Куриный переполох

    В нашей семье всегда любили живность, и редко когда не было какого-нибудь зверья дома.
  Несколько лет назад довелось мне встречать свой день рождения в деревне. Сами понимаете, зима, мороз, сугробы, ни по грибы, ни по ягоды не сходить, только чай у самовара да телевизор до одурения. Ну, я и придумала себе развлечение. У мамы были куры. Всех их она купила весной суточными цыплятами, потом они выросли и стали породистыми несушками породы Родонит, такие рыже-красные, с бурым отливом. И белые - смесь на мясо
из петушков и курочек. К январю из белых осталось четверо: три петушка и одна курочка.

 Взяла я бумагу, нарезала маленькими квадратиками, написала на каждой имя и приклеила скотчем на лапу каждой курице. В итоге получились Клавдия, Земфира, Глафира, Варвара, Пистимея, Зинаида, Прасковья, Лукерья, Степанида и Дарья. И белая Марисоль, как раз шёл сериал с таким названием, маме очень нравилась главная героиня. Петухов, не мудрствуя лукаво, я окрестила так: Пётр, Питер и Петруха.И было очень смешно наблюдать за птицами, занятыми своими куриными делами. Оказывается, каждая курица имеет свой собственный характер и привычки, симпатии и антипатии. Если бы не "паспорта", мы бы не узнали, что Земфира и Глафира, неотличимые друг от друга, всегда держатся вместе, даже нестись идут в одно гнездо, а Зинаида, рыжая особа со стервозным характером, всегда выбирает для яиц ближний ящик, и если он занят, ни за что не сядет на другое гнездо, будет орать дурным голосом до тех пор, пока "захватчица" не разрешится от бремени и не освободит "яйцеместо".Дарья и Клавдия имели покладистый характер и легко давались в руки - мама регулярно осматривала несушек на предмет наличия у них внутри ожидаемого яичка.

 Куры несутся, в основном, через день,через два.Красавица Пистимея почти каждый день приносила по яйцу, сначала они были небольшие; но по мере взросления наши родонитовые птицы всё больше и больше походили на нормальных породистых кур. Самые крупные яйца приносила Степанида, но и неслась она реже всех. Очень переживали мы, когда настала пора Варвары стать взрослой несушкой.

 Ударили морозы, и в курятнике стало очень холодно. Зайдя как-то утром в сарай, мама обнаружила Варвару лежащей на полу, с поджатыми скрюченными лапками. Принесла она её домой, отогрела, а лапки не ходят, так и сложены несуразно, не может курочка ходить. Мама отмачивала ей лапы в тёплой воде, наливала в клюв сладкий чай с аспирином,  и молоко, и суп. Вроде ожила птица, а ходит очень плохо. Два дня прошло, и маму осенило - да ведь яичко ждёт наша "мученица"! Проверила- точно, так и есть!

  "Вот в чём дело!"- сказала мама, -"Она просто разродиться не может!"
Сделали мы Варваре из картонного ящика гнездо, сена мягкого туда положили пару горстей, луковичку подложили и посадили страдалицу в шкафчик у печки, тепло, приятный полумрак и спокойствие. Зачем луковичку, говорите? Дело в том, что курица не кладёт яйца в пустое гнездо, поэтому ей всегда подкладывают "обманку" - муляж яйца, что-нибудь хоть немного похожее на яйцо. У мамы эту функцию выполняли фарфоровые круглые солонки и киндер-сюрпризы, но они хуже, слишком лёгкие. Луковичка идеально подошла для этой цели. Через часок родила наша Варвара своё первое в жизни яйцо и бодро затопала ножками без всяких признаков болезни по кухне, обследуя кошачьи миски в поисках вкусненького. Я унесла птицу обратно в сарай.

 Через два дня мама снова принесла Варвару в прежнем виде - со скрюченными лапками. И снова ящик, луковичка, шкафчик...Родила! Я сказала маме, что Варвара притворяется. И теперь каждый раз будет повторяться одна и та же история - Варвара раскусила, что в доме куриный рай, вкусная еда и персональная сиделка, достаточно полежать на боку со скрюченными лапами, и санаторий обеспечен! Всё, пора перевоспитывать!

 Перестали мы брать её в дом, да и потеплело уже, не замёрзнет! Поняв, что её хитрость не удалась, Варвара в день появления очередного яйца просто выслеживала нас, прыгала на руки, заглядывала в глаза и бормотала что-то по-куриному, постанывая и поворачивая свою голову к лицу то одним, то другим боком. Мы хохотали и относили её обратно в сарай, усаживали в гнездо, но хитрая птица выскакивала оттуда и снова неслась к крыльцу, пытаясь всеми правдами и неправдами проникнуть в тёплый дом к вожделенной луковичке и уютному шкафчику. Снова и снова мы сажали упрямицу в гнездо, прикрывая сверху сиденьем от старого стула, придерживая его рукой, пока курица не возвестит о появлении яйца. После двух недель упорных тренировок Варвара смирилась со своей судьбой и стала сама исправно нестись в положенном месте. Лишь привычка у неё осталась залезать на руки и рассказывать о своих куриных делах, заглядывая в глаза.

 Прошло ещё немного времени, все красные курочки уже вовсю несут яйца, а белая Марисоль всё ещё "ходит в девках". Напрасно мама каждое утро ощупывала её - нет яйца! И ростом она уже сравнялась с товарками, а всё не несётся!
 В одно прекрасное утро я, собирая яйца из гнёзд, обратила внимание на лапы сидящих на насесте кур. И вот что удивило меня: у всех красных курочек лапки такие аккуратные, "девичьи", а у блондинки Марисоль - огромные, грубые, с большими когтями, и вдобавок сзади на каждой лапе я обнаружила какие-то странные шишки в форме раздувшихся горошин, но цветом неотличимые от остальной чешуйчатой кожи. Жуткие подозрения закрались в мою душу, и я побежала к маме с криком: "Мама, твоя Марисоль не курица, а петух! Погляди на её ноги!"
  Мама отмахнулась: "Не учи меня, я лучше знаю! Это курица, я ж её щупаю каждый день, что ж я курицу от петуха отличить не могу?!"

  Петухи, кстати, тоже выросли, главным у них был сначала Пётр, громким кукареканьем будившим весь дом. Он не подпускал Питера к курам, а Петруху они вдвоём уже с Питером  отгоняли от кормушки, в общем, настоящая дедовщина.
  Однажды, в сильный мороз, Пётр был найден в курятнике мёртвым -  заморозил лёгкие и захлебнулся собственным криком, когда вскипевшая кровь хлынула в горло. Питер переехал к соседям - у них не было петуха, и во главе гарема стал малыш Петруха, едва научившийся кукарекать срывающимся фальцетом.

  Близилась весна. Как-то, проходя мимо сарая, я услышала оттуда странные звуки - как будто пьяный боцман в Бангкокском порту пытается спеть разухабистую матросскую песню. Заглянув в щелочку над дверью, я увидела невероятное : несчастная Марисоль, выпучив глаза, изо всех сил вытягивала тонкую шею, стремясь стать ещё выше и изображая хриплое подобие звонкого петушиного пения. После каждого такого спазма она съёживалась, втягивала голову в плечи, становясь похожей на обычную курицу, но петушиное начало неукротимо рвалось наружу, и странные конвульсии сотрясали птицу снова и снова, каждый раз заканчиваясь жутким булькающим хрипом.
  С того дня Марисоль стала Марисолом, быстро отрастив внушительный гребешок, шпоры, пышный белый хвост с двумя изумрудно-черными перьями и сместив Петруху с царства.