отец

 Наоко холодным дыханием рассекла мне висок
  ФИНКА продлила линию чёрных, как смоль, бровей
  отрывистыми пятнышками, вроде комочков шиншиллы
  Аккуратный же кружок рта, расплылся алым по всему лицу
 клубничным бугристым налётом
  Под стать вычурному платью.
  Отдельными прядями оно закружилось, всё
 уменьшая угол падения. Солнце щекотало лодыжки.
 
  <..икона груди, трепетавшей в такт протяжным конвульсиям,
 разбита в щепки как спичечный домик моего отца. Он умер
  В сезон дождей, однажды морозным утром, заранее вылизав все мои раны
  острым влажным языком, пригубив по окончании игр, янтарный сакэ.>
 
  Теперь его голова проросла в моё тело, пустив мощные корни-шею, а глаза его
     глаза поникшего оборванца сползли вниз, наблюдая за мной
     - аа, теперь от меня не скроешся, ведь так?!
     (их нет на лице). Они гравюра сосков,
   обездвижены, смотрят в разные точки розовыми кончиками
   И твердеют, когда их ласкают губами обнажённые японки.
     Отец всегда их любил, даже, если уж говорить честно, слишком любил.
       девушки были для него как сосуд с алкоголем, Он
      заливал их спиртным по самое горлышко, а потом
       расбивал сильными ударами таза и скрипом кровати,
      пока Они не разлетятся по всем пыльным углам
         разноцветными стёклышками.
   С характерым звуком во время оргазма.
   Наоко разбила меня также:
         неистово, как сосуд.