про орешек

по дупляным насиженным хатам
муравьи растрезвонили весть:
на волошском орехе двойчаток
словно в море песчинок, не счесть.
коромыслами веточек мелких
золотое мелькает ведро:
изумруды-окатыши белка
из листвы умыкает хитро,
отрывает и спешно уносит
в потайные свои закрома:
златорунную тучную осень
разорвёт голодайка зима
и отсыплет на землю сторицей
ледяную пустую крупу.
вот тогда-то начнёт веверица
потихоньку колоть скорлупу.

будет первый орешек несладок
и как будто совсем невесом.
что снаружи и лепо и ладно,
оказалось внутри болтуном.
на каком завязался рассвете,
от какого рождён петуха, -
знает пьяный берёзовый ветер
да на донышке самом труха.

а второй по-вороньему чёрен,
узловат и горелым горчит,
словно слеплен из плевельных зёрен
и зажарен в исподней печи.
понадкушены сладкие нутра
в воробьиную ночь молоньёй,
и осталась в укладке наутро
головешка, точащая зной.

но орешек откроется третий –
видом прост, не велик и не мал,
он в свои деревянные сети
небывалую рыбу поймал.
разведёт костяными руками,
и откроются – вся недолга –
то ли солнцем прожиленный камень,
то ли рыжие лосьи рога,
а за ними прозрачные донья
расходящихся в небо криниц:
там змеиные дремлют затоны
и клубы перелётные птиц
обживают зимовье – до срока
возвращений в родные места,
там горит недреманное око
темнодикой расцветки кота,
там янтарные зреют черешни
и совсем невысок палисад…
и закрутится радостно векша
от змеи до орла и назад.