Запечатленное

Ирине Васильевне Васильковой

Я отторгнут недоросшим
Роком робким и негожим
И распластанным под ношей
Препинанья перед рожей
Праздной и разнузданной Фемиды
Новой жизни в старом мире,
Подзаборной и видавшей виды
Задремавшей в сталинском ампире,
Побродившей в лунном свете социализма,
Вдруг наткнувшейся на жажду воли
И парализованной на дне капитализма,
Замершей в парадах точно в коме
Спящей некрасавицы Москвы.
Лишь одно несчастье я запомнил:
Только раз меня душевный вывих
С безотчетной скорбью познакомил.

Жаль, что жив я каждый день был
Хлебом только преходящим.
Все еще воспоминаний пепел
Всполохами снов моих жжет чащу.
В детстве слишком долго
Я зевал на ярмарке идиотов.
Лгал я повелительному долгу,
Наложив на волю вотум.

Я предвидел это горе,
И, казалось, мог бы измениться.
Но надежда не пронзила море -
Растворились улетевшей птицей.
И тонул я в море хаоса,
Как заметил вдруг луч света.
Это было судьбоносным шансом,
Взглядом затуманенным поэта,
Взглядом строгим и веселым,
Взглядом рядом, прямо здесь!
Выплыл вдруг я в сумрачную осень,
И поплыл как грубый шест
В вальсе метких жарких строк -
Вот как самый незаметный жест
Отражает и вбирает песни мудрой ток.

Ученик я был невзрачный:
Привлеченный наконец-то в жизнь,
Все же я не знал своей удачи,
Устремляясь вдаль и ввысь...
Ведь годами нас наставница сносила,
И, конечно, не забыть ее теперь:
Так наш Крест носил Христову силу,
Ныне ж Крест мы носим на себе.

Нет, не думаю, что превозмог бы
Я когда-нибудь свои пороки.
Но спасибо той, что смяла догмы,
Незатейливо отпраздновав уроки!
Я уверен, что под ветром жизни
Растеряю эту наглость извиняться...
Так возьмем шампанское и брызнем
В этом и лукавом, и наивном танце!..