Самолеты

               
                Ярославу Смердову (1970-1998)

Кольцо было нужней золота,
Сердце - нежней рубинов и капли варенья на пальце.
Кольцо с сердечком цвета бессмертной любви
Выиграла на кегельбане в Луна-парке – не глядя.
Пропала, забыла, утратила в те же каникулы –
По-бабьи пошло, по-летнему безвозвратно:
Оставила на умывальнике счастье соседке с уборщицей.
Любовь бессмертная, l’ amour de ma vie,
С пальца упала. Кольцо соскользнуло
Теплым экватором с сырой Земли.

Прилетало потом, зимой,
Молча смотрело в комнату со стекла.
Где задержалось – угол окна отогрелся,
Подтек, обнажив устройство зимы в разрезе,
Как сердце в учебнике анатомии.
Сердце было окном в мир:
В серых, сирых сердцах
Оживают от боли
Самолетики неустрашимые –
Идут и идут на посадку,
Ревут в ореоле горелой горечи,
То видеть хотят, то прощать,
То понимать, то все сразу – жить.
До земли дотянут –
Накормят любовью голодные рты без счета,
Насыплют в карманы рубины – рябины горстями,
Отобранные в детстве леденцы отыщут,
Забирай – ручкой ножа отобьют от железной банки…

Сколотый лед не отбить сапогами от замерзшей Земли без
                экватора.
Посеяли беду на берегу – беру, бегу, глядеть не хочу –
Смерть чернеет на кончике ногтя,
Смерть везут не горстями, а грузами.
Кинематограф – благодарным потомкам – пещерным
                жителям:
Крутит мартышка ручку кинокамеры,
Снимает, как бомбы медленно падают –
Как плоды спелые:
Дотянулась бы, да боится чего-то.
Светится беличий хвост в колесе истории –
Вечная свечка, рыжее знамя надежды.
Обожжет – обнажит устройство зимы в разрезе:
Когда  одной сестре птица садится на пальцы,
У другой нарисованный лайнер взмывает с ладони.

Ветер носит горе и гарь по улице,
На ветки вешает горе черными платьями.
Четыре платья под окно принесло, одно – мое.
Уйду с кухни, пойду лягу, так не бывает.
А над комнатой – проходная в ад:
Три бомжа с чердака тащат бабу на крышу.
Глаза до краев темные, как вода подо льдом – Господи, все 
                понимает.
Во дворе патрули, бомжи и баба из подъезда удирают по
                снегу.
Обернулась на дом – Господи, все понимает.
Открою стол, выдвину ящик, лягу щекой на тетради:
Если завтра война, что их беречь в убежище?
Смерть зарывает черные яйца в тучи,
Родится быстро –
Как подожгли пух на асфальте, как оплавился ноготь…

Брошусь, как мангуст, в самую гарь –
На дымных грядках перекусывать шею смерти.
Дрожать сердитым самолетиком, грозе грозить –
Ты да я, да l’ amour de ma vie,
Как алмаз в птичке, как свадебное платье в орешке.
С кегельбана в Луна – парке ушли на войну –
Пришивать землю к небу.
Научи нырять в воздухе крылатой стальной иголкой –
Наложим швы, белую нитку за собой по небу протянем,
Сверху сверимся с картой Божьего мира.
Научи, как ее приложить к войне
Антисептиком, пластырем, размятым в руке подорожником.
Уточни координаты – развороченный мир узнать трудно,
Не поверим – фантой, еще в Луна-парке выпитой, блевать
                начнем,
Матом заорем в рацию…

А на карте – лоскутом шелковым, зеленым – Бразилия,
Пятном солнечным, пригревшимся – Калифорния.
Соленое солнышко, века под вЕками, ветер заветный –
Мир не увиденный.
Научи, как припасть к нему подорожником,
До Земли дотянуть –
Враз станет нашим:
Перекрещусь, обернусь через правое плечо на восток –
Вместо стен вспыхнет даль,охотничьи луки в облаке,
Монастырь и Питер – вся жизнь предстанет.
Перекрещусь, поклонюсь до полу образам –
Снизу проступит кладбище серое, зимнее,
Фотография под крестом – и родная, а непонятная:
Я не помню тебя таким,
Я просто не знала тебя таким.
Перекрещусь, поднимаясь над спящей улицей,
Поцелую церковь в сонную маковку,
Приложусь к кресту, сотру губами туман,
Встану над городом в полный рост, прислушаюсь –
Вот тебе крест. Самолеты приближаются.

Утром я сяду завтракать, а по радио скажут –
Море выбросило браслет
С двумя именами
И двумя фрагментами самолета.
В обломках другого сценарий нашли несыгранный –
Для кого не сгорел?
Дай мне, я сыграю. Я помню. Все видела. Вытяну.
Дотяну до Земли. Я, вольный свидетель. Искатель жемчуга.