Разговор с другом

        Перестройка вносила свои коррективы во всё, всех и начинала побуждать к активным действиям. Я это серьёзно ощутил в момент, когда мой напарник, не глупый и трудолюбивый работник, говорун, предприниматель в душе и с авантюринкой в сердце (читай: Остап Бендер), Петька Горохов вдруг заявил, что собирается  уходить из цеха, да и вообще с завода. На вопрос: Куда? – отвечал, что лучше пойти в поле и сеять лук, чем такая работа. Я ему сочувствовал, понимал его не удовлетворённость, но такое заявление на меня произвело сильный эффект. Такую смелость в мыслях и поступках я ещё не мог себе позволить. Но толчок был сделан. И за это Петьке я был и останусь благодарным.
Но, оглядываясь назад, могу с уверенностью сказать, что многие, вышедшие в то время на «свои хлеба», были достаточно схожи по духу, настрою и мере видения себя в этом мире. Одним словом – гороховщина. К сожалению, других – чистых активистов было  очень мало, кто бы смог увлечь другой дорогой, другими идеями. Похоже, что большинство того общества желало того же, что и Петька, но ещё стеснялось так проявить себя.
Я пережил потерю своего напарника своеобразно: решил вдогон ему написать стихотворение и таким образом повлиять на его выбор и на предстоящий выбор рядом со мной работающих. До того написанные стихотворения с трудом пробивались на страницы местной газеты, а тут – аж, бегом, но оно же стало и последним там же напечатанным.
А Петька всё-таки приезжал ко мне дважды после ухода с завода. Первый раз через год, на своей уже легковой машине – «Жигулях», правда: не первой свежести, звал к себе (он устроил тогда перевоз водки из России на Украину, а может обратно – я не особенно вдавался в подробности этой спекуляции), обещал мне быстрого обогащения. Я вежливо, но настойчиво отказывался. Я уже тогда чувствовал до степени «знал», что не на гороховом поле взойдёт моя звезда. Это потом я напишу: Я верил голосу судьбы. Он говорил  мне: подожди, всё будет так  как говорил мой свет очей.


                РАЗГОВОР  С  ДРУГОМ
                ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Он мне сказал, улыбку в ус не пряча:
– Уйду из цеха
                в поле сеять лук,
и коль природа мне пошлёт удачу,
то за сезон возьму я шесть – семь штук.
Присвистнул я,
                его обмерив взглядом:
– Ты в изобилье сходу захотел?
Когда ж слащавеньким рублевым ядом
свою душонку отравить успел?
Ведь мы с тобой одно вершили дело,
одними жили мыслями о том,
что перестройка не в халате белом,
а в фартуке рабочем входит в дом,
где много лет копился беспорядок,
где пыль и плесень, тускл свет в окне.
Понятно, что не легче там – меж грядок,
но здесь трудней без друга будет мне!
Вонзив свой взгляд в невидимое что-то,
Пётр сказал, скривив в улыбке рот:
– Ты оглянись: вокруг тебя – болото.
Не трактор нужен здесь – болотоход!
И он качнул борцовскими плечами,
будто от тины тело отряхнул.
– Подумай, может, вместе мы отчалим!? –
сказал он и ушел, как утонул.
А я остался в зыбком равновесье
меж взрывом и апатией души,
твердя одно: пока я всё не взвесил –
охайный вывод делать не спеши.
Беда, когда и людям, духом сильным,
изжить не просто едкий, рабский дух.
Страшнее всё-таки душок могильный,
что есть у тех, кто сердцем к предкам глух,
кто позабыл о долге поколеньям,
взрастившим нас, и давших нам огня,
кто память сердца предаёт забвенью –
тот прошлое предаст, как и себя.
Себя обкравший, к нищим духом шайкам
примкнёт, у нас сочувствия прося.
Я против милосердья  к попрошайкам.
Я за сердечность к оступившимся!

Мне рушить корни не позволит память.
Мой дед в тридцатом на Сельмаш пришёл.
Вагранки первой раздувал он пламя,
варил чугун на совесть, хорошо.
Но годы, люди, планы и работа,
ему успех заслуженный вручив,
вгоняли деда до седьмого пота
(он из числа был работяг-мужчин).
И на завод все дети вслед за дедом
поочередно шли (их было пять).
Династии Борисовых при этом
с Диановыми вровень бы стоять.
Да вот беда: двоих болезнь скосила,
двоих в могилу водка унесла.
Но на Сельмаш их поросль входила
трудиться. Я из их числа.
И были тельферист, и крановщица,
наждачница – рабочий, в общем, люд.
Трудились так, что в поте были лица,
но в поте правильней сияет слово: «Труд».
Я, как и дед мой и отец – рабочий
и труд руками знаю без прикрас.
Я в цехе – токарь, дома между строчек
ищу свою дорогу на Парнас.
И коль уж путь мой трудовой итожить,
где каждый день за новое, как в бой,
меня не всё устраивает то же,
но я не тороплюсь трубить отбой.
Не раз в войне с живучим бюрократом
я буду в грязь подножкой грубо сбит.
Ты, как и я, здесь призван быть солдатом.
Солдат с умом в сей схватке победит.
И стыдно нам по грядкам расползаться
когда сраженья пробил грозный час.
Не пятиться, а в завтра прорываться –
рабочий, атакующий мы, класс!

                1987 г.

                В ЛАД И МИР