яой

Я и не хотел быть с ним нежен. Все это время я ненавидел его, ненавидел его нежные холодные руки, равнодушные глаза, все те мельчайшие детали, которые я знал, которые он сам за собой, наверное, не замечал; я ненавидел его, и эта ненависть жгла меня огнем желания. Он. Снова. Я помнил наизусть все его движения, он ведь такой предсказуемый. И никакой реакции, только легкое удивление в глазах.
 Ненавижу его.
Я хочу рвать на нем одежду; и если бы я мог, я бы посадил его на цепь... впрочем, кто знает, может я и сделаю это когда-нибудь... я хочу видеть боль в его глазах, алые полосы на теле, хочу чтобы эти бледные руки вздрагивали от прикосновений плетки к обнаженному телу.
 Он удивлен.
Но я только начинаю, резко, импульсивно, оставляя за собой рваные черные полосы его одежды. А бледная кожа горит под моими ударами... я хочу слышать, как он кричит, не то от наслаждения, не то от боли, и я делаю все возможное, чтобы услышать эти крики, я нежно касаюсь обнаженной кожи, сначала плеткой, потом и руками... его кожа самая красивая на свете, такая мраморная, что кажется, будто касаешься надгробной плиты. Я глажу его медленно, нежно, будто забыв про то, что я в действительности намеревался сделать. Но это обман. Я слишком ненавижу его, чтобы желать доставлять ему удовольствие. Он сопротивляется, вяло, неуверенно. Идиот. Я нападаю, подминаю его под себя и, наконец, ловлю губами эти ненавистные мне тонкие бледные губы. Как ни странно, он отвечает на мой поцелуй. Слишком мягко, слишком ласково, даже несмотря на то, что у него уже слезы из глаз текут и кожа стерта до крови моими ударами. И за это я ненавижу его еще больше.
 Действительно ненавижу.
Я снова провожу руками по его изящному стройному телу, оставляя длинные кровавые следы моих царапин. Я хочу попробовать его кровь на вкус, интересно, такая же ли она как и его запах? Тогда она должна быть горьковатой, словно эти ненавистные мне вишневые сигареты, с легким привкусом сирени, с запахом его неизменных, почти сладких, почти женских духов. Я медленно провожу языком по алой царапине на его  белоснежной груди. Кровь на нем - словно лепестки роз на мраморе. Он стонет, порывается обнять меня , а его полуприкрытые, темные от страсти глаза полны слез.
 Я поднимаюсь на колени и смотрю на него сверху вниз, упиваясь моментами своей власти, неторопясь расстегиваю ширинку, а он глядит на меня слегка вопросительно, и потом его аристократичные угловатые руки тянутся помочь мне. Он поглаживает меня несколько неумело и осторожно, прикасается легким поцелуем к моему члену и снова смотрит вверх своими золотисто-карими беспристрастными глазами. Я вплетаю руку ему в волосы, настойчиво подталкивая, и он покорно принимает, его тонкие губы раздвигаются, вбирая в себя плоть. Они скользят вверх-вниз по стволу, так, как я направляю его голову рукой, обвитой черными рассыпавшимися прядями. Его язык движется внутри, его рот такой теплый, и на миг я даже ловлю себя на мысли, что удивлен... будто человек мог быть в реальности создан целиком изо льда...
 Я уже потерялся в этих ощущениях, почти не слыша собственные стоны. А он послушно продолжает, тоже тихо постанывая, вылизывать и обсасывать мой член. Я сжимаю руку, его волосы натягиваются, выдираются, и, почти физически ощущая его боль, я кончаю. Он слегка отстраняется и смотрит на меня своим холодным, выжидающим взглядом, утирает белую струйку, стекающую изо рта. Но, нет, этого не достаточно. Я чувствую, как во мне снова просыпается гнев... и возбуждение. Нет. Я слишком долго сдерживал это все, чтобы позволить этому просто так закончиться.
 Я улыбаюсь.
Теперь он смотрит настороженно, с опаской, никто кроме меня не заметил бы этого, не заметил бы легкой серой тени в этих глазах, слишком уж хорошо он прячет эмоции. Но я научился читать по теням. Все то время, что я наблюдал за ним, изучал его, хотел его, ненавидел - все это время я ждал. И сейчас... наконец, я получил возможность взять то, о чем так долго грезил.
 Вот почему я улыбаюсь.
Я толкаю его на кровать, и моим глазам открывается прекрасное зрелище моего поверженного врага. А он так старается выглядеть спокойным, хотя грудь вздымается чаще, стоит, и глаза, эти чертовы карие глаза смотрят на меня так умоляюще... так, что даже в какой-то момент мне думается, что было бы забавно сейчас просто встать и уйти... но я слишком долго шел к этому...
 Я нежно касаюсь ладонью низа его живота, поглаживаю другой рукой внутреннюю сторону бедра и, он, не выдерживая, стонет, мои ногти впиваются в белую тонкую кожу, раздирая, оставляя новые царапины. Он что-то шепчет неразборчиво, он просит, умоляет, хочет, чтобы я взял его. Я снова сжимаю ненавистное мне хрупкое прекрасное тело, слегка приподнимаю его, кладу к себе на колени и вхожу. Резко. Я знаю, я вижу, я практически ощущаю, как ему больно, он шипит и сжимает простыни так, что они рвутся. Он лежит на груде собственной рваной черной одежды, кусая губы, чтобы не кричать, и раздирая простыни своими тонкими ручками, сейчас напряженными так, что видно все суставы и голубые вены. Я толкаюсь в него, резко двигаю бедрами, а он извивается подо мной, стонет громко, и его черные холеные волосы дергаются словно умирающие змеи на перепачканной его кровью постели. Я смотрю на его лицо, на его приоткрытые губы, непристойно стонущие, шепчушие... мое имя... моя ненависть снова накрывает меня с головой, я трахаю его яростно, грубо, снова и снова атакуя моего несчастного любовника.
 Ну вот, я даже начинаю его жалеть.
Я касаюсь его плоти, двигаю рукой вверх-вниз, а он сам насаживается на мой член, уже громко, в голос, выкрикивая-выстанывая мое имя и кончает, забрызгивая спермой свой живот, пачкая и меня тоже. Вслед за ним изливаюсь и я, прямо в эту маленькую тесную дырочку. Он лежит на моих коленях, шумно дыша, перепачканный в собственной сперме, черные волосы рассыпались по подушке, по всему телу остались бордовые следы засыхающей крови, стерто-красные следы ударов плетью, а на висках едва видные капельки пота. Уже одно это зрелище могло бы возбудить меня достаточно, чтобы продолжать, но я решил, что хватит.
 Я поднимаюсь.
К нему медленно возвращается его столь раздражающие меня холодность и спокойствие. Так что я отворачиваюсь, натягиваю брюки и застегиваю ширинку, но... неожиданно я ощущаю холодные руки на своей талии.
 Он шепчет:
 - Я люблю тебя
Едва слышно, одними губами, но я чувствую колыхание воздуха у своего уха и каким-то образом распознаю, что это были именно те слова.
 Это странно, но... моя ненависть сейчас, которая жжет меня огнем, тоже сравнима только с одним чувством.
Я понимаю это и улыбаюсь, легонько поглаживая его белую, будто совсем обескровленную кисть.
(c) Aliester 23:00 08.01.2009