Леся Степовичка, Поэтовы хлопоты

Удушливый гнет замызганных слов, 
что похожи 
                на вещи общего пользования, 
где-то, в затрапезном общежитии, 
                где когда-то останавливались студентами, 
приезжая собирать картофель – 
немытые оконные стекла в облупленном 
                обрамлении 
передают уродливые пейзажи давнего времени, 
печальную поволоку залапанных штор, 
высохшие цветы напрасных надежд; 
старые, расшатанные лежанки с ржавыми 
                сетками и протухшими матрасами, 
серые влажные простыни, 
                тоненький затертый коврик 
                с орнаментом, 
который навевает мерзостные подозрения 
                и смертельную скуку, 
на расшатанной скамеечке 
                цинковое ведро с водой 
                и грязная цинковая кружка; 
между ними - содружество тараканов, 
                которые пируют, 
               наклонившись к разбрызганным каплям; 
лампочка, которая не светит; 
                радиатор, который не греет; 
                двери, которые плотно не закрываются, 
пропуская со двора пыль и смрад. 
Совковое затишье, сюрреализм соцреализма, 
                временное пристанище 
                сотен безыменных жильцов. 
Кто только не побывал здесь. 

Как вырваться 
                из цепких объятий формы, 
этих скользких и серых стен, 
        украшенных прошлогодними календарями 
с какими-то глуповатыми красавицами 
          и великанами с накаченными бицепсами? 
Полуслепой и глуховатый телеящик и 
      радиоприемник – оба имеют одну программу. 
                Неужели нет выбора? 
Череп, будто обклеенный  изнутри 
                шпалерами слов, 
                которые не смываются,
а снаружи – 
                залитый формовочным бетоном. 

Господи! Но я же знала и другие интерьеры! 
    Ты же водил меня для чего-то 
                Твоими иерусалимскими чертогами, 
Ты впустил меня узенькой тропинкой 
                в Кедронскую долину, 
Ты дарил мне запахи Твоих апельсиновых 
                и оливковых садов 
и прохладный бархат вод Иордана. 
Ты наделил мое сердце, которое болит, 
                подвижностью ртути, 
научи же только, как рассказать 
про огонь и ветер 
                без слов “огонь” и “ветер”, 
как рассказать о родине 
                в ритмах тока крови моей, 
не вспоминая соловьев, журавлей и калины. 

Я смогу, Господи, была бы на то Твоя воля... 



______________
C украинского Александр М. Кобринский =
Каркай Икс Сибино.