рельсам,
в рассыпную и на лету
Мясорубкою «мерса» железной
перемалывая толпу.
С- т- о- н … обрел очертанье:
— По- до- нок!
И в какие-то доли секунд,
с остановки метнувшись,
погоня
превратилась в слепой самосуд.
Сколько злости в отчаянной схватке
и надежде сломить беспредел.
Распластавшись на обе лопатки,
«бык» предсмертно едва хрипел.
Кто-то сплюнул, шепча, -«За дело…»
Кто-то сдавленнно плакал вдали.
И завыли над сломленным телом,
Омочив его –кабели.
***
ЗА ДВЕ ЦЕНЫ
Мы выросли на центрифуге,
Но имитируем движение,
И далее нас друг от друга
Разводит головокружение.
Сознание распалось надвое:
Оценки противоречивые.
Мы вверх взлетаем или падаем,
Последствия - неразличимы.
Сложилось так, что только партии
Известен смысл преображения,
Но члены партии на патио -
По собственным соображеньям.
Без критики любого курса
Ошибки непреодолимы.
Политика полна искусства
Сценарного и пантомимы.
Воспитанные на Чапаеве,
Теперь - приверженцы Корнилова.
О, Господи, неисчерпаемы
Пути, ведущие горнилами.
Концы с концами несовместные,
Душа и сердце в разны стороны,
А ниву - голую невесту,
Не плуг обхаживает, вороны.
Через лихие испытания
Пройти и не лишиться разума
Возможно лишь, владея тайною
Безумного и несуразного.
Никто не знает, чем всё кончится,
А с нами надо долго нянчиться,
покуда лжи гнилая кожица
От прошлого отстанет начисто.
И жалко жителей ушедших
В безвестность, голод, жар войны
И смысл в лишеньях не нашедших,
Купив билет за две цены.
***
Прекрасно ощущение тепла
Ни инфракрасного, ни ультрафиолета –
Души,
В тиши промчавшегося лета,
Когда от света взбалмошны цветы,
Как на обёртке сладостной конфеты,
Чуть увядая нежны и чисты
За детскою щекою всей планеты.
Нет зла и злобы - ничего, что нам
Препятствует и искренне и честно
Вмещать в душе и луг и океан,
Кузнечиков , вдруг замолчавших, песню.
И ч`удно, и чудн`о-
теплом души объятым
Нам многое дано,
а если непонятно
Кому-то, где душа?-
Что ж пусть идут в кино,
Там для души - темно.
***
ЛЮБОВЬ И АД
-Зачем задвигать эти плотные шторы?
Какие здесь воры?
- Я свет не люблю…
Но страсть прогнала наших губ разговоры,
лишь только ты сбросила блузку свою.
Покуда мурашки свершали молебен,
и великолепен был запах «Камю»,
остыл в керамическом блюдечке пепел
сердец, сигарет?
У стола на краю.
Какое бесстыдство
всем телом светиться!
Луна рукавицей прикрыла лобок.
Что в сердце твоем, дорогая, творится?
И что там за птица
из-под рукавицы
никак не покажет свой алый роток?
Вкруг тени закружат
бумажной гирляндой,
нарядны
от бликов густых ночника.
И встретиться очень стесняются
взгляды.
— Будь первой, — я выдавил в темень,
— рука.
Движенью
была ты послушна
любому,
чтоб лону
я мог поцелуи послать.
Так вот почему мы привязаны к дому:
здесь женщина, пища и к ночи кровать.
— Кто выдумал «это», —
любимой на ухо
шепнул я,
и глухо пронзила тоска:
в объятьях со мною лежала старуха.
— Ты — смерть!
— Нет, любимый мой.
— Наверняка!
Ты — смерть! Так при жизни в любовь
не играют.
Ты — смерть, а со смертью в обнимку
не спят.
... Оделась и дверь за собой закрывает...
Я видел,- она закрывается в АД.
***
Пирогово. Тупик. Полустанок.
Подпирающий дамбу залив.
Ветер яхту не отпускает,
словно женщину обхватив.
— Не отдам! — слышен рев исступленный, —
тихим пристаням и речникам,
я люблю тебя! — Но, неприклонна,
яхта вверилась парусам.
Волны сбились в водовороте,
отливая в сирень с серебром.
Безрассудство — при шквальной погоде
выйти с парусом на водоем.
Надвигалась гроза по наклонной,
а ударила молния вкривь,
белый парус — нет, иссиня-черный,
вместе с мачтою подрубив.
Утром радуга вытащит сети
и погрузит на легкий бриз —
то ли белого лебедя смерти,
то ли яхту, разбитую вдрызг.
***
Жене Блажеевскому
Что же такое на свете творится? —
Выйду из дома поздно ли, рано —
Падает птица, падает птица: сумерек — вороном,
чайкой — тумана.
С озера или водой из-под крана
только захочет душа насладиться —
кровью обрызжет плакучая рана —
здесь потрошили и резали птицу.
Падает птица столетья на площади.
В красных рубинах - прошлого лица:
Столько склевали, впитали хорошего...
Ножик глумится.
Падает птица, и в розовом зареве
перьев
надеждой земля озарится.
Может быть, люди поймут, что не тварями
были мы созданы. Птицами, птицами!
Может быть, кончатся кровь и отстрелы.
Сбросим с гербов потрошенные чада,
но все отчаянней копья и стрелы,
киллеров пули, наркотиков яды.
Крылья
ползучая тварь обгрызает-
птицей рождённым, но словно миссия,
держится в небе последняя стая -
не покуби эту стаю Россия.
***
ПОЖАР КУПЮР
Сведённый в фокус смысл земных дорог
под призмой осознанья - возгорелся:
Во лжи замерзнув, у камина грелся
Тот, кто в добре тепла найти не смог,
И - деньги жёг…
Камин сопротивлялся-
Холодный воздух по трубе спускался
И дымом расстилался возле ног.
Купюры образовывали стог-
Июльский кадмий клевера и мяты,
Обугливались Ниццы миллиарды.
Смысл жизни, явно, более глубок.
Богатства баснословного восторг
При тленности всех пор существованья,
Ввергает постепенно в осознанье,
Что душу реже посещает Бог.
День ото дня изнемогает плоть,
Лгут женщины, лукавит окруженье
И более не отломить ломоть
От булки в день морозный воскресенья,
Вдыхая воздух как христову плоть.
А истина, деяниям в ответ,
На пониманье, искренне, надеясь,
Блаженствуя и у камина греясь,
в тепла купюр закутывалась плед.
***
ПРОРОК
Памяти Солженицина
Мы верим мёртвым-
Никогда живым.
Живым пророкам лагерей распятья
И, лишь потом, почет им воздадим,
Как возданное ранее проклятье.
И зрение, и слух, и даже ум,
И опыт исторический нам в тягость…
Устроила пустыню Кара-Кум
Из Родины воинственная наглость.
И президентский окрик не указ
для скроенных на лжи и на разбое,
а мудрости повис в пустыне глас
Средь голосов упившихся собою.
Всё высмеяно! Стойловый навоз
Любой конюшни, где пекутся «звёзды»,
Мочой и потом ударяет в нос,
И хочется на свет и свежий воздух.
Там олигархов нет, а есть страна
С бесценною любой её страницей.
Средь вырванных, но вклеенных - одна
С фамилией пророка Солженицин.
***
Сгорело солнце — угли разгребаю.
В Москве пиратский абордаж теней.
Я в памяти все дни перебираю,
как четки из пылающих углей.
Сейчас состав из привокзальной ночи
рванет на сцепке человечий вой,
в котором скрыты, словно в многоточье,
«любимая моя», «любимый мой».
И, кажется, в кругу чередований
неизменим светил небесных ход,
но солнце, очумев от расставаний,
однажды и на западе взойдет.
Свидетельство о публикации №109113007475