про лукошко

потерпи еще немного, маленький.
растрепи ненужную кудель.
в кузовке из прутьев чернотальника
я тебе устрою колыбель:
небеленым лоскутом миткалевым
застелю занозистое дно;
чтобы солнце в маковку не жалило,
тонкое наброшу полотно.

выкормыш с глазами васильковыми,
вот и наступили голода:
в жилах, где текли ручьи сытовые,
ниточками горькая вода,
то ты плачешь тихими слезинами,
то яришься пуще сатаны,
и твои сердечки воробьиные
скачут, сквозь рубашку мне слышны.

но сегодня, знаю, всё закончится,
без благословенного «аминь»:
только ночь в глазах да колокольчики,
да в груди колышется полынь.
выстланная песнями и сказками,
будет нам дорога неблизка:
положу тебе, в платок завязанных,
двух лягушек, мышь да паука.
пробираясь кружными беспутьями,
по колено в облачной шерсти,
я на перекресток отнесу тебя,
только бы хватило сил дойти.

скоро люди выйдут от обедни, но
я проговорюсь, пока одна:
жилка затворённая последняя
у меня в руке припасена,
и, остановившись у обочины,
разорвав запястье о репей,
я тебя в последний раз попотчую,
но в "прощай" расслышишь только "пей".