Ссора в Степановке, пьеса в четырёх действиях

                ССОРА  В СТЕПАНОВКЕ

Действующие лица:

Фет Афанасий  Афанасьевич, поэт, владелец хутора-усадьбы Степановка               
Марья Петровна, жена Фета
Толстой Лев Николаевич, писатель.
Тургенев Иван Сергеевич, писатель.
Алексей, поденщик в усадьбе Степановка.
Семен, старший скотник.
Михайла, бессрочный солдат.
Митрий, мужик из соседней деревни
Управляющий


Действие пьесы разыгрывается в усадьбе Фета Степановка, что в 35 километрах к югу от города Орел, 26-27 мая 1861 года.

                Действие первое.
Усадьба Фета- одноэтажный, вытянутый в длину дом с высоким крыльцом. Справа- скотный двор, сарай, амбары. Перед домом и за строениями – молодые деревца в яркой весенней зелени, сквозь которую просматривается поле в изумрудной зелени пошедших в рост озимых. За полем   видна лесная гряда. Слева от дома. куда уходит склон, в низине, - пруд, обсаженный молодыми ракитами. От усадьбы к плотине ведет аллея, обсаженная молодыми же липами и кленами.
    26 мая. Яркий  солнечный день. Полдень.. Часть окон дома широко распахнута по причине жаркого дня в преддверии лета., Из дома доносятся звуки рояля- звучит мелодия романса на слова Фета « На заре ты ее не буди».
    Какое-то время сцена остается пустой. Зрителю представлена возможность насладиться чарующими звуками романса.
                Сцена первая.
     Фет.( в белом картузе, длинной поддевке, высоких сапогах. Густая черная борода, делающая его похожим на цыгана, закрывает всю нижнюю часть лица, опускается на грудь. Выходит из коровника. Останавливается посреди двора, услышав мелодию. Улыбается. Повторяет про себя :» На заре ты ее не буди, на заре она сладко так спит, утро дышит у ней на груди, ярко пышет на ямках ланит»…Какой чудный аккомпанемент! Молодец Маша.! ( Подходит к одной из молодых липок, ласково гладит ее по светло-коричневой коре, касается бледно-зеленых листочков, продолжая с видимым удовольствием слушать романс.) – Да-а, это у нее не отнять- чудесную игру на рояле. С первого знакомства с  ней не  устаю наслаждаться ее игрой…


                Сцена вторая. Фет, Алексей, мужик Митрий.
Алексей -Афанасьевич!  Уж вы простите великодушно за беспокойство, да вот он… ( кивает на Митрия)… по делу к вам.
Митрий ( кланяется в пояс Фету)…К вашей милости, батюшка…
Фет -( продолжая держаться за стволик липки)- Ну, и какое же у тебя дело ко мне? Ты из какой деревни  будешь?
Митрий – Да вот мы с Лехой ( кивает на Алексея) из одной деревни будем, значица. Он меня хорошо знает, Митрием меня кличут.
Фет- Ну, так что же тебе надо, Митрий? Ближе к делу.
Митрий ( смущенно) – Да вот привел свою коровку к вашему бычку. Слава о нем по округе идет: уж больно старательный… Не откажи, сделай божескую милость.

Фет ( вздыхает, с видимым неудовольствием отпускает стволик липки )
-Вообще-то я ни свою скотину на чужую  землю, ни чужой на свою не пускаю. А если застаю- забираю и отсылаю в стан. Не разрешаю также и приводить сюда, вот как в твоем случае, Митрий, понял?  Всем в общем отказываю. Таков уж у меня принцип, не обессудь, на это есть свои причины.
Митрий( кланяясь, жалобно) –  Не откажи, сделай милость, батюшка, век буду бога молить. Уж больно твой бугай способный. Уж как яво нахваливають усе… И Лешка вот…( бросает умоляющий взгляд на Алексея).
Фет  ( сердито взглянув на Алексея, стоящего рядом, переминающегося с ноги на ногу)- Не знаю, что он тебе наговорил про моего быка, но я его не уполномачивал вести с кем бы то ни было переговоры и разговоры на эту тему ( помолчав и снова вздохнув) – Ладно,  так уж и быть, сделаю исключение, выручу тебя по-соседски. Да и корову твою жалко: семь верст отшагать – не шутка.
Митрий( обрадовано кланяется)- Премного благодарны, ваша милость!Да уж я…
Фет ) прерывает мужика)- Погоди благодарить, сперва дослушай. Согласен, но при одном условии ( при этих словах Митрий, сразу посерьезнев, настороженно смотрит на Фета). – Скажи, Митрий, почем у  вас бабы продают кур?
Митрий) пожимает плечами)- Ды  хто ж их згнает- бабье дело…
Фет- Однако ж дороже четвертаки не продают?
Митрий – Точно что не продают…
Фет – У тебя есть продажные?
Митрий- Ды навроде 6 того, что есть…
Фет – Сколько?
Митрий- Ды навроде ж, что пяток будет…
Фет- Ты поедешь в воскресенье мимо меня?
Митрий- Как же, батюшка, поеду. Знамо , что поеду…
Фет- Ну, тогда привези же мне  четырех, или как ты говоришь, пяток кур, а я тебе заплачу по четвертаку.
Мтрий- Слухаю, батюшка, знамо дело, привезу. С нашим превеликим удовольствием.
Фет( Строго смотрит  на мужика) – Да ты смотри ж, не обмани..
Алексей( молча слушавший до того переговоры между Фетом и Митрием)- То-то! Ты смотри, Митрий!  Не обмани!, Ведь это брат обмануть не своего брата мужика. Ить это, брат, понимаешь, понимаешь ли ты…
Фет( прерывая Алексея  жестом руки)-Ну, это ты брось, Алексей!Какая разница кого обмануть, а кого не обмануть? Обман – он и есть обман- барина или своего, как ты говоришь , брата мужика. Жить надо честно, не по лжи. От лжи и обмана сам же человек и портится, пропадает душой. Понятно?.
Алексей- Знамо дело, понятно, как тут не понять? (Снова к Митрию) – Вот то-то  Митрий… Ить это обмануть не своего брата мужика. Тут , брат понимать , надоть…
Фет( нетерпеливо машет рукой) – Ну, ладно, ладно, довольно разговоры разговаривать. Ближе к делу. ( Митрию_ - Ты вот что. Где, говоритшь, твоя коровенка?
Митрий) машет за сарай) – Там… Привязана…
Фет- Пойдешь к старшему скотнику Семену. Скажешь- я разрешил.
Митрий( кланяется) – Премного благодарны, батюшка( пятится) премного благодарны. Дай вам бог здоровье ( уходит)
Фет  ( к Алексею)-Ну, а ты что стоишь?  Как там канал? Продвигается?. Смотри же Алексей, надо торопиться. Ведь ты же видишь: вода ни капли не уходит из-под дома. Стоит как и стояла, не убывает.   Полон подвал- кошмар! А ведь уже конец мая Не отведи ее , она и все лето так простоять может. Фундамент сыреет, разрушаться начнет. Да ты не хуже моего соображаешь.
Алексей- Да об чем разговор-то, Афонасьевич! Неж-то я не соображаю?Да я всей душой. И плата ваша прямо скажем - божеская. Да только засомневался я, боюсь. – вот в чем дело!Канаву_то я уже подвел к самому фундаменту. А земля обваливается, стенки не держат. Глядишь как зачнем подкапываться под фундамент, может рухнуть и он- вот в чем дело-то! Такая вот  заковыка, Афонасьевич!   Ить рыто-то придется глыбоко, чтоб, значица, канал ентот подвести прод самый пол.Иначе как отвесть оттуда воду? Вот то-то же…

                Сцена третья.Фет, Алексей, солдат Михайла

Михайла( стоявший до этого  поодаль, за  углом сарая, не мешая разговору ,но явно заинтересованно прислушиваясь к нему)- Здравия желаю, ваше благородие!  Извиняйте, что пришлось ненароком подслушать ваш разговор с Алексеем. Я в курсе дела. Посмотрел там( кивает   за дом) на канаву и говорю вам  как на духу: Лешке эту работу не потянуть, не сделать то есть(Алексею) Ты уж извиняй и не серчай, но  тут нужно правде посмотреть в глаза. Да!
Фет ( обрадованно)- Подходит к Михайле, жмет ему руку)- Ну, здравствуй, брат Михайла! Легок ты, скажу тебе, на помине! Я как раз о тебе и подумал. И, как говорится, на ловца и зверь бежит.А вспромнил я, как прошлой осенью, когда пруды копали, как ты тогда знаменитых юхновских землекопов знатно посрамил. Пруд твой получился на славу!И вода быстро набежала, и льду накололи изрядно из него – полный ледник!  Так может и тут поможешь,а? Только вот – как? Хочу надеяться, что и тут твоя солдатская смекалка не подведет, а? Выжидательно, с улыбкой смотрит на Михайлу)
Михайла) невольно подтягиваясь, выпячивая грудь, просияв лицом)- Сделаю, ваше благородие, не сумлевайтесь!
Фет ( живо) – Да неужели?! Ты это серьезно, Михайла?! А как ты это себе представляешь?
Михайла (бросив взгляд на скептически улыбающегося Алексея)  А вот как. Я тут посмотрел, пораскинул  мозгами вот как рассудил. Оно точно, что подвал-то весь под домом  Да рукав-то – с каменной лестницей, вот в чем дело!  Ведь он  нижним-то концом, нижней площадкой то есть, вышел под самую галдерею. Заглянул я туда. А воды там, что и в погребе, что и на площадке- глубина в общем одна. Сам видел:  лестницу-то кменную  высоко залило. А раз так, зачем же канавой идти под дом-то?Позвольте нам ее за угол завести да привесть ее прямиком к площадке, а?Вода все едино вся до капли должна сбежать. А фундамента мы нигде и не тронем. Вот как! ( победно бросает взгляд на Алексея, переставшего скептически улыбаться).
Фет( слушавший Михайлу с  с восторженной улыбкой на лице)- Браво, Михайла!Вот она, солдатская находчивость. Учись ,Алексей,  как надо мозгами шевелить ( хлопает Михайлу по плечу) Молодец! Исполать!Получи вознагражденье за идею! ( Достает деньги и протягивает   Михайле) _ А за работу будет другая плата. Идите, работайте.
Михайла – Премного благодарны, ваше высокоблагородие.(Удаляется вместе с Алексеем, что-то на ходу говорит с ним, подкрепляя слова энергичными жестами)
                Сцена четвертая. Фет.
(Фет какое-то время наблюдает за удаляющимися Алексеем и Михайлой, улыбаясь и  одобрительно кивая головой. Потом на лице его появляется озабоченное выражение. Проводит ладонью по лицу, словно  сосредоточенно думая о чем-то. Сняв картуз и достав платок, вытирает им  запотевший лоб, откровенно выделяющуюся лысину.. Так, держа картуз в руке и обмахивая им лицо, направляется к дому. Но останавливается,  прислушиваясь к приближающемуся стуку  колес и топоту копыт. Стоит,  всматриваясь куда-то вправо, прислонив ладонь козырьком  к глазам)
Фет  (вполголоса)-Кого же это бог несет?  Неужто гости нагрянули?Да, заворачивают сюда.  Двое в коляске. Кто же это?...(Торопливо снова достает платок и вытирает глаза)- Неужели…Тургенев?  Да он же, он, чертушка! Сдержал-таки обещанье!...А кто же другой? Никак Толстой? ( Радостно) Он!  Ай- да молодцы! Ай-да удружили! (бежит навстречу, скрывается за коровником. Слышится громкое «Тпру-у!»  смех, радостные возгласы. Восклицанья)

                ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

      Действующие лица:

       Марья Петровна,жена Фета
       Афанасий   Афанасьевич Фет.
        Лев Николаевич Толстой
        Иван Сергеевич Тургенев.
         Управляющий

 
         ( Действие разыгрывается в  просторной зале в доме Фета.  Глубокие мягкие кресла  в простенках между  высокими окнами. Большой, обтянутый светлым  атласом, как и кресла, диван.  У одной из стен стоит  рояль  На стенах – картины, изображающие пейзаж.
             Какое-то время  зала остается пустой. Из столовой по соседству слышатся веселые голоса, смех.   Затем  в зале появляются гости, Марья Пеьтровна и хозяин, Фет.)
                Картина первая. Толстой, Тургенев, Фет. Рассаживаются в кресла. Фет садится на диван.
                Тургенев: - Ну, Афанасий Афанасьевич, и удивили  вы меня. Все, что вы нам показали, - это фантастика, fantastisch! Да, да, вы писали   мне в Париж о своем новом  доме, планах, и я честно признаюсь: многое  из задуманного вами казались мне наполеоновскими планами, fata morgana. Вы уж извините, дело прошлое. И вот  показываете вы сегодня нам что вы сотворили меньше чем за два года, и трудно поверить глазам, что такое возможно. и как же тут не поверишь  вашим   дальнейшим намерениям. ( к Толстому) Как, Лев Николаевич? А ваше мнение?
                Толстой. ( с улыбкой слушавший восторженную тираду Тургенева : Не нахожу слов. ( К Фету) – Афанасий Афанасьевич, вы действительно задумали завести конный завод?
                Фет ( с довольным видом, улыбаясь) – Непременно!  Да как же иначе? Мне-то  конногвардейцу да не иметь своего конного завода? Да я сам перестал бы уважать себя!. Вот заканчиваю  строительство кирпичного завода   и начну такую стройку, что… Впрочем я уже послал  своего знающего толк в конях на Дон, Кубань, Калмыкию отбирать скакунов. Так что  вы, мои дорогие друзья, первыми получите от меня   в подарок  отменной породы рысаков.
                Тургенев, Толстой – Спасибо , будем ловить вас на слове, Афанасий Афанасьевич!.
                Толстой – конные прогулки  в Ясной Поляне – моя голубая мечта, между прочим. И иметь скакуна да еще в подарок, это было бы верх мечты!
                Тургенев -  я тоже не откажусь от отличного коня и введу в свой моцион  конные прогулки. Только вот… Обещанное три года ждется  .Ну, ничего, подождем…               
                Толстой: А я вот хочу выразить похвалу и восхищение  от увиденного на  полях. Какие жита! Какие сорта! Ну, удивили вы Афанасий Афонасьевич, право слово удивили. Поразили!
                Тургенев:  Как поразил меня когда-то своими стихами.
                Толстой: Да он и сейчас поражает ими нас.  Помните, Афанасий Афанасьевич, прислали вы мне свое стихотворение  «Майская ночь»?  «Царит весны  таинственная сила с звездами на челе. Ты, нежная, ты счастье мне сулила на суетной земле…» ( при последних словах голос Толстого дрогнул, он достает  большой платок и подносит к глазам)- Простите меня. Не могу спокойно  читать это стихотворение. Помнится, еле дочитал его до конца, вот так же прослезился. Пошел                Фет( смущенно) Так уж  гениально…Это мое стихотворение не из новых. К сожалению,  мои нынешние фермерские дела почти совсем не оставляют мне времени  на поэзию. Разве что оторву малую толику для переводов.  Перевожу Шопенгауэра .  Капитально взялся за перевод «Фауста»  Гете.  Он стал сейчас прямо-таки моей религией, «Фауст». Впрочем, как и весь Гете.
                Тургенев) смотрит в восхищении на Фета) «Фауста», говорите? Но ведь это же – глыбища, дорогой Афанасий.Афанасьевич!   Впрочем, это только вам   по плечу: немецкий вы впитали с молоком матери… ( Усмехается) – Нда-а… Не сговариваясь, мы  заняты одной  и той же темой: Я тоже пишу вещь под тем же названием «Фауст» . Конечно, Это  не литературоведческая работа, боже упаси, я на эти дела не мастак. Тут- иное. Недаром моя повесть «Фауст» носит еще и подзаголовок «Песнь торжествующей любви». Ну, о содержании  повести  сейчас вести речь я пока воздержусь, а то потом вам будет неинтересно читать  ее. А вообще-то . упреждая так сказать и разжигая ваш интерес, добавлю: для меня она сейчас – альфа и омега, Работаю  с вдохновеньем, и когда закончу, наверное так же как Пушкин  буду танцевать и восклицать: «Ай да Тургенев, ай да  сукин сын!» ( Замолкает: входит Мария Петровна)
               
                Картина вторая:
                Те же  и Мария Петровна.
                Мария Петровна( обращается к гостям)-
               
               
               Марья Петровна: ( усаживается на диван рядом с мужем)- Лев Николаевич, Иван Сергеевич! Простите ради Бога, что оставила вас без внимания: кухонные  дела, по дому,  знаете…. Но, думаю, Афанасий Афанасьевич вас занял разговором  за нас обоих. Он у нас такой, вы его хорошо знаете ( смотрит на Фета) – Не сердись, голубчик Фет…( к Толстому и Тургеневу)   Ах, какую радость вы нам доставили своим приездом  в Степановку.  Вы – первые  и долгожданные гости  в наших пенатах. Впрочем, мы и сами-то  себя чувствуем больше гостями чем хозяевами: переезд,  строительные дела, коим, кажется, не будет конца. Афанасий Афанасьевич ту хозяйничает с прошлого года, а я  приехала в феврале  нынешнего.Ой, какой же тут еще был раскардаш! . Так что если что вам покажется  не так, не посетуйте, ради Бога
                Тургенев ( встает, подходит к Марье Петровне, целует ей руку) – О чем вы, дорогая Марья Петровна! Да  лично я вам обоим завидую, просто  от души завидую. Как это замечательно начинать  жить с чистого листа, все – как в первый день творенья. И вы – сами устраиваете свой быт, как вам нравится. Мы же в ваше отстутствие  высказывали   Афанасию Афанасьевичу свое искреннее восхищение всем, что он нам показал – развернутое строительство, Выкопанный пруд, поля с буйно пошедшими в рост  злаками – все  элитные сорта! Да что… ( Раздается стук в дверь, на пороге показывается  управляющий   в высоких сапогах, бриджах,  картузе с большим козырьком, кланяется):
                Управляющий: Прошу прощенья за беспокойство, господа! Афанасий  Афанасьевич! Пожалуйте на пару минут по неотложному делу.( Скрывается за дверью)
                Фет( смотрит ему вслед, чуть помедлив, встает, делает поклон в сторону Толстого  и Тургенева): Прошу извинить: видно, что-то и впрямь неотложное. Оставлю  на несколько минут под опекой хозяйки . Извини, Маша. ( уходит)
                ( Какое-то время в комнате царит молчанье, Тургенев подходит к приоткрытой  двери на веранду, смотрит  в  молодой парк)
                Толстой ( Марье Петровне)  -Вижу, не ко времени мы  навестили вас. Марья Петровна.  Сейчас каждый день весны - , как говорится, год кормит. А уж у вас тут и вообще запарка.
                Тургенев ( обернувшись от стеклянной двери) : Alle  Haende  voll zu tun? Да, Мария Петровна?
                Мария Петровна: Да, да, забот полон рот, конечно. Ничего не поделаешь. Но вы не беспокойтесь, боже упаси! Сельские хлопоты, вы же знаете сами, выходных и праздников не имеют. Но гостей это не касается. Уж коли вы нашли время приехать к нам,  доставив нам такую радость,  то нам сам бог велел  сделать все, чтобы   и ваш  приезд к нам доставил вам радость. Сейчас и голубчик Фет явится. Думаю,  как всегда он повеселит нас , то , ради чего его  позвали, он представит  в юмористическом виде, уверяю.
                Толстой: - Мария Петровна!  Когда мы сегодня  утром  приехали к вам и подошли    к   дому,   услышали  чудесную музыку. Это божественно играли вы.
                Мария Петровна- Да, да это  наш с Афанасием Афанасьевичем любимый романс на его стихи «На заре ты ее не буди».
                Толстой:- Конечно, конечно Мы это сразу поняли. А не смогли бы вы сыграть его  для нас  сейчас еще раз?
                Мария Петровна ( смущенно покраснев, кивает головой): Конечно, конечно, Лев Николаевич! Для вас – с огромным удовольствием.
                Тургенев, (отходя от окна,  подходит к роялю, за которым уселась Мария Пет ровна. Облокотившись о крышку рояля, приготовился слушать и петь. Мария Петровна  начинает играть, Тургенев  поет приятным тенором:
                « На заре ты ее не буди,
                На заре она сладко так спит.
                Утро дышит у ней на груди,
                Ярко пышет на ямках ланит.

                И подушка у ней горяча,
                И горяч утомительный сон,
                И, чернеясь, бегут на плеча
                Косы лентой с обеих сторон…
                (Тихо открывается дверь, входит Фет, осторожно  проходит к дивану, садится рядом с Толстым. Толстой  кивает в сторону  Марьи Петровны и Тургенева, пожимает руку Фета.

                А вчера  у окна ввечеру
                Долго- долго сидела она
                И следила по тучам игру,
                Что шутя затевала луна

                И чем  ярче  играла луна,
                И чем звонче свистал соловей,
                Все грустней становилась она,
                Сердце билось больней и больней…

                Оттого-то на юной груди,
                На ланитах   так утро горит.
                Не буди ж ты ее, не буди:
                На заре она сладко так спит!..»
               

               

                ( Заканчивается романс. Тургенев целует руку Марьи Петровны, ведет ее к креслу, на котором сидел до того сам..  Усаживается в другое  кресло.)
                Тургенев: - Ну, что там, Афанасий Афанасьевич, случилось?   Я стоял у открытой двери веранды, слышал какие-то странные крики, поросячий визг. Случилось что-то экстраординарное? Все утряслось?

                Фет ( смущенно, отмахивается рукой): Не знаю, право не знаю, будет ли в этом деле порядок впредь. Насчет поросячьего визгу вы, Иван Сергеевич,. не ослышались: пришлось и впрямь улаживать  свинское дело – загонять стадо свиней в  загон. ( Видя недоумение на лицах Тургенева и Толстого)?: Понимаете, тут дело такое. Потрава -  страшная штука  в нашем деле. Я имею в виду  фермерское хозяйствование. То   лошади в ночном окажутся без призора   в жите или клеверище, то стадо гусей, обстрижет начинающий наливаться молочной спелостью ячмень или метелки овса. В общем  с весны до поздней осени, почитай почти каждый день – такие казусы. Никакие уговоры, нарекания, угрозы на хозяев  живности перестали действовать. Пришлось  с недавнего времени прибегнуть,   как вы выразились, кэкстраординарным мерам – загонять  в сараи или загон, а потом  вызывать станового и составлять акт о потраве.
           Нынче – вот, и вовсе неординарное происшествие случилось: забрело на мой луг невесть откуда  взявшееся стадо свиней..   на луг!Луг!  Представляете, что от него осталось бы, не прояви мои люди бдительность? Одни рытвины да ухабы Вот что! Прощай, сенокос!. Но и непросто было  запереть  это большой свинство в загон – пришлось мобилизовать  всех бывших на этот час в усадьбе. Даже солдата   Михайлу- он сейчас занят  выведением  вешней воды из-под веранды.
             Тургенев ( с улыбкой слушавший Фета): - Ну, и что же вы теперь будете делать с этим свинством?
              - Фет:  Буду делать все по закону: пусть разбирается становой.
              - Тургенев: - Ну, а если владельцы этих хрюшек нагрянут, скажем, ночью и устроют «свинство» по своему усмотрению? В конце концов, они могут попытаться отбить стадо. А? Что тогда?
                - Фет -Пусть только попробуют! У меня хорошие сторожа.  А во главе караула поставлю солдата Михайлу .
                - Толстой:   ( до того внимательно слушавший рассказ Фета и его разговор с Тургеневым ) -  Афанасий Афанасьевич, все хочу вас спросить: мне это очень интересно  услышать именно от вас, потому что  вы самым тесным образом соприкасаетесь с крестьянами. Как и я. Как вы считаете,   что изменилось в них после отмены крепостного права? В поведении, характере, отношении к тем, от кого они были раньше зависимы?   К земле, наконец?
                Мария Петровна ( встает с дивана):- Прошу извинить меня . дорогие мужчины. У вас тут начинается, как я полагаю сугубо конфиденциальный, мужской разговор. А мне надо   дать кое-какие распоряжения   по хозяйству.
                (Тургенев, Толстой, Фет   встают, раскланиваются. Мария Петровна выходит).
                Фет ( проследив взглядом  уход  жены): -Вполне понимаю  ваш интерес, Лев Николаевич.(  помолчав, раздумывая о чем-то, продолжает): Да, крестьянская реформа в России навсегда останется бессмертным образцом, что бы   там о ней не говорили, Но, как говорится, лес рубят, щепки летят.. Много у нас было писано со всех концов России о высоко знаменательном событии прошлого февраля, и о том, как был принят крестьянами благодетельный манифест. Предварительных толков в образованных классах было довольно, вы знаете.  .Наконец, ожидания разрешились рассылкой манифеста., Осталось его только   обнародовать, то есть прочесть крестьянам по церквам Ну, собрали, зачитали манифест..Потом  крестьяне обычным порядком разъехались по своим дворам, и, вероятно, каждый в своей семье занялись истолкованием совершившегося события.. Встретил я  только что вернувшегося от обедни старосту. «Что, Михайло, слушали манифест?» «Как же, батюшка, слушали». _ «Что ж, вы его поняли?» « Как не понять? Поняли , знамо дело. Поняли одно. Что надо теперь всех слушаться - от мала до велика»
 Приходилось мне спрашивать и других мужиков, и ответы были примерно одного и того же рода… А что касается…
                Тургенев ( перебивает Фета, смеется):  Ничуть не удивляюсь такому «пониманию»  крестьянами текста манифеста. Читал я его, когда он был обнародован. Честно признаться,  мне показалось, что  он написан по-французски и переведен на неуклюжий русский язык каким-нибудь немцем.
                (Фет и Толстой смеются)
                - Я был в это время   в   Париже, общаться со своими крестьянами не мог, но, вернувшись, заметил, что даже в такой редакции мужики почувствовали свои права и стали работать на своего   барина хуже. А чего тут удивляться?  Это надо было ожидать после 200-летнего бесправия. Если  откровенно признаться, скажу, что поначалу увидел в правительственном документе перспективное дело, которое вроде бы растет, ширится, движется во весь опор  российской жизни. Радовался:  Ведь я еще в самом начале своего писательства дал себе «Аннибалову клятву«  бороться с крепостным правом, с этим чудищем, которое,  обло, озорно, стозевно да еще и лайяй, - так, кажется , у Радищева.?   И мои «Записки охотника» насквозь пронизаны этим чувством. За что и пострадал, вы знаете… Причем, я всегда выступал за освобождение крестьян с землею, а накануне реформы критиковал тупое упорство, страх и скаредную скупость озлобленно-отсталых дворян вроде оберполицмейстера Ахматова – сладкого, учтивого и богомольного, засекающего на следствиях крестьян, не возвышая голоса и не снимая перчаток… Но теперь иллюзии мои почти рассеялись Предстают картины безобразные, темные и тяжелые. Да, да! Страшные и смутные.   Что тут скрывать? Грабительский характер реформы становится все очевиднее, и крестьяне скоро это поймут со всей ясностью и начнут давать отпор.
                Толстой: Уже кое-где  занимается пожар: село Бездна – первая ласточка!.. И то, что тамошний  сектант Антон Петров  вычитывал из  текста Положений крестьянам  какой-то «тайный смысл», говорит как раз за это: манифест составлен  неграмотно, много в нем  заумного…
                Тургенев: - И вот - такая кровавая цена той двусмысленности:  девяносто человек застрелено солдатами! А сколько ранено…
                Фет:-  А в селе Кандеевка -  вы слышали? – тоже стреляли по безоружной толпе. Тоже есть убитые и раненые…

                ( Какое-то время все молчат, думая   о затронутой теме).
                Толстой:  - Н-да-а… Я тоже многого ожидал от крестьянской реформы, и тоже не сидел сложа руки , ожидаючи с моря погоды. Вы же знаете, что я писал самому министру Блудову, в категорической форме заявлял, что вопрос поставлен теперь только так:  »Жизнь или смерть». Помнится, письмо свое закончил так: «Выход необходим. Ежели в шесть месяцев крепостные   не будут свободны – пожар! Время приспело  Так и написал: «пожар». И в своей «Записке о дворянстве» стоял за освобождение крестьян с землею.
                А прочитал правительственный манифест и сразу увидел, что составлен он  крайне неграмотно, что мужики его не поймут.

                Тургенев А может, умышленно он составлен таким образом…
               
                Толстой  :  Что ж, как говорится, после драки кулаками не машут. Теперь надобно ждать последствий. Страшно, конечно, если последствия эти будут кровавыми, вроде того как в той Бездне.. ( После молчания, к Фету): -  Ну, а что скажете вы , Афанасий Афанасьевич? Как вы вот  тут, в глубинке российской, видите настроение  крестьян? Их отношение  к  работе – на себя, на бывшего своего барина?
                Фет:  - А – как? Прав  Иван Сергеевич:  работать крестьяне   стали хуже, это точно. Причем, появилось в характере нечто…  отчетливо  выпирающие черты, какие  всегда были присущи русскому мужику: этакая хитринка, лукавинка, себе на уме  .                Да, вот, кстати, совсем недавно такой случай  у  меня произошел с одним из работников артели – нанятым, теперь ведь  только нанимать надо!. Да… Так вот, работал у меня поденщиком   молодой парень Алексей. Надо было вырвать  ракитник  - луг стал заполонять. Прикащик Глеб, которому было поручено следить за работой, пришел ко мне и потребовал уволить  этого Алексея. «За что же? « - спрашиваю? –« А за то, - отвечает- что вовсе отказывается работать . Я ему говорю:   пора, мол, на работу. Солнце – эвон где уже, на три дуба поднялось. Цену-то  эва какую лупите. А он меня иссрамил при всех и сказал: «Это  я тебя прежде боялся. А теперь и знать-то не хочу, и живу тут только из-за денег» Нет, какова логика, господа?! Как будто  он делает одолжение, что берет у меня деньги.                - Надо отметить и такой нюанс в поведении вольнонаемных после манифеста: как чуть что не так – ну, скажем, поманил работника кто-то другой, на стороне, тут уж ничем его   не удержишь. При этом   кое-кто старается не вернуть не отработанный еще задаток.. представляете?
                Или взять отношение к технике. Теперь ведь  хозяева стараются приобретать  кое что из передовой техники – ну, там , косилка, молотилка паровая, маслобойка или что еще. А машина – она машина и есть.   Это – плод глубоко обдуманных и стройных производств   прилежного   Запада. Это -  наилучший и неумолимый  регулятор труда. Машина не требует порывистых усилий со стороны прислуживающего при ней человека.. Она требует усилий равномерных, но зато постоянных, а не иначе. Пока она идет, нельзя стоят, опершись на вилы  или лопату и  полчаса перебраниваться с бабой.   Отгребаешь солому, так отгребай точно также в двадцатую четверть часа, как и в первую, а не то она тебя засыплет, как пить дай засыплет. .  . Если, скажем, молотьба, то передыха   тебе не будет:  она глотает снопы ежесекундно.  Знай только подавая! А  будешь  совать ей  спрохвала снопы в час по столовой ложке, она их будет только мять, а не молотить.  Это качество машин очень не нравится пока нашему крестьянину.
                Наш мужик к этому еще не привык. Не нравится ему чтобы машина им командовала. Такие вот нежности при нашей бедности.  Да вот вам – самый свежий пример.  . Мой знакомый, сосед, поставил молотилку, нанял  молотников.  Машина так весело и исправно молотила, что он сам  ежедневно приходил смотреть на молотьбу. И что же  вы думаете?. Нет, хэппи энда не получилось!. Через три   дня пришли работники требовать расчета. Да, да! Расчета. И что   же  за причину они выдвинули? А вот какую: «Да что, батюшка. Невмоготу жить стало при вашей молотилке. Сами ходите под машину: ишь она, пусто ей будь, хоть бы запнулась». ( посмотрев на слушателей):- Ну, что скажете?

                Толстой: -   Как говорится – нарочно не придумаешь.  Именно в духе наших мужиков  Ну, а каково отношение степановского мужика   к земле?   Ведь  она теперь  - его. Хоть ,по- манифесту, тут   немало всяких условий.
                Фет: Пока еще   мало времени прошло ,и затруднительно делать выводы  .Однако, замечен такой факт. К примеру, воздерживаются мужики удобрять свои наделы земли: боятся, что снова  ее отберут и вернут  помещику.
                Тургенев: Гм, гм… Это как раз то, о чем я говорил : все это издержки  манифеста- неясности    формулировок,   двусмысленности. Ничего конкретного
               

                Картина четвертая.

                Те же и Мария Петровна.
                Мария Петровна:  Голубчик Фет, а ведь ты совсем заговорил наших гостей. Дело-то ведь уже вечернее. Приготовлен чай, самовар закипел, и я всех приглашаю в столовую. Иван Сергеевич, Лев Николаевич! Прошу вас  извинить меня, мне надо было  пригласить вас  раньше. Да не хотелось прерывать  вашу деловую беседу. Голубчик Фет,  веди, веди дорогих гостей. в   столовую.

                (Занавес закрывается. Когда же он распахивается, зритель видит интерьер небольшой, но уютной  столовой. Посередине стоит длинный стол, с каждого торца и по а

                ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
                Действующие лица:
                Марья Петровна,
                Толстой,
                Тургенев,
                Фет.

              ( Места у торцов   стола занимают хозяева:   Марья Петровна и Фет, по правую сторону от хозяйки сидит Тургенев, по левую – Толстой
                За открытыми окнами столовой слышны соловьиные трели
                На столе – самовар. Марья Петровна  разливает чай. По ходу действия доливает гостям и Фету  в чашки чай).

                Марья Петровна:
              - Иван Сергеевич, Лев Николаевич! Как вам нравятся наши соловьи?  Вам это, конечно не в диковинку,   представляю. ваши усадьбы,  все утопает в цветущих зарослях сирени И со всех сторон  слышны  соловьиные рулады. А вот нам,  больше горожанам, - в новинку. Знаете, слушаю и не наслушаюсь. Какое это чудо  русские соловушки! Наш народ искони  любит эту певчую  птицу. И песни  какие сложил о ней!. Теперь уже, пожалуй, поздно, а завтра я вам обязательно  исполню романс «Соловей мой соловей, голосистый соловей…» Мой любимый романс!
                Тургенев ( похлопав в ладоши»: Браво! Браво, Марья Петровна! Вот что значит, с кем поведешься, от того и наберешься. А может быть у вас от рожденья  поэтический талант. А? Я не удивлюсь, если скоро мы   будем восторгаться и вашими стихами. Как раньше – стихами Фета.
                Толстой:  Побойся Бога, Иван Сергеевич! Ну, о каких стихах  тут можно говорить, если мы лично сегодня убедились, чем приходится заниматься  Афанасию Афанасьевичу. Я Достойно удивления то, что он   при такой преданности  аграрному делу  решил замахнуться на перевод «Фауста».
                Фет :         Да, к сожалению, в последнее время Феб имеет все основания сетовать на меня. Что ж. винюсь.  Но все-таки муза и сейчас , хоть изредка заглядывает  к нам  в   Степановку. Вот недавно  постучались ко мне  такие строфы. Если не возражаете, я прочту их…
                Все: - Конечно, конечно, Афанасий Афанасьевич!
                Фет ( откашлявшись, читает низким голосом, но – с глубоким чувством):

                « Какая ночь! Кругом какая нега!   Благодарю тебя, родной полночный край!
                Из царства льдов, из царства вьюг и снега    Так свеж и чист твой вылетает май!  Какая ночь!  Все звезды до единой    Тепло и кротко в душу смотрят вновь   И в  воздухе за песнью соловьиной   Разносится тревога и любовь.

                Березы ждут. Их лист полупрозрачный    Застенчиво манит и тешит взор.  Они дрожат.  Так деве новобрачной  И радостен и чужд ее убор   Нет, никогда нежней и бестелесней    Твой лик, о ночь, не мог меня томить!  Опять  к тебе иду с невольной песней,   Невольной – и последней, может быть…

      ( Все аплодируют. Толстой достает платок и касается им глаз…_)
                Толстой: -   Великолепно! Гениально! Да, да! Вы – гений,  Афанасий Афанасьевич!  Нет, нет я уже говорил и  всегда буду говорить: кто не читает Фета, тот ничего не понимает в поэзии.
                Фет ( смущенно).   Ну, Лев Николаевич! Это вы уж лишку хватили. Вот в переводах я – в своей стихии. А поэзия- что ж, всему свое время. Было такое дело -   часто приходило вдохновение.  А теперь когда я обоими ногами стал на земле, по ночам  мысли приходят не о поэзии, а об усадьбе : как там зябь, как всходы? Как отел?   Как ускорить строительство?
                Толстой: Все это понятно, Афанасий Афанасьевич. А только не забывайте: вы – врожденный поэт.Поэт – от Бога! Лирический поэт. Хозяйственными делами могут заниматься, в конце концов, управляющий, приказчики. А вот лирические стихи, от которых невольно  набегают на глаза слезы, которые бьют по сердцам с томительной силой, как вот то, которое вы только что нам прочитали, - увы, не многие. И   лучше всех – вы! ( К Тургегневу) – Как, Иван Сергеевич, разве я не прав?
                Тургенев: - Так, так, тысячу раз правы. Я был уверен в этом с самого начала, когда готовил к изданию его первую книжку.  ( С гордостью)- Ведь это я открыл городу и миру  Фета!   Ах, какие чудные стихи его  отобрал я тогда в Петербурге  для первого сборника!.( К Фету) – А не прочитали   бы вы  нам сейчас еще что-нибудь из  него, а, Афанасий Афанасьевич?
                Фет ( Смущенно) :_ Ну, какой из меня чтец,. Иван Сергеевич? Да и  забыл я , что было там, в   том первом сборнике, крестным отцом которого вы были..
                Тургенев ( похлопав ободряюще по руке Фета ): - Ладно, ладно, не ломайтесь, пожалуйста, как сдобный пряник,  Афанасий  Афанасьевич.
                Мария Петровна( умоляюще): - Ну, голубчик Фет, почитай. И Лев Николаевич вот тоже хочет послушать. И я . Почитай!  «Ландыш» свой прочти! ( Обратившись к Тургеневу и Толстому) – Одно из моих любимых стихотворений…
                Фет: - Ну,  ладно, уговорили ( К Марье Петровне) – «Первый ландыш» , говоришь? Ну, что ж…( Помолчав, словно собираясь с мыслями): «О, первый ландыш! Из-под снега  Ты просишь солнечных лучей. Какая девственная нега В душистой прелести твоей! Как первый луч весенний ярок! Какие в нем нисходят сны! Как ты пленителен, подарок  воспламеняющей весны!!  Так дева в первый  раз вздыхает – О чем – неясно ей самой, - И робкий вздох благоухает   Избытком силы молодой.»
                ( Все аплодируют Тургенев одобрительно кивает головой)
                Толстой : И впрямь  -чудо стихотворение! Еще что-нибудь. Мы –все внимание.
                Фет ( с улыбкой обведя взглядом застолье) -
               
                « Я жить хочу! «, кричит он, дерзновенный. Пускай обман –о,  ,дайте мне обман! И дела нет, что это – лед мгновенный, А там, под ним  - бездонный океан. Бежать? Куда? Где правда? Где ошибка? Опора где, чтоб  руки к ней простерть? Что ни расцвет живой, что ни улыбка, Уже над ними торжествует смерть… Глупцы напрасно ищут, где дорога, Доверяясь чувств  слепым поводырям. Но если  жизнь – базар крикливый Бога, То только смерть – ее бессмертный храм!»
                : (Все аплодируют)

           «Жизнь пронеслась без явного   следа.  Душа рвалась  – кто скажет мне – куда? С какой заранее избранною целью? Но все мечты, все буйство первых дней. С их радостью все тише, все ясней К последнему подходят   новоселью. Так,   заверша беспутный                свой побег В пустых полях летит   колючий снег, Гонимый ранней            буйною метелью, И, на лесной остановясь глуши , сбирается в серебряной тиши Глубокой и холодною постелью…»
              «Учись у них, - у дуба, у березы. Кругом – зима. Жестокая пора! Напрасные на них застыли слезы, и треснула, сжимаяся,   кора. Все злей метель , и с каждою минутой сердито  рвет  последние листы. И за сердце хватает    холод   лютый. Они стоят, молчат. Молчи  и ты! Но верь весне: ее промчится  гений Опять весной и счастием дыша. Для ясных дней,, для новых  откровений переболит скорбящая душа!» ( Замолкает.
                ( Какое-то время  за столом царит  задумчивое молчанье. Тургенев продолжает улыбаться, показывает   с торжеством большой палец, словно   желая сказать: «Моя работа! Без меня  вы не услышали бы  сейчас этих поэтических перлов.»)
                Фет( окинув взглядом слушателей за столом):- Ну, что, утомил я вас, как вижу?
                (Голоса: Нет! нет! Ни в коем случае , хотим слушать еще!       
                Фет( Нет, друзья мои, как говорится, хорошего понемногу. А вот если хотите, я хотел бы прочитать вам  одно из стихотворений моего любимого  поэта – Владимира  Бенедиктова. Думаю, он и  вам знаком. Это – самый популярный, на мой взгляд, на нынешний день из российских поэтов.  Писать свои стихи у   меня сейчас времени  совершенно нет. А без поэзии жить не могу: она вдохновляет,  заряжает  бодростью, помогает смотреть на окружающее  с оптимизмом, учит видеть  и находить  прекрасное в природе, жизни, окружающих людях. Бенедиктов – один из таких поэтов, читая которого  воспаряешь душой. Вот не так давно  прочитал в «Русском вестнике» его стихотворение «Человечество» . Начал читать и не мог оторваться.    Хотелось бы прочитать его вам. Маша, , будь любезна, принеси этот номер, лежит на журнальном столе в гостиной
              ( Мария Петровна выходит и возвращается вновь, передает   Фету журнал. Фет листает его, находит нужную страницу )
                - Вот послушайте, господа, какая это прелесть. Итак, «Человечество»
 «История открыта предо мной.   Мне говорят: «Взгляни на эту панораму!» И я к ней подошел, как бы к святому храму, С благоговейною душой, - И думал видеть я, как люди в век из века, В разнообразии племен, идут по лестнице времен К предназначенью человека. И  думал видеть я, как человек растет, Как благо высится, стирается   злодейство,и человечество со всех сторон идет , чтоб слиться, наконец,  в блаженное семейство… ( Фет сделал паузу, отпил глоток чая, окинул взглядом  общество за столом, внимательно слушающих его. Глубоко вздохнул). – И что же вижу я? – от самых юных дней Доныне в ярости своей, Все тот же мощный дух, дух зла мирохозяин, И тот же
.    пир для кровопийц. К началу восхожу, _ там во главе убийц Стоит братоубийца Каин!  Нависла бровь его и жилы напряглись, Рука тяжелая подъята, Чело темно, как ночь, и в сонный образ брата С кровавой жадностью зрачки его впились, - Быстробегущий тигр, при этом выгнув спину, Из лесу выглянул, остановил свой бег И выкатил глаза на страшную картину -  И рад, что он – не человек!
                И с той поры всемирное пространство Багрится кровию, враждуют племена, - И с той поры – война, война,И   каинство, и окаянство! Война за женщину, за лоскуток земли, Война за бархатную тряпку, Война за золотую шапку, за блестку яркую, отрытую в пыли, И чтоб безумия всю   переполнить меру –Война  за мысль, за мнение, за веру,   За дело совести, - война из века в век! О, тигр! Возрадуйся, что ты- не человек!
                ( Заканчивает читать, снова отпивает глоток чая, смотрит в чашку): - Вот как надобно писать! Какая глубокая мысль! Сколько тут философии!
                Толстой: - Да,  Спасибо, Афанасий Афанасьевич за это стихотворение. За то, что  представили нам, мне, во всяком случае , это точно такого оригинального поэта. Слышал я о Бенедиктове. Что-то читал, но мало, и , вероятно,  не такого накала стихи.
                Тургенев:            До сих пор для меня существовали  два  поэта наших дней – Тютчев и Фет. Теперь в моем пантеоне  нынешних российских  поэтов прибавился третий – Бенедиктов.  Буду в Москве, непременно разыщу для себя Бенедиктова.   
                Толстой: Афанасий Афанасьевич! Ваши три последних стихотворения, которые вы нам прочитали сегодня - » Я жить хочу…» и «Жизнь пронеслась без всякого следа…» мне объясняют две вещи. Первая – то, почему вам оказался таким близким по духу Бенедиктов,  и вторая: почему вы увлеклись переводом Шопегауэра. Всегда                нам твердили, твердят: Фет – тонкий  лирик, воспевающий любовь и природу А вы, , оказывается… – на все руки мастер. Да! И  как  ярко смотрится философская подкладка в ваших стихах!  И с Шопенгауэром  у вас  чувствуется   родство душ. Ну, а взгляды?  Впрочем, это одно и то же. И все-таки – что вы находите у великого немецкого философа?  Хотелось бы услышать от вас : Чем он вас привлекает? Заранее скажу: это и мне близкий философ, учение его меня привлекает. Взгляды во многом у нас схожи. А вот  ваших  взглядов   схожесть – в чем?
                Мария Петровна:  -   Господа! Я смотрю, разговор у вас  затевается нешуточный. Берегитесь: если голубчик Фет сядет на своего конька, скакать будет долго. Не угодно ли еще чаю?  Я прикажу принести   новый самовар. .
                Тургенев: - Спасибо,   ,дорогая Марья Петровна. Не отказался бы.
                Толстой. _ Утвердительно кивает головой) : - Я – тоже.
                Марья Петровна: - Голубчик Фет,   а ты?
                Фет ( Утвердительно кивает):- Да, да, Маша!
                _( Марья Петровна выходит, через какое-то время возвращается с кухаркой, которая ставит на стол самовар, расставляет чашки  перед гостями и Фетом. Все благодарят)
                Фет:-Спасибо,  Маша, Ты нас извини, если мы еще тут   посидим. Постараемся сидеть тихо А ты сегодня устала. Иди, отдыхай. Спокойной ночи, дорогая. Gute Nacht!
                Мария Петровна:- Всем спокойной ночи.Bon nuit!   ( уходит, закрыв за собою дверь. Какое-то время все оставшиеся в столовой молча  заняты чаем. Фет задумчиво двигает  чашку с чаем   туда-сюда перед собой. Потом чуть отпив из нее, начинает говорить): - Лев Николаевич!  Шопенгауэр неиссякаем. Написано им много. Все его  книги  мудры, причем, у него – удивительное редкое  свойство: он никогда не отрывается от земли, в центре его внимания всегда остается человек с его  чувствами, переживаниями.  Не знаю, что вас  в нем больше всего привлекает. Может быть, - все. Меня тоже. Но для перевода я взял пока не много.»О ничтожестве и горестях жизни», например.. «Смерть и ее отношение к неразрушимости нашего существа» Еще – «Идеи этики», «Афоризмы житейской мудрости».
                Перечитываю и другие  вещи Шопенгауэра. Возможно, скорее всего, приступлю позже к переводу и их.   Чем мня привлекает Шопенгауэр?   Сокровеннейшими мыслями. Глубоким проникновением в человеческую сущность, духовный мир человека. Актуальностью размышлений о жизни и смерти, назначении человека,  отношением индивидуума к окружающему его обществу, природе, среде, в которой он обитает.  Человек, говорит он, может быть  в самом полном согласии с одним только собой. Вот почему истинный глубокий мир сердца и душевное спокойствие – это наряду со здоровьем – наше высшее земное благо можно обрести только в одиночестве . а в качестве стойкого настроения – только в самом глубоком уединении. Если при этом собственное Я оказывается великим и содержательным, то мы наслаждаемся счастливейшим состоянием, какое можно только отыскать на   этой бедной земле.
                Толстой: Великая мысль! Как говорится, лучше не скажешь. Наверняка, так думают многие, только не каждому дано  облечь  это в такую четкую мысль.Вот , к примеру, великие мудрецы – кто они? Отшельники. Те же  великие Даниил Заточник, Феодосий Печерский, Серафим Саровский,  Святой Зосима, уединившийся от мира в своей монастырской келье. Наверное, имей они возможность или живя позднее, прочитать эти утверждения Шопенгауэра,  согласились бы с ним. ( Помолчав) Но вот , что касается меня, я на этот счет иного мнения. Когда-то, скажем так: на заре туманной юности – мне сейчас смешно вспомнить это – я   тоже думал что-то вроде такого: можно себе устроить счастливейший и честный мирок, в котором спокойно, без ошибок, без раскаяния, без путаницы жить  себе потихоньку и делать не торопясь аккуратно все только хорошее. Смешно! ( Смеется) Теперь я понимаю, каким наивным я   был.  Жить так, это все   равно, что, не двигаясь,  не делая моциона, быть здоровым.  Нет! Теперь я  думаю иначе. Чтобы жить честно, надо рваться,  путаться,, биться, ошибаться, начинать и бросать, и опять начинать и бросать, и вечно бороться и лишаться. ( Обводить взглядом собеседников). – А  спокойствие – душевная подлость. Да, вот так я сейчас думаю…
                ( Все молчат)
                Тургенев: -  И  я вот тоже   считаю, что   рассуждения  подобного рода  немецкого философа, которого я изучал в берлинском университете,   замешаны на индивидуализме.   Как, Афанасий Афанасьевич, вы считаете?
                Фет:- Конечно, смотря с какой стороны взглянуть на подобные утверждения Шопенгауэра. Вот он, например,  говорит, что духовные задатки отчуждают человека от остальных людей и их интересов, так как чем больше кто  имеет в себе самом, тем меньше он может найти в другом.
                Толстой:- Все верно! Тут не поспоришь.
                Тургенев:_ Как  у Тютчева? «Лишь жить в себе самом умей!»Что-то , помнится мне, и Гете  высказался   в этом же плане:» Кто рожден с каким-нибудь талантом  и для таланта, тот найдет в последнем красу своей жизни.»
                Толстой:- Вот видите? И  великий олимпиец  подтверждает  мысль Тютчева и Шопенгауэра. Что еще там утверждает  философ?
                Фет. Ну, он не только об индивидуализме говорит. О всяких полезных привычках, устремлениях человека  тоже. Например, о том, что надо избегать всякого рода излишеств и расстройств., всяких  дурных и неприятных душевных волнений. По его мнению, человек должен  ежедневно по крайней мере два часа посвящать быстрым движениям на чистом воздухе, усердно пользоваться холодными ваннами.
                Толстой:- Ну,  мой режим   Шопенгауэр, безусловно, одобрил бы: ежедневно езжу на лошади, начал осваивать велосипед. Зимой на коньках катаюсь – Что – мало разве?
                Тургенев( смеется) - Нормально, вполне достаточно, Лев Николаевич, успокойтесь. Но и я вам не уступлю: охота – мой конек. Все окрестности   в Тульской губернии  пешком исходил. Охота- высшее наслаждение для души, ума и  укрепления тела.   
                Толстой: – Гм-гм…(улыбается) - Вы забыли   назвать еще одно свойство охоты – прекрасный материал для творчества.  Скажем,   ваши «Записка охотника» вряд ли появились бы, не будь  вы страстным охотником. Что? Разве не так?
                Тургенев( внимательно посмотрев   на Толстого)  Может быть… Хотя – как знать….  А вот вы, не побывав на Кавказе  или Севастополе,  уж точно не смогли бы написать  «Казаков»  И «Севастопольских рассказов». Для таких вещей одного творческого воображения мало. 
                Толстой: - Думаю, да… Но…. Мы отошли от Шопенгауэра. Афанасий Афанасьевич! Вы перевели  у него  трактат о смерти. Ну, и что он говорит о смерти?
                Фет: - О смерти? ( Помолчав)
Да тоже, я думаю, мало чего нового для себя  мы  узнаем от него. Вот, к примеру, такую истину:  «Величайшее из зол, худшее из всего, что только может грозить ему, это – смерть. Величайший страх – это страх смерти»
                Или  утверждение, что страх смерти не зависит ни от какого знания: ведь  животное испытывает  этот страх, хотя оно не знает о смерти.
                Тургенев ( к этому моменту отошедший к  открытому окну, повернув, голову, смотрит на Фета): - Прописные вроде бы истины, а вот читаешь это  у Шопенгауэра, и воспринимаешь это как величайшую мудрость.
                Толстой: - Согласен. Но вот что я скажу о страхе смерти. Кто видит в своем существовании простую случайность, конечно должен бояться, что со смертью потеряет его. Напротив, кто хотя бы в самых  общих чертах усматривает, что его бытие зиждется на  какой-то изначальной необходимости, тот не поверит, что вместе с его смертью  исчезнет все , связанное с ним.
                Можно только позавидовать индийцам,  уверовавшим в   реинкарнацию.
                Тургенев: ( молча  прислушивающийся к соловьиному пенью) – Послушайте, философы, как звонко славят жизнь  эти чудные певцы ночи.  ( Достает из кармана часы). – О! Засиделись мы, однако! А завтра нам с вами, дорогой Лев Николаевич, предстоит довольно неблизкий путь домой. Как говорится в гостях хорошо, а дома – лучше.
                Толстой : - Вы правы. Пора на  боковую.
                Фет: - А я люблю. перед сном  хотя бы самую малость подышать свежим воздухом. И послушать вот этого российского славного птаха ( кивает на окно).
                Тургенев (к Фету): Замечательная привычка! Не возражаете, если я с вами  разделю компанию?
                Толстой: И меня возьмите в  свое общество любителей соловьиного пенья.
                Фет   ( в восторге): С большой охотой, друзья! Идемте!
                ( Все идут к  выходу. Занавес закрывается  )


                ДЕЙСТВИЕ   ЧЕТВЕРТОЕ

                Действующие лица:
                Марья Петровна,
                Фет,
                Толстой,
                Тургенев.

                Действие разыгрывается снова в гостиной.
                Картина  первая
                ( Когда   поднимается занавес,  в гостиной никого нет. За дверями столовой слышны веселые голоса Толстого  и Тургенева.  Но вот они   выходят  оттуда в гостиную , Толстой усаживается в кресло, Тургенев подходит к  раскрытой двери на террасу, , чуть сдвинув штору  смотрит в молодой парк, прислушивается. Входит Марья Петровна)
                Тургенев( озабоченно) . Ну, где же запропастился Афанасий Афанасьевич? За завтраком его не было, не слышно его голоса и  в усадьбе.
                Марья Петровна:  Да не волнуйтесь вы за него! Он всегда так: встает спозаранку, бегом в столовую,  выпивает наспех чуть ли не целый кофейник кофе или полсамовара чая и спешит по делам. Своей традиции он не изменил и сегодня, за что  и просил  у вас извиненья. Говорил что отлучится на несколько минут, но вот…
               Толстой:  Ничего, ничего, это мы должны просить извиненья – и у него и у вас, уважаемая Марья Петровна.
                Мария Петровна: ( машет руками) – Да за что же, помилуйте, Лев Николаевич!   
                Толстой:- За то, что не ко  времени   нагрянули к вам. Отвлекаем  вас   от  ваших   сельских забот, хлопот. Вон Афанасий Афанасьевич… Ни сна , ни отдыха измученной душе…
                Марья Петровна: Ах, оставьте! Это – его стихия.   С минуты на минуту и он припожалует. А я вам, если не возражаете, пока исполню чего-нибудь. Хотите – еще раз «На заре ты ее не буди?
                Тургенев: _ Марья Петровна! Давеча вы, увлекшись соловьиным  пеньем,  сказали, что «Соловей» Алябьева  на слова Дельвига – ваш любимый романс. Исполните его, пожалуйста!
                Толстой: -   Кстати, Чудно поют ваши   курские  соловьи, жаль только не знают меру: всю ночь пели без передыху. После чаепития перед сном мы все трое  выходили на природу подышать свещим воздухом и послушать их а Вот когда  уже валились с ного от усталости и   готовы  уже были отойти ко сну,  а от соловьем не было спасу, я их даже стал поругивать.
                Тургенев: -Э-э, ничего, Лев Николаевич, вот сейчас Марья Петровна исполнит  соловьиный романс, и вы снова возлюбите соловьиное пенье, реабилитируете  курских соловьев.
                Марья Петровна:  Да с удовольствием, только… Только голосом –то я не вышла, к сожалению,  чтобы  спеть такую    трудную партию. Разве только, если на рояле исполнить…
                Толстой: Конечно, Марья Петровна! В вашем  музыкальном исполнении
прослушать эту вещь – можно ли желать чего-либо лучшего?!
                Марья Петровна( - Ну, хорошо, хорошо, как вы пожелаете… (Садиться к роялю. Играет. Толстой и Тургенев с видимым наслаждением слушаю с улыбками на губах. Изредка Толстой, взглянув на Тургенева, кивает головой. Когда заканчивается романс, входит Фет. Все встречают его  веселыми возгласами).
                Фет( кланяется): прошу  извинить меня, что за опоздание. Надеюсь, мое отсутствие не  помешало   позавтракать? Как,   Маша,  все, как я просил?
                Марья Петровна. – Ну, конечно же, голубчик Фет.
                Фет: _ Спасибо, Маша. Я  вижу, ты  занимала их  своим любимым романсом? Я подоспел к самому началу, но не стал мешать,  подслушивал за дверьми (Смеется)
                Толстой: Чудная музыка,  чудесное исполнение. Мы с  Иваном Сергеевичем в восторге..
                Тургенев: ( кивает головой): - Именно так. Наверное, прослушав его в исполнении Марьи Петровны, я могу с полным правом присовокупить  «Соловья» к   своим любимым музыкальным произведениям.
                Марья Петровна: Хотелось бы знать, Иван Сергеевич, другие ваши  любимые музыкальные вещи.
                Тургенев: О, Марья Петровна! Их немало. Не хотелось бы утомлять  вас их перечислением. Ну, вот, скажем,  услышанный в   вашем исполнении вчера романс  «На заре ты ее не буди…» Как и все, на слова Афанасия Афанасьевича. Его же – «Я тебе ничего не  скажу…» И вот еще:» Шепот, робкое дыханье, трели соловья…»
                Марья Петровна( с удивлением)ь : Как?! Разве на слова этого стихотворения написана музыка?
                Тургенев: Да, конечно,  Марья Петровна. 
                Марья   Петровна: И кто же автор музыки?
                Тургенев : Полина…  Полина Виардо. Она же   исполняет ее своим изумительным голосом. Кстати – на русском языке.! Ей это стихотворение Фета чрезвычайно понравилось. Как и мне, впрочем. Афанасий Афанасьевич это знает. Мне доставляет честь  считать себя даже, так сказать, крестным отцом этого изумительного стихотворения.  По моему требованию автору пришлось внести небольшие, но я бы сказал, - принципиальные  поправки.  Пришлось внести в него небольшие поправки  Афанасий Афанасьевич, помните. В первой строчке было: «Шепот сердца, дыханье…» А сейчас – «Шепот, робкое дыханье…» И в последней строфе вместо первоначального «Речь не говоря…» стало  «Отблеск янтаря…». Помнится, автор( лукаво бросив взгляд на Фета) поначалу упрямился что-либо менять. Ох, как упрямился! А когда появилась книжка стихов сам же и поблагодарил меня за   новую редакцию этого стихотворения.  Помните, Афанасий Афанасьевич?
                Фет: -Как не помнить? Я и сейчас готов поблагодарить за них.Благодарю покорно, Иван Сергеевич!
                Тургенев( смеется, по-немецки): - Keine  Ursache, mein  Freund!   Кстати, еще пару слов об этом стихотворении. Мало того, что оно изумительно по своему лирическому настрою, лирический перл, так сказать, его можно смело приписать   к   поэтическому феномену. Сколько оно вызвало в журналах и восторженных откликов и критических нареканий. Еще бы! Ни одного глагола, одни существительные! ( Читает):
               

                Шепот. Робкое дыханье.
                Трели соловья.
                Серебро и колыханье
                Тихого ручья.

                Свет ночной. Ночные тени.
                Тени без конца.
                Ряд волшебных изменений
                Милого лица…
      

                В дымных тучках пурпур розы,
                Отблеск янтаря.
                И лобзания, и слезы,
                И заря, заря!..

                Толстой ( прикладывает платок к глазам) – Восхитительно! Действительно – перл, литературный феномен!  Надо ли удивляться, что оно произвело  сильное впечатленте на Полину Виардо. Ее чувствительная натура  восприняла его   именно так, как должно быть.  А ее  тонкая душа  всемирно известной певицы почувствовала в нем родственные чувства.  Очень хотелось бы услышать  ее пенье!

                Марья Петровна:  Иван Сергеевич! Я знаю, что ваша дочь– воспитывается  в доме Полины Виардо в Париже?
                Тургенев. – Да, это так, Марья Петровна. Моя дочь учится с детьми Полины. Как единственную наследницу тургеневского рода я ее безумно люблю  и не жалел и не пожалею никаких средств на ее воспитание. Да, да!  Это не просто слова. Сейчас  речь идет о ее замужестве. Я  надеюсь подыскать для нее  достойную ей пару. И, кажется, дело идет к исполнению моего желания..Только выдав ее замуж как свою дочь за границей, я, таким образом, могу обеспечить ее необходимым приданым как свою наследницу. Потому-то  и приходится мне сидеть в Париже. Хотя    очень хочется вернуться в Россию. Ну, а дочь, вот, вследствие причин первой важности должна оставаться иностранкой. Это очень неприятно, конечно, но делать нечего. Жаль, что она стала забывать родной русский  язык!… Но ничего не поделаешь…Уж так сложилась ее  да и моя судьба… Главное теперь – выдать ее за порядочного и любящего человека. Вот скоро  уеду снова в Париж и  буду хлопотать  о свадьбе.
                Вот так обстоит дело с  моей дочерью, Марья Петровна.. Вот выдам ее замуж, развяжу тогда себе руки, освобожусь от родительских формальностей, довольно хлопотных, надо сказать, и тогда вернусь, возможно, навсегда на Родину. Истосковался я по ней, вы   даже представить себе не можете.  Но что ж, ничего не поделаешь, надо исполнить свой долг до конца.
                Марья Петровна  ( внимательно, заинтересованно слушавшая  Тургенева): - Да, Иван Сергеевич, нам трудно понять все сложности вашего положения в вопросе о  вашей дочери. Главное, мы видим, какой вы -  прекрасный отец, и верим, что ваша дочь станет достойной вас дочерью. Главное, она будет воспитана таким замечательным человеком, как Полина Виардо.
                Тургенев( встал из кресла, стал ходить по зале, с воодушевлением):  О! На нее можно полностью положиться. Она нанимает для своих детей и моей   Полины   прекрасных гувернанток, учителей. Вот сейчас  наняла специально для дочери английскую гувернантку.
                Толстой  ( скептически улыбаясь) – Да знаю, знаю   я этих иностранных гувернеров и гувернанток! Да и вообще насмотрелся вдоволь на  европейскую систему образования. Во время моих поездок в  Германию, во Францию, Италию. Я ведь ездил туда именно с целью изучения  их системы воспитания и образования, намереваясь учредить  научный журнал и создать школу для крестьянских детей. Вы знаете. Так что ничего дельного ценного у них позаимствовать я не  захотел…
                Марья Петровна : - Иван Сергеевич! Ну,  а вы как, довольны  этой английской гувернанткой для вашей дочери?
                Тургенев( Который к этому времени  сел в кресло, снова  с восторгом): Вполне! Это, знаете, так оригинально, то есть я хочу сказать:  ее методы воспитания  неординарны. Представляете, она    со своей английской пунктуальностью просила  меня определить сумму, которой Полина может располагать для благотворительных целей. Ну, я, конечно же не стал  жалеть денег, чтобы моя дочь не выглядела скаредной ( Толстой при этих словах скептически хмыкает).
_А теперь  англичанка требует, чтобы моя дочь забирала на руки худую одежду бедняков, заключенных и собственноручно – представляете?! Собственноручно!- вычинив, выстирав оную, возвращала ее  по принадлежности.
                Толстой ( снова   хмыкнув) – А это вы считаете хорошим?
                Тургенев(обернувшись на Толстого):- Конечно! Это тесно сближает благотворительницу  с насущной нуждой. Именно так я  считаю.
 Толстой ( с иронией) : - А я считаю, что разряженная девушка, держащая на коленях  грязные и  зловонные лохмотья, играет неискреннюю, театральную сцену.
 Тургенев  ( холодным тоном, , медленно):- Я вас прошу этого не говорить!
Толстой  ( пожав плечами): - Интересное    дело!  Отчего  же мне не говорить того, в чем я убежден?
                Тургенев ( бледный от злобы, почти кричит):- Ну, так я вас заставлю замолчать оскорблением! (Порывисто встает, делает два шага в сторону Толстого, затем, схватившись за голову,  почти бегом   выходит из залы,. Но вскоре возвращается, подходит к Марье Петровне, прерывающимся голосом):
                - Марья Петровна! Ради Бога простите мне  мой безобразный поступок!, в котором я глубоко раскаиваюсь ( снова решительным, поспешным шагом  выходит в другую комнату.
                Все какое-то время молчат,  потрясенные случившимся.Наконец, Толстой встает из-за стола).
                Толстой: Марья Петровна , Афанасии Афанасьевич! Простите  и вы меня. Получается, я его ( кивает на дверь)  вроде бы  спровоцировал на такой поступок. Но,- кто же знал, что он так  вспыхнет, как спичка? Конечно, у нас и раньше были споры, всякого рода перепалки. Да еще какие! Зачастую по сущим пустякам! В Петербурге. Мы ведь—как там у Пушкина, где он  пишет об. Онегине и Ленском? Лед и пламень! Но чтобы вот  так… до такого…Просто … просто не нахожу слов…
                Я должен  откланяться. Из Новоселок постараюсь написать ему. Дуэли, видно, не избежать, если… Надеюсь, его совесть  в самое ближайшее время подскажет ему, как он не прав был только что передо мной, особенно в ваших глазах. И если он напишет мне такое письмо, я  обязательно  перешлю его вам. Будете в наших краях или по пути в Москву, обязательно навестите меня в  Ясной Поляне. Прощайте.  ( Откланивается).

                Занавес. Звучит мелодия романса   «На заре ты ее не   буди…»