Моление о пяти душах. Часть первая

     Я не был близким их другом, посвященным во все житейские обстоятельства с достаточной полнотой. Все пятеро встретились мне в разное время. С кем-то мое знакомство было недолгим из-за внешних, от нас независящих, причин; с другими, напротив, продолжительное знакомство создавало иллюзию безвременья, которое никогда и никуда нас не торопит и не побуждает к излишней откровенности. И потому в этих пяти «добровольных» смертях для меня столько же необъяснимого и непонятного, как для  любого другого...
Я не смею гадать или воссоздавать то, во что не посвящен. Не стану даже домысливать логику их последнего шага. Я хочу лишь  вступиться пред Господом за эти несчастные души, которые знал в светлые мгновения.

«N»:
     Супружеская пара в труппе провинциального театра. Он – яркий темпераментный актер, согласившийся на контракт с условием занятости своей жены - N. В детском спектакле ей находят роль мальчика. Она играет искренно, трогательно, но неровно. Причина – в частых отлучках мужа. Их бурные истерические ссоры пронзали общежитские стены насквозь. Она рыдала, молила его, хватала за полы плаща.… грозила, что однажды он горько пожалеет.…  Он не верил ее угрозам. Актеры – опасная профессия.
Когда же N. была в добром настроении, у нее все получалось – и роль, и пирожки на общей кухне. Она легко, без кокетства, знакомилась: разговоры ее были просты и приятны. Услышав через бумажную дверь незнакомую ей пластинку, N. заходила в гости. Так же просто, словно одноклассница на перемене, помогала в уборке или в какой-нибудь хитрой починке. Когда я не смог на бетонной стене укрепить репродукцию, она засмеялась и принесла лак для ногтей – четыре алые капельки по углам картинки сделали свое дело…
Спустя несколько лет, уже в другом городе, я встретил знакомого актера из того далекого театра. Едва я справился о N., актер страшно зарычал! Трагически завыл и занес кулаки над головой. Так же невыносим был его монолог: «Прекрати!.. Я сам вынимал ее из петли... О, замолчи!..»
 
«А»:
     А. поступил в Институт «по направлению» – деревенский богатырь, пожелавший учиться музыке! Он буквально светился расположением ко всем сверстникам и сокурсникам. Наша хиленькая студенческая артель, вместо картошки брошенная на демонтаж старых Петербургских домов, была просто спасена этим Добрыней Никитичем. Он, шутя, пилил балки двуручной пилой – с напарником или без. Взваливал обломок на плечи и, ласково гаркнув «Посторонись», – швырял бревно на дно колодца! На разрушенных стенах, под обоями, слоились газеты вековой давности, и он надолго уходил в их изучение, бережно освобождая тексты огромными пальцами…
Начались занятия, артель распалась – все мы учились на разных факультетах и кафедрах. Но по-прежнему, заметив в переполненном институтском буфете знакомую могучую спину у стойки раздачи, я кричал «Салат, сосиски, компот!», и он безотказно исполнял заказ…
Каждое ЧП, а особенно случившееся в Праздники, разносилось по огромному институту моментально. Прямых очевидцев были единицы – и те или ничего не видели, или молчали. Другие видели А. на демонстрации, с большим пакетом конфет: он ходил и угощал всех подряд. После салюта его пригласили в какую-то компанию. Якобы, похваляясь перед барышнями ловкостью и бесстрашием, А. ходил по перилам балкона на 9-м этаже… По другим рассказам, он просто вышел на балкон – подышать ...


«B»:
     Уж с кем, с кем, а с этим В. дружбы у меня не могло быть. Я был заносчивым приезжим подростком, а В. рос «центровым» мальчиком. Он – верзила, я – нет. Все у нас было разное: и душа, и одежда, и мысли. Он расслабленно вплывал в темную арку техникума – я, постоянно опаздывая, мчался с высунутым языком. В изящной кожаной папке, на молнии, он носил лишь пару тетрадок – моя сумка безобразно вспухала от физкультурной формы и учебников. Он курил «Честерфилд», имел полную коллекцию «Биттлз» и на занятиях стрелял из рогатки мне в затылок. При всем при этом, я часто и бессознательно разглядывал его – он напоминал мне двоюродного братца – длинной темной челкой, чуть раскосыми глазами, даже этой развинченной своей пластикой…
Он не доучился и оставил наше средне-специальное заведение через пару лет. Все вздохнули с облегчением – и педагоги, и он сам. Слышали, что вместо армии  он поступил в военное училище.
 Мы не виделись лет десять. И вдруг, за большим стеклом вокзальной кассы, с надписью «Военный комендант», мелькнул офицер, перетянутый ремнями. Видение как бы сошло с экранов «Военфильма» образцом и наставлением по строевой выправке! Что делает с людьми военная форма! Я ахнул и прилип к окну, восхищаясь и гордясь своим товарищем! Я бы даже не обиделся и простил ему, если бы он поглядел на меня строго и неузнаваемо – это бы ему пошло. Но он сделался смешным и веселым, сбил фуражку и замахал руками: дескать, подожди – я сейчас тут управлюсь, позвоню и выйду. Не поверите, мы даже обнялись: верзила и совсем не верзила… опять разные: военный и штатский. Эта встреча разом искупила все детские глупости. И я опять поразился его сходству с моим братцем. Как странно: и погибли они в одно время,…  не буду об этом говорить.