актриса и поэт Марина Лисовец для НТВ

В ОЖИДАНИИ ВЕСНЫ


Вновь многоликая Зима снимает грим струей капели.
Ее сценический костюм  дыряв, испачкан и измят.
Завершена ее гастроль - афиш лохмотья облетели.
Прогнившее сукно кулис - провала горестный обряд...

Сошел за занавес туман. Укрыл зловонные подмостки,
И декораций торжество растаяв, глиной расползлось...
От ослепительной игры осталась слякотная горстка,
Но Примадонна скрыть смогла уже слабеющую злость.

Котурны стаяли с нее. За маской оплывала маска.
Из-под последней в пустоту взглянули тусклые глаза.
Разгримирована. Одна. Вдыхая оттепель с опаской,
Она смиренно доживет все, что отпустит ей Весна.


ПОРОЗНЬ С ГОРОДОМ


Фантомные боли внушает мне Город,
Стоящий, до времени выбросив якорь.
Меня не спасает ни поднятый ворот,
Ни горстка лекарства и всячины-всякой.

…Болит и болит. Для меня чем-то важным.
Мечтами и снами, раздумьем и грезой.
Мой Город – видение в сумерках влажных,
Метафора мира и метаморфоза.
Умышленный Город, возникший нарочно:
По прихоти Божьей, людскими руками.
Кичащийся в меру изысканным прошлым,
Впитавшимся с сыростью в вечность и в камень.
Наполненный многоголосицей пестрой
Побед и блистательных завоеваний,
Он помнит, как ангелы мокли и мерзли,
Стараясь сберечь красоту его зданий.

…Я вижу дворцы и глухие «колодцы»,
Гуашью и серой пронизанный воздух…
Пожалуй, с видениями бороться
Нет сил. Или просто уже слишком поздно:
Они отравили сознанье и ложе,
В душе проросли ностальгией звенящей
И нотой надрывной, которая гложет,
Зовет возвращаться в мой Город почаще.

…Но боль не уходи и не утихает -
Ровесница Города, пленница мифа.
Она мне велит изъясняться стихами,
Смыкая пути печенегов и скифов,
Даруя мирам параллельным сомкнуться
Бесхитростным душам еще воплотиться…
Ах, только бы мне в этот Город вернуться -
Великий, как вечность, свободный, как птица…
вспорхнет и исчезнет. Туманная морось
Его поглотит с жадностью и без цели.

…Болезнь моя носит название «порознь».
А против нее, увы, нет панацеи…


ДАВАЙ ОБВЕНЧАЕМСЯ...


Давай обвенчаемся в маленькой церкви прибрежной,
Но, чтобы над нами привычных молитв не читали,
А, лишь пожелали, что сбудутся наши надежды,
Что годы спустя ты таким же останешься нежным,
А я и душой и лицом поменяюсь едва ли…

Мы сможем выращивать лилии на побережье,
С ладоней кормить приручившихся диких животных:
Так каждый наш завтрашний день будет ярче, чем прежний,
Вся жизнь станет тем упоительней, чем неизбежней
Начнем понимать мы, что дни наши бесповоротны…

Тогда, обучаясь любви друг у друга прилежно,
Ее от недоброго взгляда в объятия пряча,
С течением времени мы осознаем, конечно,
Зачем мы ступаем вдвоем по земле этой грешной… -
Нас Бог обвенчал, значит и не могло быть иначе…


ВАЛЬС "ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ"


Белые розы бутонами – в гроб.
Жар поцелуев – в холодный лоб,
В остановившуюся круговерть…
Значит вальсируют Жизнь и Смерть.
Это последний – прощальный вальс.
Он уготован для всех – для нас.
Правда, не хочется уходить?
Только должна оборваться нить…
Если наскучило в нас играть,
Куклам шарниры легко порвать.
Пара, кружась, переходит в бой:
Делит игрушки между собой.
Ставка за честную эту игру -
Губы на лбу. Розы в гробу.
Успокоение сладко суля,
Смерть отвоевывает тебя.
Шляпу в присутствии Смерти сними.
Брось ей вдогонку немного земли…
Видишь, она не старуха с косой.
Просто покой. Бестелесный покой.
Больше не вскрикнуть, не поцеловать,
Не сотворить, не открыть, не узнать…
Раз-два-три – это финальный аккорд…
Вечность проходит… и танец пройдет…


ОТВЕТ НА "ЛЮБОВЬ"


…Так глубоко! Достало до печенок...
или небес - никак не вразумлю.
Стою я перед вами, как ребенок,
наращивая «взрослую броню»...
Благодарю покорно - нужный опыт!
Здесь в каждой строчке кроется урок.
Их, как молитву повторяю. Шепот
вам уши заложил. А я у ваших ног
распластана… что коврик у кровати.
Махрится нить, рисунок надоел.
И, может быть, что к мартовской зарплате
вы заведете новый «гобелен».
Меня, казалось, невозможно ранить,
избить и покалечить, приручив.
Но вы сумели, мне, оставив память,
что наизусть поет любви мотив.
Он пошленький, признаться, и убогий.
В нем ни таланта нету, ни острот.
Но женщина слепа. Так захотели Боги.
Мужчинам испокон веков везет…
А голос чист! Он полон обаянья.
И все еще возможно воскресить.
Казалось, спето на одном дыхании.
Хотелось научиться Так любить!
Немой восторг истошно надрывался
и сел - осип. Уж лучше бы пропал.
Тогда бы надо мной не издевался
мой дирижер. мой дьявол. мой вандал.
Мне крылья жмут. Я их стесняюсь. Мерзко
разыгрывать здесь ангельскую трель.
Февраль прошел – спасительная дверца
скрипит. Уйду. Едва переживу апрель…
…Так глубоко! Сочится расставаньем
все сказанное, спетое – навзрыд!
Беспомощная жажда умиранья
окрепнет и с восторгом победит.
Останутся руины и обрывки
Бездарных нот, растоптанных сердец.
Любовь одна. Но, совершив ошибку,
погибнем мы. Она умрет. Конец.


ЛОЖЬ ВО СПАСЕНИЕ


Я хочу быть обманута тысячу раз.
Вами. Ложью блаженной, которая лечит.
Это проще, чем слышать правдивый отказ
Или, полные нравоучения, речи!

Да, бесспорно, гуманнее молча вздохнуть,
Не позволив родиться неправде слащавой!
Все равно, умоляю меня обмануть!
Я поверю в услышанное! Обещаю!

Всей душою уловку судьбы я вдохну.
Переполнена верой, открою объятия!…
А иначе сама я себя обману,
Если струсите вы во спасение солгать мне!


ХВОРИ ХРАНИТЕЛЯ


Мой Ангел-хранитель болен
Сменами настроения,
Гриппом или мигренью…
Видимо, он неволен
Жить и творить в неволе -
Надо же, невезение!
И щеки его пожухли,
Потрескались и опали
Кусочками хрупкой эмали
В мои нарядные туфли.
Зато, появившись, набухли
Мешки под моими глазами.
Стараясь спасти больного,
Несу я ему лекарства:
Пилюли-микстуры, яства,
Сладкого и мучного
И повторяю снова
Важное слово «здравствуй»!
Читаю ему у постели
Сказки, стихи и притчи,
Спрашиваю о личном,
Просто болтаю без цели…
Тянутся вяло недели,
Хворь превращая в привычку.
Ангельских черт все меньше -
Он это и не скрывает,
Зло матерится, стенает,
Губы кусает до трещин,
Просит вина и женщин…
Даже молитв не читает…
…Муторно, стыдно, тяжко
Знать, что я не хранима,
С Ангелом несовместима…
С горя дала промашку:
Взявшись жалеть бедняжку,
Стала легкоранима.
Я плачу над ним ночами.
Нет! - Постоянно плачу.
К Богу взываю, к Удаче,
Боль вырываю клещами,
Многое так прощаю -
Разве могу иначе?
Ему самому не просто
Жить с авитаминозом,
Фобиями, психозом…
Вот бы уехать в отпуск
И несмотря на возраст
Взяться за «позднюю прозу»!
Но верю я: все обойдется!
Уйма невидимых нитей
Нимб ему держат в зените.
И он, когда сил наберется
Ко мне непременно вернется -
Верный мой Ангел-хранитель!


ГОРОДА НА ВОДЕ


Города на воде. Вы по локоть стоите в тумане….
Принимая под влажный покров одержимых творцов.
Смесь простуд, нищеты, истерий без малейших стараний
Сквозь века вдохновением зябким им дышит в лицо.

Так продрогли дома, что укрылись в подмышках тумана
Абрис крыш, к сожалению, взглядом, едва уловим,
Но приметы и знаки пространства, как это ни странно,
У, однажды увидевших их остаются в крови!

Улыбнулась погода, укрыв утомленную проседь.
Не решилась, прилюдно разнюнясь, дождями рыдать.
Но приятнее прочих времен Вам, естественно, осень.
Совершенство ее золотое к лицу Вам. Подстать.

Просветление было недолгим. Почти неуместным.
Пестрый радуги след, оскорбив черно-белый пейзаж,
Растворился в дождливой мелодии - в струях оркестра.
Города так смывают свой легкий дневной макияж.

Их синкопы и паузы, тембры, гармонии, ритмы –
Все звучит об одном и наполнено звуком одним,
Что сродни птичьей трели, рыданью ребенка, молитве.
Какофонией звуков звучит городской алгоритм.

Все вокруг расплылось. Вместе с контуром, краски размыты.
Утро нового дня. Жизнь на ощупь. На запах. На звук.
Не способны забыться сырые гранитные плиты.
Перед вечностью в трещины-нервы забился испуг.

Города на воде. Вы нелепы и несовременны…
Только в чреве галактики, видимо, есть неспроста
Ваша тонкая кость, привкус воздуха Вашего – медный,
Искаженная рябью каналов и рек, красота.


ТРИ ГОДА ОСТАЛОСЬ...


Три года осталось до тридцатилетья -
Так много для страха и мало для счастья…
Три хлесткие, остервенелые плети
В руках у того, кто ко мне безучастен.

Семья, где три «я», словно звенья в цепочке,
Как церковь – тремя куполами едина,
Три веских причины хотеть свою дочку,
Для спелого яблока быть сердцевиной.

Три боли, три вскрика, три точки в финале
Той пьесы, чей жанр еще неизвестен.
Три робких аккорда, что смогут едва ли
Сложиться в просторную стройную песню.

То трио ни клавиш, ни струн и ни скрипок,
А отзвуки стука пульсации нервной.
В ней трое мужчин, что сквозь ревности всхлипы
Меня окрестили законченной стервой.

Три года осталось до тридцатилетья -
Три амфоры полных качнулись на вдохе…
Ах, не расплескать бы себя сквозь столетья,
За три эти года изжив все пороки…

Противник и ставка – игра, где три карты,
Таящих под пестрой рубашкой удачу.
Три слова, способных в порыве азарта
Другим доказать то, что я что-то значу.

Три шанса, три шага - три смелых решенья.
Распутье и выбор – вершители судеб!
Три дула, которым я стала мишенью…
Стреляйте смелей! От меня не убудет!

Три выстрела в небо - три скорби. Три дани
Всему, что дышало, цвело, улыбалось…
Три хрупких песчинки в часах мирозданья -
Ненужный пустяк – просто самая малость.
 
Три года осталось до тридцатилетья -
Придут три весны и снег трижды растает.
Про триста лет в сказке, написано детям…
А я эту тысячу дней полистаю…


ОСЕННЯЯ ГАРМОНИЯ


Я сражена, обезоружена,
Развернута лицом к окну...
И мягкий свет осенний кружится,
Скользя по телу моему.

В мои глаза ты смотришь пристально,
Как будто просишь «Расскажи,
Какие за твоими мыслями
Таятся сны и миражи?»

Мы оба тонко нарисованы
На фоне светового дня,
Но за двенадцатью засовами
Моя любовь хранит тебя.

Она невыносимо мается,
Отыскивая жизни суть.
Ее медлительное таинство
Легко дыханием спугнуть...

И, потому, глаза бездоннее,
Чем всплески наших редких фраз.
Мы не преследуем гармонию -
Она сама находит нас.