Баллада

                посвящается
                и поётся

Порванный снег. В эту зиму уже иначе
сонмом снежинок раскрашен оконный ряд.
И в белизне тротуаров сличает взгляд
недолговечность всего, а мою – тем паче.
Сколько осталось ночей коротать пустых?
Может быть сотню, а может быть только две.
Нам ли за будущим гнаться в сырой Москве
и ожидать воплощения чувств шестых?
Сколько начертано нам одиноких зим?
Может быть, сотня, а может быть - только две!
В скомканной комнате жалобно всхлипнет дверь,
и темнота озарится лицом твоим.
Руку подай мне, а глаз отводить – не надо!
Кофе на кухне ещё не успел остыть.
Я отрекаюсь отныне тебя корить
в честь завершённости и прямоты взгляда.
Я отрекаюсь от всех осторожных слов,
от недомолвок, обманов, полночных бдений,
от нерассказанных, путанных сновидений
и для тебя сотворённых когда-то строф.
Я отрекаюсь. Я чистосердечна снова!
Реку из лжи перейти, попытаться, вброд...
…Блюдце трясётся: под ним поезда метро
мчатся, слегка задевая один другого.
Сколько осталось нам быть? Неужели, зря
были изорваны нервы, как этот снег?
Голос привычный уже не ответит мне -
это не ты. А всего только тень твоя…

Так и сидим с ней под маленькою лампадой,
мы, до весны погребённые под снегопадом.