осень снарядов

посвящается.


шла двадцатая Осень Снарядов.
было холодно, помню. был миномётный обстрел.
мы скрывались в лесах и болотах – а кто не успел,
по сей день безымянные – жертвы военных обрядов.

мы стреляли не глядя и шли напролом
первые лет пятнадцать или, может быть, больше.
тогда было в достатке бравады, пуль и детской, быть может, фальши
не заметили сами: мы – без командира, а вокруг – бурелом.

мы сидели в окопах неделями. падали жёлтые бомбы.
приходили чужие – отстреливали по одному.
а потом и свои, как казалось, в едком рассветном дыму
радостно прыгали в вражеские катакомбы.

жгли деревни дотла. не щадили детей.
снова тихо. ни свиста, ни треска. морозное утро и первый снег.
помню, был там, на пепелище, один – да нет, не один – человек.
что-то искал, наверное, среди у'глей, камней и костей.

помню, там, не так чтоб в атаке – в тылу
мальчик, как сотни других, с лицом из осколков трассиров:
«у меня же дом, семья, родные – прости, но
мне никак – ну никак – нельзя на войну».

я потом его видел – на передовой:
с пулей в виске, и кости наружу спинные.
зуб даю, он не думал тогда, что семья и родные;
только в пальцы впивался и взглядом молил – взять с собой.

да, я видел их сотни – годы спустя, со спины.
я тогда умирал в лазарете, им, побитым, – вручали награды.
было холодно, помню. шла двадцатая Осень Снарядов.
никто не хотел войны.