Интерлюдия

I.

Посредственность здесь видится во всем,  в сценарии, рифмовке, словоформах. Красивым декорациям на фоне приходится смириться с пустотой, банальностью текущих диалогов. И свет поставлен слишком хорошо, высвечивая дыры и провалы, ужимки плеч, зажимы мизансцен. Для музыки забыта партитура, и музыкальный ряд не выстроен совсем. То фоном там, где громко должно быть, то громко там, где следовало фоном. А то совсем – на реплику ни звука.  И так уже второй сезон подряд.

                II.

Я рад теперь, что это  ненадолго – спектакль приближается к концу. И вместе с ним подходит к завершенью второй сезон провальной постановки. Скучающие зрители в антракте жуют еду и наливают водку, а я сижу один в своей гримерке и монотонно повторяю текст. И где-то наверху, в потертом кресле, сжимая в тонких пальцах сигарету, скучающий, усталый режиссер подумает о чем-то сокровенном. Признает, наконец, свою бездарность: «Хорошую я пьесу запорол». Все движется логически к концу. Часы тихонько отмеряют время, оставленное нам на «покурить», «поправить грим», «проверит реквизит».


                III.

Последний акт, играем  расставанье. Последний вздох, за ним – последний выдох, губами в губы, языком по нёбу. Прощальный взгляд, наигранный, но гордый, последнее подрагивание плеч, замерзших по задумке режиссера. Кусая губы, руки отпуская, я отворачиваюсь и не говорю последней реплики провального спектакля – хочу теперь финальной тишины. И ухожу, не смея повернуться, не зная, смотрит ли мне вслед моя партнерша, иль, так же как и я уходит тихо, боясь того, что я не обернусь. Потом пройдем за сценой незаметно, усталые глазами и душой. На выходе на миг сомкнутся плечи, чтоб разбежаться в разные гримерки и больше не встречаться никогда.  Я улыбнусь, остановив мгновенье, ведь завтра будет новая премьера. (Премьера лучшая, надеяться осмелюсь). Зачем грустить ведь это – только театр, откуда нам живыми не уйти. Очередной спектакль отыграли, а в новом у меня другой партнер.