Истома последнего дня

С поля битвы усталость приносим
И желанье забвенья и сна,
Потому-то и радует после
Комнат гулкая тишина.
Я ложусь на циновку: могильный
Проплывает по комнате мрак,
Что-то булькает в трубке опийной…
Расцветая на первых порах,
Вдруг… тепло пробегает по телу…
Вдруг… проснулись часы надо мной,
По инерции, словно меж делом,
Бьют двенадцатым часом отбой.
Эта жизни моей полумера –
Лишь картонная видимость дня:
Жизнь несется – стремительно, смело,
В фарш кровавый сминая меня.
Шаг ее – громкий гул, веский топот.
Что ей лживые эти часы!
Скоро в ужасе вскрикнет Европа
И вожди ухмыльнутся в усы.
Эта ночь, что стоит передо мною,
И безудержно тянет ко дну,
Унесет незаметно с собою
И ослабленный пульс и луну.
Я устал. И усталостью прелой
Тело сковано вплоть до гудка.
Твое тело рукой онемелой
Я сжимаю несмело... Пока.
Друг, не вскидывай гневно ты брови,
Обними, улыбаясь, меня, -
То игра умирающей крови,
То желанье ПОСЛЕДНЕГО ДНЯ.


Текст является ассоциативным откликом на прочтение первого номера литературно-художественного альманаха «Весна», выпущенного в 1933 году в серии «Библиотека журнала «Резец»» Ленинградского областного издательства, и, конкретизируя, нарко-перепилом текста некоего гражданина Некрасова - «Отдых», опубликованного в упомянутом альманахе.