Мой милый сын, прошло четыре года,

Мой милый сын, прошло четыре года,
Вернулся вновь, предпраздничный апрель.
Сквозь шум прекрасной, царственной природы,
Я слышу голос  нежный, как свирель.
Тот голос солнечным теплом согретый,
Звенит в ушах, волнуя грудь мою.
Как жаль, что песни были не допеты,
Я эти песни до сих пор люблю.
Горят тюльпаны, словно яркий пламень,
Они тебя  обрадовать смогли б,
И вдруг, отбросив, прочь тяжёлый камень,
Выходишь ты живой из-под земли.
И оглянувшись, молодо и дерзко,
Ты бросился в объятия мои.
И блещет красный галстук пионерский,
Который получил ты в эти дни.
Поверьте мне, что я совсем не мистик,
Возможно я художник иль поэт,
И мы вдвоём, под шёпот нежных листьев,
Идём туда, где посторонних нет.
Пусть это только плод воображенья,
Моей, вконец истерзанной души.
Но я за этот миг уединенья,
Готов в тоске и грусти жизнь прожить.
Моим словам, ты, как всегда, внимая,
Всё задаёшь вопросы без конца,
Но почему, подробно отвечая,
Я в роли воспитателя Отца.
Я слышу, где-то исполняют фуги,
Сверкают автогенные огни,
Я, потеряв не только сына-друга,
Влачу свои оставшиеся дни.
И пусть поют виолончели, скрипки,
И пусть уносит ветром смех твой в даль,
Я не хочу, чтобы в моих улыбках,
Увидел кто-то  скорбь, тоску, печаль.
Зачем кому-то видеть мои слёзы,
Когда природа свой справляет пир,
Когда так скоро уж воспрянут розы,
Чтобы собою удивить весь мир.
А в сердце током  бьёт порой отчаянье,
И жизнь порой безлика и пуста,
Уженье и печать молчания,
Легла на посиневшие уста.
Не обнажить мне ран, своих глубоких,
Не залечить их, не предать огню,
Прощай мой сын, как прежде одиноко,
Иду на встречу завтрашнему дню.
       75г