Я ехал в теплушке серых дней

Я ехал в теплушке серых дней.
В теплушке топилась печь.
В теплушке давно возили коней,
скрипела в углу клеть.

В прошлогоднем сене я спал,
ржавый сухарь грыз,
я был, верное, счастлив, тогда не знал
про революцию, коммунизм.

Но как-то на станции сел старичок,
напрашивался до Москвы,
я предложил старичку чаёк,
фуфайку и сена копны.

Тары-бары, понесся разговор,
умно старик говорил.
Он также молвил, что батюшка – вор,
Россию нам разорил.

Что вся война, вши, немчура –
- дело поганых рук.
У Батюшки – немка сидит жена,
и много французских слуг.

Евоные дети – придут за ним,
в голод мы угодим.
Что наши мечты, словно с печки дым,
а мы, ровно пни, сидим.

Что надобно сделать решительный шаг,
довольно в теплушке спать,
встать с пролетарием под красный флаг,
а я – молодой дурак.

Сошёл в Сокольниках тот старик,
краюху хлеба не взял.
А мне всё слышалось, как он говорил
про Ленина, про вокзал.

И я захотел в революцию встать
всем сердцем и всей душой,
и я захотел книжки тоже читать,
и стать, как Ленин, большой...

Нас отогнали в тревожный тупик,
где много военных казарм.
К поезду молча подошёл шпик,
а после завернул жандарм.

Я уж научился их различать,
листовки лежали в копне,
указы Владимира Ильича,
и деньги – в чемоданном дне.

Только не ведал об этом жандарм,
верно царю присягнул,
и я достал из тужурки "наган",
в жандарма того пальнул.

Так началась моя новая жизнь,
убил я жандарма того,
новой России я начал служить,
посмотрим теперь, кто – кого…



14 ноября 2009 г.
С-Петербург