Гл22 Не знал, что карта его бита. Фраг. мушк. ром

                *            *             *            
Заветный пункт прибытия  гасконец
нашёл, держа в руках секундомер,
и герцог – в спорте тоже многоборец –
юнца поставил челяди в пример.

Узнав, что Шарль приплыл от королевы,
куда-то лорд повёл его налево,
в свои святая, так сказать, святых.
Там, ярче всех предметов золотых,

висел в огромной драгоценной раме
портрет любимой Анны в полный рост.
Лорд возбудился: – Посудите сами,
всё тут секретно, но какой с вас спрос?!
Всё, что вам тут увидеть довелось,

вы обрисуйте вашей королеве.
Когда бываю в грусти или в гневе,
спешу я по возможности сюда.
Целую Анну мысленно в уста.

А вот вам и искомые подвески.
Жаль расставаться, но таков уж рок,
что супротив не встанешь поперёк.
Уловки Ришелье ужасно мерзки!

Сплошное в них фиглярство! Злой гротеск!
Себя он превзойдёт в любом рекорде…
Шарль попросил: – Пожалуйста, откройте.
Милорд раскрыл шкатулку: – Шик и блеск!

  Я помню, как сейчас, тот пыл свой, зверски
  повышенный, любви благодаря.
  Я даже не просил – сама  дала
  она мне эти самые подвески.
– Выходит, что подарок сделан зря.
          Из-за него теперь и вся возня!

– Прощанье с королевским сувениром
  пройдёт не без душевного труда…
  Вы вновь один?! Хотя… таким пронырам
   шнырять и в  одинОчку – ерунда!

Милорд, как никогда словоохотлив,
напутствовал гонца в обратный путь,
причём (поскольку был он полиглотом)
сплошь по-гасконски, но с  акцЕнтом  чуть.

С подвесками шкатулку марафонец
от герцога принял, как ценный приз.
Тут ясно стало: не  напрАсно  грыз
годами  арифмЕтику  гасконец.

Гость не был ни капризным, ни блажным,
ни подлинным адептом волокитства,
но выказал двойное любопытство
и взором очень странным, затяжным

он словно просверлил, не отрываясь,
все ленточки, ласкающие взор
владельцу.   По инерции лишь скалясь,
Шарль буркнул, вновь нацелив в камни палец:
– Устал я, недоспал. Какой-то вздор!

  Хотите вы сказать, что всё на месте?
  В Париж вернуть скорее нужно мне
  подвески в изначальном их числе.
   И это ведь не только дело чести!

Хозяин поневоле покраснел,
мол, что за нехорошие намёки!
Вопрос-то задан не без подоплёки –
у нас тут и за  мЕньшее  расстрел!

Юнцу хватило нескольких лишь терций,
чтоб вычислить рассеянность слепца.
Тут только соизволил  сам  вглядеться
хозяин в содержимое ларца:

– Совсем недавно было их двенадцать!
  Выходит,  зря  чурался я молвы:
  одной из самых вороватых наций
  является  бритАнская,  увы!

   Другой во  век  за нами не угнаться!
Лорд, продолжая злиться и ругаться,
нервозно плешь проделал в бороде.
Гонец за дело искренне радел

и, проявляя слабость к украшеньям,
насквозь  уж Бекингема проглядел.
К кумиру Анны враз он охладел.
Подстёгнутый своим воображеньем,
дотошный гость спросил с опереженьем:

– Куда и кто всё ж  два  подвЕска  дел?
– Я не страдаю головокруженьем,
  но у меня в злодейском окруженье
  запас железных нервов оскудел.

– Я помню мельтешенье леди Кларик
  вокруг меня недавно на балу.
  И это оказалось не к добру.
  Меня водила  зА нос: кнут и пряник

  она по отношению ко мне
  использовала, чтоб, как вор-карманник,
  меня обчистить. По моей вине
  случилось  то. На этой стороне
   видны края двух лент, от ножниц рваных…
 
До гостя стало что-то доходить:
вновь мир интриг! Истерика исправно
в милорде прогрессировала явно.
И не милорда всё ж, а  чьЯ-то прыть

виной  всему. Но чёрт их  разберЁт там,
кто лох, а кто преступно виноват.
Не будучи, как герцог, полиглотом,
задействовал юнец гасконский мат.

Гость в мыслях прокрутил все варианты,
как выкрутиться быстро из беды.
Ну а милорд ходил кругами Данте
(пока юнец просчитывал ходы).

Отчаяния пот с лица лорд вытер:
– Хоть что-то цело, Господу хвала!
Легко меня вкруг пальца обвела
та леди Кларик. Впрочем, расцвела
она нежданно, став графиней Винтер.

Покуда лорд метался по углам
и слал на леди жуткие проклятья,
гасконец рассуждал: – Что нужно нам,
  чтоб, понапрасну времени не тратя,

  исправить бы ваш промах по частям?
  Забот не счесть! Тяжёл свалился груз, но
  всё поправимо и не так уж грустно.
  Милорд, я редко езжу по гостям,
  но там, где я, жить весело и вкусно.

  Милорд, вы для министра слишком грустный.
  Понадобится срочно ювелир,
  вам преданный, а главное искусный,
  чтоб скоростью работы удивил

   он сам себя и сделал бы подделку.
Лорд оживился: – Тотчас призову!
  Увидите талант сей наяву.
  И если он сейчас не пьяный в стельку,

  устрою ювелиру тут ночлег,
  врача – а вдруг при спешке занеможет!?
  Мой ювелир есть лучший изо всех,
  поскольку лучше просто быть не может!

  Он тут умрёт, а следом – Я  умру,
   коль в деле не уложится он в сроки.
– На крайний  слУчай,  будут и упрёки,
и  смЕрть,  коль не успеет он к утру…

Днём позже были  радости  рыданья.
Платок в слезах – для  Анны  сувенир…
Своим искусством старый ювелир
намного превзошёл все ожиданья.

Ещё бы! За стеной сам Бекингем
спал беспокойным сном и даже бредил!
Чтоб угодить министру-привереде,
на сутки ювелир стал глух и нем…

…Шарль полон был восторгов и оваций –
подделка хороша со всех сторон.
– Милорд, на вас стоит английский трон!
  Для вас нет безысходных ситуаций.

  Творец итогов, не пустых потуг,
  способны вы служить победным целям.
– А как вы собираетесь, мой друг,
  в Париж вернуться срочно с грузом ценным,

  коль нет у вас ни судна, ни коней?
  Берусь я обеспечить вас всем этим,
  чтоб на исходе минимума дней
  вы, у Парижа распрощавшись с третьим

  конём, дошли б на свежем скакуне.
  Вот явки. Вот пароли. Ну, а мне
  не жалко, если всех моих арабов
  распорядитесь вы со всех этапов

  на ваш парижский  адрес  отослать.
  Вам будет обеспечена вся кладь:
  вино, продукты, даже пистолеты.
  На судно вам не нужно брать билеты –

  бриг будет предоставлен лично вам.
  Там тоже всякий есть дорожный хлам –
  сгодится на гостинцы для подружки.
  Берите всё, не зарьтесь лишь на пушки.

  Для вас мне, сударь, многого не жаль,
  останьтесь лишь и живы и здоровы,
  притом, что скачки максимум рисковы.
  Не дать врагам загнать вас за можай,

  а главное, успеть вам со шкатулкой –
  вот главные задачи, а порукой
  удачи будет то, что Бог за нас,
  ведь как ни опечален я разлукой,
  молю за Анну Бога всякий раз.

  Я вижу, что не очень-то вы рады
  тому, что к вам я полон доброты.
  Но что ж плохого в том, что за труды
  вас отблагодарю? Малы награды?

– А чьё на тех конях стоит тавро?
  Я, ваша светлость, здесь не для того,
  чтоб клянчить для себя у вас подарки!
– Вы б видели коней! Не шмакодявки!

  Один – для вас. И был бы глуп отказ.
  Трёх остальных оставьте для  друзЕй вы.
  Грядёт война, поэтому сейчас
  потребности у вас едва ль мизерны.

  Согласье ваше явно укрепит
  одно уж то, что кони – боевые.
  До встречи же в сражении! Не вы ли,
  храбрец, должны героем стать всех битв?

  Возможно, очень скоро уж врагами
  не раз мы с вами встретимся в бою.
– Даёте в этом клятву?                – Да, даю.
  Ну а пока же мир меж берегами

  расстаться позволяет нам друзьями.
  Хотим мы Оба, чтобы на балу
  не захлебнулась Анна бы слезами.
– Пока мы туго связаны узлами

  одних задач, я подкуп ваш стерплю.
  Уж коль лошадки ваши пригодятся
  в сраженьях против вас же, я готов
  и дальше брать подарки, да продлятся
   их списки на большом числе листов…

Используя те явки и пароли,
что выдал полудруг и полувраг,
юнец, не отрицая этих благ,
отвёл себе и лорду вновь те роли,
расклад которых был и до гастролей…

Де Ришелье  побЕду  предвкушал –
он  вообще  привык ковать победы,
чем заслужил и козни, и памфлеты
в свой адрес, но врагов он сокрушал.

Король и распоследний бомж-клошар,
и даже щепетильные эстеты
без Ришелье невзвидели бы света…
Однако д'Артаньян не оплошал…
                *             *             *
Прелат не знал, что карта его бита
с того момента, как гасконский дух
объединился вычурно не вдруг
с возможностями лондонского быта.

Пока гасконец сиживал у бритта
(гонец стал референтом – злилась свита
на выскочку в его семнадцать лет),
вся светская парижская элита
про Мерлезонский думала балет.

Бал намечался в ратуше Парижа.
С подачи кардинала, сам монарх
давал распоряжения и иже
с ним цвет старшин (властителей без шпаг)
о блеске рассуждал и о престиже.

А тот из ряда вон горячий факт,
что в городе нехватка мушкетёров,
был ведом  тем  лишь, кто умел в антракт
меж актами спектакля ждать актёров.

Подвергнутая мукам шантажа
и униженья  королева Анна,
та, что ждала  гасконца неустанно,
зарезала б прелата без ножа.

Констанция лечила, как умела,
нервишки госпожи и день, и ночь.
Считается, что только это мера
той помогла ряд фобий превозмочь.

Уверен был без толики сомненья
в победе над испанкой кардинал.
Прелат не меньше ждал оздоровленья
желания Луи войти в финал

борьбы за право править Ла-Рошелью.
Прелат был нетерпимым к положенью
нейтральных ларошельцев на краю
страны, вполне лояльной к королю.

Министр усвоил  прошлого  уроки –
тушить пожар измены до конца.
В себе он видел главного творца
французской новой нации. Упрёки

открыто недовольных в адрес свой
министру игнорировать привычно.
Но за измену каждый головой
своей ответит быстро и публично.

Людовика настроить выпал шанс
враз против Анны и её кумира.
Вот-вот разорван будет вновь альянс
меж Англией и Францией: задира
лорд Бекингем никак не хочет мира,

ведь зариться на крепость Ла-Рошель –
давно уже в привычках Бекингема.
Гнездовье гугенотов, как  гангрена
для Франции – их в море всех в зашей!

Всё было предсказуемо, однако,
нарушил ход событий д’Артаньян,
и вышла, чёрт возьми, не просто драка:
юнец влез в отношения двух стран!

Какой-то он неправильный и скользкий.
И как сУмел он, выродок гасконский,
живым пройти засады и кордон!?
А ведь в эскорте был не эскадрон!

Он должен самым первым был по плану
всецело оправдать в кратчайший срок
составленный заочно некролог,
а плут, всё спутав, в  Англию  нагрянул!

Такого вот направь хоть за Урал,
татарскую  орду  на хвост повесив!
Друзей в пути он всё же растерял…
но сам-то  вЫжил,  хоть и в лёгком весе.

Авторитет гасконца так возрос
в глазах де Ришелье за две недели,
юнец столь прыток оказался в деле,
что кардинал задумался всерьёз.

Как быть с Фортуной, вечною плутовкой?
Предстал гасконец тёртым калачом.
Прелат и  тУт  нимало сам учёл,
всегда с двойной работая страховкой.

Мужской состав в его команде – дрянь!
Не сладили с  Юнцом  гвардейцы эти!
Меж женским и мужским есть, к счастью, грань,
которою является миледи.

И будь гасконец явно хоть сам чёрт,
заранее все карты его биты.
С юнцом они в итоге будут квиты
и это – леди Винтер всё в зачёт.

Блестящий ум, лихие достиженья!
Есть кредо: «После нас – да хоть потоп»!
Чёрт в юбке, боль до головокруженья
её врагов – она их вгонит в гроб!
 
Дела любые грязные по силам,
а метод их решения – рисков.
Снуёт по будуарам и гостиным
красавица такая, что нет слов!

Да кто же знает, что она – шпионка,
что грохнуть человека ей пустяк!
Кому-то перемоет кости тонко,
его в глазах толпы ославит так,

что скоро оклеветанный бедняга
в досаде проклянёт весь белый свет…
…К миледи в чувствах был прелат не скряга.
На деле же держался, как аскет.

Он жаждал связи с нею, даже краткой!
Вот прямо так сейчас её б и взял!
Но с ней лишь свои  кОзни  он связал,
хоть взором и  пронзАл  её украдкой…
                *               *               *