про печенье

пашут небо последние утки,
режет облако, крякая, плуг,
в диком поле печальный анчутка
караулит несжатый овсюг.
под зазимком растаявшим жалко
полегла травяная  стена –
разжиревшим за лето русалкам
ледяная мука не нужна.

одиноко овсянику в мире
засыпающем век вековать:
обернулся полёвкою вырей
и в подземную юркнул кровать,
замолчало лесное болотце,
погудев, успокоилась борть,
только сивер свистит и смеется,
скаля чёртову дюжину морд.

раздобыть бы хоть малую жменю
не овсюжьей – овсяной муки:
раскатать на стольнИце печенье,
да нажарить из каши гренки.
где-то спрятаны в зарослях квёлых
перевитки живого зерна.
одолжи мне, беспятый, метёлок –
я с тобой поквитаюсь сполна.

позабудь невесёлое поле,
забирайся в овчинный треух,
и живи-обживайся в подполье –
не слышны там ни звон, ни петух.
а не хочешь – устройся под крышей,
под густой черепичной листвой,
где скребутся летучие мыши
да чихает мужик домовой.

сохнет сыр на лазоревом блюде
и скорузнет заплесневший день,
но рассыплется кольцами грудень
и покатится в горку овсень –
наварю киселя с полуницей,
налеплю разноцветных козуль…
приходи на гумно, коль не спится,
погадать на грядущий июль.

и останется мякоти в скринке
на единственный масленый блин.
ускользнёт по дороге зернинка,
затаится до вешних годин,
в снеговую нырнув бумазею,
доживёт до туманной росы…
а давай-ка возьмём да посеем
возле самого дома овсы?