Fungi from Yuggoth - Грибы с Юггота цикл сонетов

Автор: Г.Ф. Лавкрафт
Перевод: Морра Моргенштерн

I. The Book
The place was dark and dusty and half-lost
In tangles of old alleys near the quays,
Reeking of strange things brought in from the seas,
And with queer curls of fog that west winds tossed.
Small lozenge panes, obscured by smoke and frost,
Just shewed the books, in piles like twisted trees,
Rotting from floor to roof - congeries
Of crumbling elder lore at little cost.

I entered, charmed, and from a cobwebbed heap
Took up the nearest tome and thumbed it through,
Trembling at curious words that seemed to keep
Some secret, monstrous if one only knew.
Then, looking for some seller old in craft,
I could find nothing but a voice that laughed.

I. Книга
В полузабытом лабиринте улиц тесных,
Затерянных у пристани глухой,
Где локоны тумана висели над водой,
Сплетаясь в жутких призраков гротескных,
Среди оконцев закопчённых и безвестных
Бродил я, собираясь уж домой,
Но с любопытством протерев одно окно рукой,
Увидел сотни книг, наверно бесполезных.

Я, очарованный, зашёл и пыльный том
Раскрыл и пролистал, но тут же задрожал
От тайн ужасных, что скрывались в нём
И кои вряд ли кто из смертных знал.
И продавца в лачуге сей напрасно я искал,
Когда зловещий смех бесплотный зазвучал.









II. Pursuit
I held the book beneath my coat, at pains
To hide the thing from sight in such a place;
Hurrying through the ancient harbour lanes
With often-turning head and nervous pace.
Dull, furtive windows in old tottering brick
Peered at me oddly as I hastened by,
And thinking what they sheltered, I grew sick
For a redeeming glimpse of clean blue sky.

No one had seen me take the thing - but still
A blank laugh echoed in my whirling head,
And I could guess what nighted worlds of ill
Lurked in that volume I had coveted.
The way grew strange - the walls alike and madding -
And far behind me, unseen feet were padding.

II. Погоня
Бесценный фолиант запрятал под одежду
И, торопясь, по мёртвым улочкам бежал
И в глубине души лелеял я надежду,
Что ни один не видел, как я книгу забирал,
Но смех ещё звучал в моём больном сознанье,
И, оборачиваясь, дальше я спешил
В раздумье о мирах и сокровенном знанье,
Чью бездну тёмную сей фолиант хранил.

А чёрные оконные глазницы
Так пристально глядели на меня.
И я бледнел, помыслив, что темницы
Сии скрывали в тусклом свете дня.
Безумно мчался я среди чужих домов,
А сзади слышал звук невидимых шагов.









III. The Key
I do not know what windings in the waste
Of those strange sea-lanes brought me home once more,
But on my porch I trembled, white with haste
To get inside and bolt the heavy door.
I had the book that told the hidden way
Across the void and through the space-hung screens
That hold the undimensioned worlds at bay,
And keep lost aeons to their own demesnes.

At last the key was mine to those vague visions
Of sunset spires and twilight woods that brood
Dim in the gulfs beyond this earth's precisions,
Lurking as memories of infinitude.
The key was mine, but as I sat there mumbling,
The attic window shook with a faint fumbling.

III. Ключ
Не ведал я, каким кривым путём
Я выбрался из переулков, чуть дыша,
И оказался сразу на крыльце своём,
Ворвался в дом и запер дверь, дрожа.
Теперь владею книгой, что укажет
Мне тайный путь во множество миров,
О Космосе и Хаосе расскажет
И высвободит вечность из оков.

Сей ключ отныне мой, и смутные виденья
Закатных шпилей, сумрачных лесов –
Мечты мои из мира Запределья,
Где нет земных законов и часов.
Ключ мой, пока ж я бормотал несмело,
Окно в мансарде тихо заскрипело.









IV. Recognition
The day had come again, when as a child
I saw - just once - that hollow of old oaks,
Grey with a ground-mist that enfolds and chokes
The slinking shapes which madness has defiled.
It was the same - an herbage rank and wild
Clings round an altar whose carved sign invokes
That Nameless One to whom a thousand smokes
Rose, aeons gone, from unclean towers up-piled.

I saw the body spread on that dank stone,
And knew those things which feasted were not men;
I knew this strange, grey world was not my own,
But Yuggoth, past the starry voids - and then
The body shrieked at me with a dead cry,
And all too late I knew that it was I!

IV. Осознание
Опять пришёл тот день, когда ребёнком я
Набрёл единожды на жуткую поляну,
Где щупальца зловещего тумана
Душили призраков, в объятиях держа.
Здесь всё по-прежнему, и дикая трава
Опутала алтарь, чьи символы гласили,
Что Безымянному здесь жертвы приносили.
Проклятьями пропитана земля.

Узрел я тело на отвратном алтаре
И осознал, что в мире я чужом,
Я за пределом сфер – уже не на Земле,
А на далёком Югготе. Потом
Мертвец со стоном распахнул глаза,
И в нём я с ужасом узнал…себя!









V. Homecoming
The daemon said that he would take me home
To the pale, shadowy land I half recalled
As a high place of stair and terrace, walled
With marble balustrades that sky-winds comb,
While miles below a maze of dome on dome
And tower on tower beside a sea lies sprawled.
Once more, he told me, I would stand enthralled
On those old heights, and hear the far-off foam.

All this he promised, and through sunset's gate
He swept me, past the lapping lakes of flame,
And red-gold thrones of gods without a name
Who shriek in fear at some impending fate.
Then a black gulf with sea-sounds in the night:
"Here was your home," he mocked, "when you had sight!"

V. Возвращение домой
Мне дух сказал, что он меня возьмёт
В мою страну потерянной мечты,
В сей край неизъяснимой красоты,            
Где очарованно морской прибой поёт,
И мраморная лестница ведёт
В прекрасные цветущие сады,
Домов и башен стройные ряды –
Всё это в сновидениях живёт.

Поверил я, и чрез врата заката
Поплыли мы над реками огня
И тронами Богов, чьи имена
Потеряны, и им уж нет возврата.
Вдруг Бездна перед нами, словно склеп.
«Здесь был твой дом. Когда ты не был слеп».









VI. The Lamp
We found the lamp inside those hollow cliffs
Whose chiseled sign no priest in Thebes could read,
And from whose caverns frightened hieroglyphs
Warned every living creature of earth's breed.
No more was there - just that one brazen bowl
With traces of a curious oil within;
Fretted with some obscurely patterned scroll,
And symbols hinting vaguely of strange sin.

Little the fears of forty centuries meant
To us as we bore off our slender spoil,
And when we scanned it in our darkened tent
We struck a match to test the ancient oil.
It blazed - great God!... But the vast shapes we saw
In that mad flash have seared our lives with awe.

VI. Лампа
В пещере проклятой, чьи стены украшали
Немые символы – воззвания к Богам,
Мы лампу странную случайно отыскали
И с трепетом приблизили к глазам:
Таился жуткий смысл в узорах сокровенных,
Блестел металл, неведомый Земле –
Наследие галактик запредельных,
Густое масло плавало на дне.

Покой нарушив сорока столетий,
Очистили мы лампу от пыли.
Попавшись в легкомысленные сети,
Зажжённую к ней спичку поднесли.
Как вспыхнуло!.. Но демоны явились,
И наши души в пепел обратились.









VII. Zaman's Hill
The great hill hung close over the old town,
A precipice against the main street's end;
Green, tall, and wooded, looking darkly down
Upon the steeple at the highway bend.
Two hundred years the whispers had been heard
About what happened on the man-shunned slope -
Tales of an oddly mangled deer or bird,
Or of lost boys whose kin had ceased to hope.

One day the mail-man found no village there,
Nor were its folk or houses seen again;
People came out from Aylesbury to stare -
Yet they all told the mail-man it was plain
That he was mad for saying he had spied
The great hill's gluttonous eyes, and jaws stretched wide.

VII. Холм Замана
Огромный холм, поросший мрачным лесом
Над городком старинным нависал.
И люди говорили, что он бесом
Воздвигнут был. Холм пасмурно взирал
На маленькую церковь около дороги.
И двести лет не утихает уж молва
Про найденные руки, головы и ноги,
О мальчиках, пропавших без следа.

Однажды почтальон деревни не нашёл –
Дома и жители как будто испарились.
В безумии он в Эйлсбери пришёл,
Но горожане с ним не согласились.
Все порешили – почтальон сошёл с ума,
Коль видел пасть у злобного холма.









VIII. The Port
Ten miles from Arkham I had struck the trail
That rides the cliff-edge over Boynton Beach,
And hoped that just at sunset I could reach
The crest that looks on Innsmouth in the vale.
Far out at sea was a retreating sail,
White as hard years of ancient winds could bleach,
But evil with some portent beyond speech,
So that I did not wave my hand or hail.

Sails out of Innsmouth! echoing old renown
Of long-dead times. But now a too-swift night
Is closing in, and I have reached the height
Whence I so often scan the distant town.
The spires and roofs are there - but look! The gloom
Sinks on dark lanes, as lightless as the tomb!

VIII. Порт
Оставив Аркхэм в милях десяти,
Я следовал тропе, проложенной в горах,
Надеясь к вечеру в тускнеющих лучах
К скале, что высится над Иннсмутом прийти.
Маячил белый парус в сумрачной дали
С мечтой о призрачных далёких берегах.
Но вызвал у меня он непонятный страх –
Ему не пожелал счастливого пути.

«Плывём из Иннсмута!» Мне вспомнились слова
Времён давно ушедших в неизвестность.
Всё ближе ночь и всё мрачней окрестность,
И, наконец, достиг вершины я.
Внизу всё те же крыши, улицы, дома,
Но в городе царит безмолвие и тьма!








IX. The Courtyard
It was the city I had known before;
The ancient, leprous town where mongrel throngs
Chant to strange gods, and beat unhallowed gongs
In crypts beneath foul alleys near the shore.
The rotting, fish-eyed houses leered at me
From where they leaned, drunk and half-animate,
As edging through the filth I passed the gate
To the black courtyard where the man would be.

The dark walls closed me in, and loud I cursed
That ever I had come to such a den,
When suddenly a score of windows burst
Into wild light, and swarmed with dancing men:
Mad, soundless revels of the dragging dead -
And not a corpse had either hands or head!

IX. Внутренний двор
Я город посетил, истерзанный молвой,
Где толпы прокажённых медленно сгнивают,
Богов и демонов зловещих воспевают,
Проводят службы в склепах под землёй.
Гниющие постройки рыбьими глазами
Со всех сторон глядели на меня.
Минуя грязь, во двор подался я,
Ища людей за тёмными домами.

Вкруг стены возвышались, и проклял я тот миг,
Когда решил забраться в пристанище теней.
Но окна осветились, и я исторгнул крик,
Увидев силуэты танцующих людей:
Беззвучное веселье ужасных мертвецов –
У каждого на теле ни рук и ни голов!









X. The Pigeon-Flyers
They took me slumming, where gaunt walls of brick
Bulge outward with a viscous stored-up evil,
And twisted faces, thronging foul and thick,
Wink messages to alien god and devil.
A million fires were blazing in the streets,
And from flat roofs a furtive few would fly
Bedraggled birds into the yawning sky
While hidden drums droned on with measured beats. 

I knew those fires were brewing monstrous things,
And that those birds of space had been Outside -
I guessed to what dark planet's crypts they plied,
And what they brought from Thog beneath their wings.
The others laughed - till struck too mute to speak
By what they glimpsed in one bird's evil beak.

X. Полёты голубей
Они меня в трущобы повели,
Где стены липким ужасом сочились,
И проклятые жители Земли
Чужим богам и дьяволам молились.
Бессчётные костры на улицах пылали,
А с плоских крыш в раскрытый неба зев
Взмывали голуби, препятствия презрев,
И барабаны ритм безумный отбивали.

Я понял, что варилось на кострах,
И то, что птицы за Пределом побывали,
К каким они галактикам летали,
Что с Тога принесут – в меня вселяло страх.
И смех на улицах вдруг разом оборвался,
Когда с посылкой в клюве голубь возвращался.