синь

прыгают дельфины —
созерцаю, нравится — сплошь эндорфины,
но когда очередной дельфин падает в море,
я достаю платок, вытираю глаза, говорю: «о горе».
на горе сижу и смотрю в бинокль.
кто-то ходит туда и сюда за спиной — Иалдабаоф ли? Тескатлипока ль?
он такой огромный, что Николай Валуев
по сравнению с ним натуральный младенец, а я — и подавно — леденец ***в.

прыгают дельфины —
созерцает, нравится. и я уж не знаю, есть ли у них у таких эндорфины.
те, которые рядом всегда и дёргают за ноги по ночам.

а вот и слепые лисички проносятся по моим плечам —
одна на ходу отхватывает мне нос,
другая целует в щёку, говорит: «не ссы!
это полюс. смотри во все очи сквозь дым папирос,
которые выкурить не придётся — да ты и не куришь. заметь, что во всех фильмах главное — это курение сигарет». и вот я вижу спину последней лисы.

грустно на полосы расползтись.
из куста на ловца шагает рысь —
«заебись! — говорю, — вот и всё. сказать тебе, что ли, брысь?»
но у рыси — глаза знакомого старика,
или это мне только кажется? говорю: «пока!
оторви мне что-нибудь, добрый зверь».
семь раз отрежь, миллион — отмерь.
рысь садится рядышком, голову на колено моё кладёт,
а моя голова уже давно на колене того, кто всегда за спиной идёт.
если тело вымазать полностью йодом, то смерть — пройдёт?

прыгают дельфины. смотрим. нравится. пытаемся угадать,
какой из дельфинов — тьма бездонная, а который — полная благодать.
их тела баклажанами режут синь.
скоро всё остановится. давлю на кнопку: откройте. динь-динь.