Ю. Афанасьев Нежизнеспособность русского типа куль

Прошедшее 1000-летие показало НЕЖИЗНЕННОСТЬ СОЗДАННОГО МОДЕРНИЗАТОРАМИ РУССКОГО ТИПА КУЛЬТУРЫ

Виктор Ерофеев беседует на радио «Свобода» со своими гостями об истории и справедливости 26.09.2009
Виктор Ерофеев: Наши гости – историк Юрий Афанасьев, культуролог Андрей Пилипенко и культуролог Алексей Давыдов. Тема нашей сегодняшней передачи – история и справедливость.

Андрей Пилипенко: Ядро раскола коренится в любом историческом бытие, где человек живет в двух мирах. Это, как говорит социальная философия, мир системный и мир жизненный. Жизненный мир – это то, что человека окружает непосредственно, потому что он включен путем личных привязанностей и отношений. И мир системный – мир институтов большого общества, которые от него отчуждены, но с которыми он вынужден иметь дело. В нашей стране вот этот раскол был усугублен тем, что институты большого общества в свое время, когда общество переходило от архаического догосударственного уровня к уровню большого городского общества и общества монотеистического, вот эти программы были установлены невероятно плохо, невероятно неудачно.
Россия – такая страна, где до конца ничего не рождается, ничего до конца не умирает. Потому что вот эти программы, вот эта ДРЕВНЯЯ АРХАИЧЕСКАЯ ПРОГРАММА НЕИЗЖИТАЯ, БАЗИРУЮЩАЯСЯ НА ЯЗЫЧЕСКИХ ОСНОВАНИЯХ, ОНА НЕ БЫЛА ПЕРЕЛОПАЧЕНА, ПЕРЕМОЛОТА, ПЕРЕДЕЛАНА, ТРАНСФОРМИРОВАНА…
В результате получилось ни то, ни се, получился кентавр. Получилась вот эта конгломерация сельских миров изначально и нахлобученное на него вот деспотическое феодальное государство. И вот это вот по сути есть формула того самого раскола, который при всех последующих исторических модификациях по сути дела сохранилась и продолжает сохраняться и по сей день. Власть и подвластные живут совершенно в разных мирах…
это стало такой действительно родовой чертой сознания, которая, с одной стороны, вроде бы это болезнь, которую нужно преодолеть, чтобы просто выйти в какую-то колею нормального развития. Но с другой стороны, это болезнь, которая превращается в норму.

Виктор Ерофеев: Болезнь-то болезнь, но скажите мне, Андрей, можно ли выйти на самом деле, есть ли выход из этого раскола, из этой болезненной истории, о которой вы говорите?

Андрей Пилипенко: Я боюсь, что сейчас уже нет.
 
Юрий Афанасьев: Дело в том, что если на нашу отечественную историю большой продолжительности, начиная с Рюриков и до сегодняшнего дня, наложить этот отрезок времени, особенно драматический, последних 20 лет и посмотреть, как они соотносятся между собой – та тысячелетняя почти история и эта 20-летняя, то получается, что само это последнее 20-летие выступает в роли знаменателя – как бы подведение вот этого итога.  А оно это 20-летие говорит о том, что и здесь не то что не получается ничего с модернизацией, мы не смогли даже приступить к этой модернизации. Это болезнь. Ее и надо назвать. Эта болезнь называется НЕЖИЗНЕННОСТЬ РУССКОГО ТИПА КУЛЬТУРЫ.

Алексей Давыдов: Нежизнеспособность.

Юрий Афанасьев: Или НЕЖИЗНЕСПОСОБНОСТЬ РУССКОГО ТИПА КУЛЬТУРЫ. Типа культуры, который уходит с исторической сцены. И не следует, с моей точки зрения, сожалеть об этом, не следует пытаться этот именно тип и этот именно социум, расколотый, больной, пораженный, пришпоривать и пытаться каким-то образом протащить его в будущее.