Шагай вперёд, поголовное племя, Часть 18

Слева: Художник Борис фон Адеркас, дядя Рамоны, 1911 - 1944
Справа: "Мадам Рекамье" -- акварель Бориса Адеркаса, сделанная им по памяти в Ленинабаде.

Альберт остался один в чужой стране, практически без источников существования. Местные нацисты, пронюхав о нём, позвали его к себе – он, чистокровный австриец, истый ариец, венец, наверно встречался с самим Фюрером, тоже австрийцем, когда тот жил  в Вене... А брат его, насколько им известно, занимает  высокую должность в СС! Он может иметь и работу, и хорошие условия! Он может даже стать одним из руководителей их объединения! Альберт с отвращением отверг их посулы и вызвал этим целую серию оскорблений, нападок, прямых угроз и несколько раз был ими избит. «Мы тебе покажем, жидовский прихвостень»,  --орали хулиганы, избивавшие его  Жизнь стала невыносимой, и  Альберт тоже начал подумывать о самоубийстве. Возвращаться в Австрию он и не мог и не хотел, понимая, что там он уже увернуться от нацистов не сможет.
С такими мыслями он брёл по улицам Рио-де-Жанейро, когда вдруг услышал своё имя. Кто-то его звал. Он увидел своего университетского товарища, который уехал из Вены на несколько лет раньше.
Тот, будучи евреем, задолго до Аншлюса, видел, куда катится колесо истории. Только взглянув на Альберта, он всё понял и буквально силой потащил его с собой в Уругвай. Там была его контора импорта-экспорта и он взял Альберта служащим к себе. Времена были тяжёлые для торговли кофе, контора дышала на ладан, но друг Альберта и не помышлял его уволить. Потом стало чуть лучше, и Альберт так и остался в Монтевидео. С матерью он, хоть и редко, но переписывался, знал о Клаусе, узнал и о том, что в их доме появилась спасённая Клаусом девушка. Как только окончилась война, он поплыл на пароходе в Германию, приехал в  Кёльн, где обосновалась вся семья Вайскопф. Альберт к тому времени накопил немного  денег и привёз  несколько чемоданов с продуктами для семьи, он знал, что в разрушенной Германии плохо со снабжением. План Маршалла ещё не начал действовать.  Клаус был арестован союзниками как офицер СС, но через пару часов был выпущен и даже, несколькими годами позже, получил какой-то английский орден. Приехав в свою семью, Альберт познакомился с Элианой. Долго оставаться в Германии он не мог – работа в конторе друга требовала его присутствия. Он пытался уговорить мать, семью Клауса и Элиану поехать с ним в Уругвай. Но мать отказалась, не хотела на старости лет снова ехать в чужую страну, да и Германия была для неё, коренной венки,  чужой, но Вена находились под окупационным режимом Советского Союза. Элиана тоже отказалась – она не хотела оставлять фрау Вайскопф одну, а Клаус вскоре получил работу в каком-то ведомстве, связанном с английским окупационным корпусом, и тоже остался. Три с половиной  года Альберт и Элиана переписывались. За это время Клаус забрал её и мать к себе в просторную квартиру, экономически им стало жить лучше, благодаря хорошей зарплате Клауса и всяким льготам, которые он имел, как бывший офицер британской разведки. Но Элиана чувствовала себя плохо! Она не привыкла быть иждивенкой! Сколько её Клаус, его жена и фрау Вайскопф не убеждали, что она – член их семьи и вовсе не находится у кого-то на иждивении,  она рвалась работать! Клаус устроил её, знавшую русский, немецкий, и немного английский, в  лагерь для перемещённых лиц, работать с теми русскими, которые были захвачены англо-американскими войсками. Английский она выучила в годы войны на слух – в доме Вайскопф регулярно слушали передачи Би-Би-Си. Когда глушили сильно на немецком, удавалось услышать что-то по-английски  -  его глушили слабее.
 
.........................................

Это тоже отдельная история.

На радиоприёмники у рядовых граждан в нацистской Австрии смотрели косо. 
Как-то Фрау Вайскопф попросила у Элианы принести ей книгу. Она уже несколько дней температурила, и Элиана настояла на постельном режиме.
«Цауберберг»  -  «Волшебная гора», Элианочка, принесите, пожалуйста.

Разве Томас Манн не запрещён? -- удивилась Элиана.
Запрещён,  -  засмеялась г-жа Вайскопф,  -  но он у нас есть!
Где мне его искать? – спросила Элиана,  -  Наверно, где –нибудь, на верхних полках Вашей библиотеки,  во втором ряду.
Нет, что Вы! Пойдите в салон, там около камина полочка, прикрытая покрывалом! Под ним Вы и найдёте Манна! И не только Манна,  -  многозначительно добавила фрау Вайскопф.
Элиана часто видела эту полочку у камина, но всегда думала, что там сложены дрова  для растопки камина..
Она подняла покрывало и обомлела:
На низенькой полочке стояли рядами ВСЕ запрещённые в Третьем Райхе книги:
Heine, Ремарк, Манн, Речи Черчилля в переводе на немецкий...
За это одно можно было угодить в Гестапо!
Она выбрала «Волшебную гору» и принесла  г-же Вайскопф.
Но, Фрау Вайскопф,  -  спросила она,  -  не опасно ли держать такие книги, да ещё на виду у всех, в салоне, хоть и под покрывалом?
Нисколько! – рассмеялась та.  -  Даже если к нам, в семью офицера СС, нагрянут с обыском, то маловероятно, что они станут что-то искать именно в самом доступном и открытом месте! Кроме того, многие держат дрова у камина на вот таких полочках!
А если всё же обнаружат,  -  настаивала Элиана.
А если обнаружат, то тоже  -  никакого криминала,  -  торжествующе ответила хозяйка.  -  Я «использую эти книги» ... для растопки камина! Жечь запрещённые книги теперь в нашем дорогом отечестве ведь не преступление! Даже самые пламенные нацисты не гнушаются сожжением книг, правда?
Но, Фрау Вайскопф,  - Вы-то эти книги не сжигаете?!
А кто может проверить, что я уже сожгла,  а что ещё -нет?
Впрочем, я сейчас встаю и иду послушать Би-Би-Си!
Элиана поняла, что г-жа Вайскопф её просто разыграла с книгой и хотела проверить её реакцию на запретные книги. Подойдя к полочке, Цецилия Вайскопф нагнулась, что-то покрутила под покрывалом и в комнате послышались тихие позывные радиостанции Би-Би-Си. Полочка, на которой стояли запрещённые книги, была не просто полочкой, а действующим радиоприёмником!
Как,  --  невольно повысила голос Элиана,  --  у Вас ещё и приёмник, настроенный на волну Би-Би-Си?
Тише,  -  приложила палец к губам г-жа Вайскопф,  -  сегодня я устроила  для Вас день сюрпризов! Согласитесь, Элианочка, приятных!
Госпожа Вайскопф,  -  ошеломляющих! – рассмеялась на сей раз Элиана.
Это тоже «для растопки»?
Конечно! Старый ящик, может быть и радио, откуда мне знать,  да оно и не работает ведь! Вот я и решила его пустить на «растопку»!
Но Вы же его включили?
Ах, девочка,  для того, чтобы его заставить работать, надо скрутить вот эти два проводка, а другие два – наоборот, рассоединить, иначе оно работать не будет! Испорчено! Ну, какая «старая дура», вроде меня, может быть столь технически грамотной для этого???
Это меня Клаус научил,  -  добавила гордо Фрау Вайскопф....
 
..................................................

Как-то в лагере к Элиане подошёл бывший советский солдат и спросил не знает ли она семью Адеркас!?
Вы,-- сказал он, -- очень похожи на женщину, с которой он был немного знаком в Ленинабаде, в Таджикистане. И фамилия совпадает.
Элиана, взволнованная, начала его расспрашивать. Действительно, это была её мать.
Когда они жили ещё в Ленинграде, её брата, Бориса Адеркаса, студента Художественной Академии, арестовали в начале 30-ых годов и отправили на лесоповал в тайгу. Там он заболел туберкулёзом и его через восемь лет лагерей «комиссовали». Отправили умирать в Вышний Волочок. Её мать приехала туда к сыну, а затем они эвакуировались в Таджикистан, в город Ходжент, ставший в советское время  Ленинабадом. Ему удалось устроиться в какую-то «художественную» артель. Жили они крайне бедно, почти умирая от голода. Солдат этот тоже работал там и так познакомился с художником Борисом Адеркасом и его матерью. И хоть климат в Таджикистане был мягкий, но Борис умер от туберкулёза в 1944 году. Даже на гроб денег не было, и его тело опустили в могилу, завёрнутое в простыню. А потом этого человека призвали в армию и больше ничего он о судьбе матери Элианы не знал.
Элиана пыталась навести справки через Международный Красный Крест, но безрезультатно. Советский Союз явно игнорировал запросы родственников «из-за границы»! А потом на Европу вообще опустился «железный занавес».

Через пару недель Элиана отказалась от работы в лагере. Всё шло к тому, что уступая Сталину,  англичане и американцы вышлют всех «русских», виноватых и невиновных, обратно в Союз, и Элиана не могла это выдержать. Сама она уже считалась гражданкой Австрии, и ей депортация не угрожала. Тогда Клаус предложил ей поехать в Женеву и доучиваться на врача -- бесплатно, как жертве нацистов.
Там она встретила племянницу Лидии Рубинштейн, Дору Штейн, которая и рассказала ей о массовых расстрелах евреев рижского гетто  в лесу Бикерниеки, неподалеку от Риги. Лидия и её младшая дочь погибли там, а её со старшей дочерью, как молодых и сильных, послали в концлагерь. Потом она попала в Освенцим! Сестра умерла, ей удалось выжить. Часто происходили «селекции», и в одной принимал участие сам доктор Йозеф Менгеле!
Элиана,  -  сказала Дора Штейн,  -  Представляешь? Молодой, очень красивый врач окидывал узниц одним взглядом и одних отправлял в газовые камеры, других оставлял жить, пока! Меня он отправил в ту группу, которая должна была умереть! Не знаю, как -- ведь никто нам не говорил, кто идёт в камеры, а кто возвращается в барак, -- я почувствовала, что попала в группу обречённых. Незаметно выскользнула из неё и снова встала в очередь, ждущих «проверки». Менгеле узнал меня! Обругал и грубо толкнул в ту группу, к которой я уже принадлежала. Группе смертниц. Нас заперли в отдельном бараке. «Обед» не дали, и это укрепило меня в подозрении! Когда открыли барак, стали выводить женщин и строить нас в колонну, я незаметно зашла за угол барака и пошла в другой барак, а потом вернулась в тот, где была до сих пор.
А когда освободили Освенцим, я уже умирала. Я лежала и мне всё уже было безразлично. Крики: «Немцы бежали! Нас освободили!» – я тогда даже не способна была понять и оценить. Но меня вылечили!
Грустная это была встреча... 
   
Обучение в Женеве велось на французском и поэтому полгода перед началом занятий Элиана учила французский. Сдала экзамены за два курса и была принята на третий курс мединститута в Женеве. В свободные дни приезжала в Кёльн, в ставшую для неё родной семью Вайскопф. Окончила институт. В Европу приехал Альберт и официально сделал ей предложение. Они переписывались более трёх лет и знали и понимали друг друга как очень близкие люди. Элиана поехала с мужем в Уругвай -- там, изучив ещё один язык – испанский, прошла два года ординатуры и стала врачом.
Вот и вся история моей семьи,  -  закончила Рамона. 

Вечером того же дня.

Франц, как Вам понравился только показанный по ТВ  советский фильм?
Если бы Вы, Рамона, мне не переводили, я бы вообще, глядя на экран, ничего не понял. Какой-то бред. Пастух, играющий среди коров и свиней на скрипке? Потом дирижирующий оркестром? Прислуга в доме, поющая голосом оперной певицы? Что за глупая пародия? И на что?
Франц, это старый, довоенный фильм сталинского времени. А насчёт пародии, мне кажется, Вы очень близки к истине. Это хорошая пародия на многие идеи большевизма – «кухарка сможет управлять государством», «слияние физического труда с умственным»...И пастух, грубыми руками, привыкшими к кнуту, вдруг играет классику на скрипке среди стада...
Знаете, Рамона, а лицо у этого актёра, этого кнутобойного виртуоза смычка, подобрано отлично – даже для пастуха уж очень тупое, настоящий неандерталец, троглодит!
Ради бога, Франц, не говорите этого при Феде! Хорошо, что он на кухне разливает чай! Это же известнейший советский «шлагер-зенгер» Леонид Утёсов. Кстати, приятный и хороший человек. И талантливый,  в своём жанре!
Федя, спасибо! Отличный чай ты сварил!  Федя, вот, Франц воспринял  фильм «Весёлые ребята» за пародию на советский строй.
Какая пародия? На что? Музыкальная комедия, так сказать. Он же снят в сталинские времена? Да за «пародию» всех бы живо в лагеря и под расстрел!
Между прочим, Франц, этот фильм цензоры действительно не хотели выпускать на экран! Даже ухитрились в совершенно безобидной песне найти что-то «не советское». Там пелось: «Нам песня жить и любить помогает...»
Так вот, советским людям «жить и любить» не полагалось!!!
И текст изменили: «Нам песня строить и жить помогает.» Это строителям социализма – можно!
Простите, Рамона, Федия, я совершенно запутался в сложностях  вашей жизни. Если цензоры, как Вы говорите, не пропустили этот фильм, то кто оплатил все эти съёмки? Кто инвеститорам вернул их средства?
Франц, государство! Оно – заказчик, оно  -  инвеститор и всё прочее.
Так значит этот  фильм только сейчас допущен к прокату по ТВ?
Нет, он прошёл именно тогда, при Сталине!
Дамы и Господа, я решительно отказываюсь что-либо понять! Сплошные парадоксы и загадки!
Случилось вот что: Режиссёр фильма, Александров,  решил показать этот фильм Сталину! И добился своего! Показали! Сталину это фильм понравился!!! А раз так – то вся Советская Страна смогла его увидеть!
Рамона, что Вы говорите? Сталину понравилась откровенная пародия на советский режим???
Да, как это ни странно! Особенно забавен такой вот эпизод в фильме.
Пастух на свирельке, на прутьях ограды, как на ксилофоне, играет вот эту маршевую песенку Дунаевского. Мы слышим слова:

Шагай вперёд, комсомольское племя,
Шути и пой, чтоб улыбки цвели.
Мы покоряем пространство и время,
Мы – молодые хозяева Земли!

А на экране в это самое время бредёт, мыча, блея и хрюкая, стадо коров, овец и свиней!!!
Рамона, именно это я и имел в  виду: Вы же мне переводили синхронно слова этой песни, а я на экране видел стадо животных, потому и подумал, что это  -  смелая пародия на советский режим! Так неужто цензоры придрались к каким-то безобидным словам, а ТАКОГО не заметили??? Загадка!
Федя, что ты хочешь сказать? Ну, говори!
Рамона, Франц, мне только что, во время этого обсуждения,  пришла в голову забавная мыслишка: А, может быть, именно такое стадо, бредущее послушно под нахлёстывания бича  и под слова: «Шагай вперёд, комсомольское племя!» (Племенной скот!)  -  может, этот образ и понравился Сталину!
Ведь погонщиком-то был ОН, у него был кнут, это он гнал стадо в 160 миллионов «советских животных», куда хотел!
А остальные пародии -- так это больше высмеивание  «ленинских бредней» и идей его старых, давно уничтоженных Сталиным, соратников!
Знаете, Федия, мне эта Ваша мысль нравится – она сразу объясняет и разрешает все «загадки». А Вы, Рамона, что думаете?
Полагаю, что Федя в очередной раз попал в яблочко. Хорошая гипотеза, делающая понятными многие парадоксы.

29. Об узлах.

При выходе из магазина готовой одежды.
Федечка, что с тобой? Лицо бледное, глаза сверкают, молнии да искры скачут. Прямо как в генераторе Тесла.
Оставь Рамочка! Ты хочешь шутками разрядить меня, мою злость, а я закипаю ещё больше!
Из-за чего, Федя? Из-за этих жуликов в магазине?
Рамочка, меня выводит из себя хамство и наглая увереность в том, что они меня могут надуть! Мы зашли купить зимнее пальто для меня. Они напялили на меня какой-то поролоновый кафтан, раздутый так, что я руки не мог опустить, торчат как у снежной бабы и уверяют меня, что ЭТО мне впору и идёт! Что, они за дурака меня принимают? А ты, обычно такая решительная и энергичная, вдруг стоишь и молчишь!
Федя, если бы ты согласился купить, я бы тут же вмешалась и не дала бы тебе сделать эту глупость, но я не хочу и не могу создавать у людей мнение о тебе, как о подкаблучнике. Это неправда, это унизительно для тебя и для меня! Но ты сам резко отказался, и этим дело кончилось.
Рамочка,  ты же слышала, как один продавец мне говорил развязно::
«Давай, давай! Это тебе подходит!» 
Федя, не превращайся из феминоискателя в фемидоискателя! Справедливости нет! И богиня Правосудия слепа!
Почему они хотели меня обмануть?
План  выполняли по сбыту неликвидной продукции, и, главное -- у тебя, Федя, на лице написано, что тебя можно надуть.
Что!? У меня такое глупое лицо?
Не глупое, Федечка, а наивное и доверчивое.
Знаешь, Рамочка – это никак не комплимент! Не помню, кто из великих, сказал:
«Определённое состояние души у шестнадцатилетнего или даже двадцатилетнего можно назвать наивностью. Но когда человеку лет тридцать – оно уже называется иначе...!»  Помнишь?  Ведь ясно! Глупостью!
Это неверно, Федя! Далеко не всегда эти «великие» говорили правильные вещи! А что написано в «Ходже Насреддине», Леонида Соловьёва? Совсем иное:
«Ибо все такие люди – звездочёты, исследователи, поэты, искатели жизненного настоя и волшебного камня, обращающего свинец в золото,  -  все они почитались уже и в тогдашние времена большими глупцами, ничего не соображающими в делах обыденной жизни, А ПОТОМУ ПОДЛЕЖАЩИМИ НЕУКОСНИТЕЛЬНОМУ ОБЖУЛИВАНИЮ НА КАЖДОМ ШАГУ СО СТОРОНЫ ЗДРАВОМЫСЛЯШИХ, ЧЕЙ РАЗУМ, ВМЕСТО ОПАСНЫХ КРЫЛЬЕВ, РАСПОЛАГАЕТ ЧЕТЫРЬМЯ ДЕСЯТКАМИ ЮРКИХ МАЛЕНЬКИХ НОЖЕК, ОЧЕНЬ УДОБНЫХ ДЛЯ ПРИБЫЛЬНОГО И ВПОЛНЕ БЕЗОПАСНОГО ШНЫРЯНИЯ ПО ЗЕМЛЕ...» 

Хотел бы я знать, что почувствуют вот такие «юрконогие», прочитав эти слова? Это же  -  как пригвоздить к позорному столбу!  Ярко и безжалостно!
Не волнуйся, Федечка, за них! Они никогда таких книги не читают!

И ещё, вспомни, что сказал Heinrich Heine, умница и циник: «Честность – прекрасная вещь, если все вокруг честные, а я один среди них –жулик!»
Всё, Федя!  Разрядился?
 
Федя, знаешь, я подумала о том, что твои, ваши с Францем, сингулярности, наверно, уже не раз наблюдались людьми, почти каждым, но не были ими поняты в твоём смысле, как нечто особенное. Вот, посмотри, что у Солженицына.
 
А.И. Солженицын назвал свои тома  -  части монументального творения  «Красное Колесо»  -  «Узлы». Творение, написанное без блестящего писательского мастерства, которым отмечены такие его романы, как «В круге первом» и «Раковый корпус»! Занудливо, скучно, с нелепым словотворчеством- словокорчеством и столь же нелепыми вывертами грамматики русского языка. Выпендривание! Тоска! И части названы нелепо: «Узлы». Я тогда и подумала, помню: «Ну и навязал же этот Солженицын узлов Гордиевых, а распутывать их предлагает читателям! Это скукотищу такую распутывать ещё надо?!»
А вторая моя мысль была противоположна первой. Что, как раз этот термин, по крайней мере по замыслу, совсем не нелеп! Солженицын видит каждое, описываемое им событие, как некий узловой пункт истории России. Иногда событие тихое, не несёт в себе ВИДИМЫЙ заряд чего-то драматического, а вот лишь позже мы все видим – был здесь очередной узел судьбы, и Мойры, ткущие эту нить, нить судьбы, не отдельного человека, а целого государства, да и, пожалуй, всего мира, могут быть терпеливыми, и прилежно распутывать этот узелок, а могут быть нервными, раздражительными – попался на нити узелок, ну и порвать её, возьмём другую, без этих узелков!
Вообще-то интересно, Мойры или Парки (в римской мифологии), могут объявить забастовку? Мол, надоело нам прясть нити жизней и судеб из такого бракованного материала! Что ни нить, то узелок! Требуем: поставщика такого товара выгнать с Олимпа  взашей без выходного пособия, а иначе мы, Клотто, Атропо и Лахезис, от дальнейшей работы с таким подпорченным сырьём отказываемся!
Федя, тебе не надоели мои умствования?
Не надоели, но замечу лишь, что «умствования» свидетельствуют не столь о наличии ума, сколь об его утечке.
«И жить торопится и умствовать спешит...»
Ах, Федечка, хорошо ещё что есть, ЧЕМУ утекать! Верно? Так мне -- продолжать?

Замечал ли ты такую странную особенность «бытия», «судьбы» или чего-нибудь другого – дело не в названии. Скажем, человек старается, что-то делает, усилия огромные прикладывает, но эффект от его деятельности практически равен нулю. А иногда он не прилагает никаких усилий и всё же происходит с ним нечто весьма радикальное, судьбоносное, меняющее всю его жизнь. Причём я говорю о чём-то, о событии каком-либо, вовсе не обязательно в положительном смысле. Что плюс, что минус – происходит нечто драматическое.
В сравнении с шариком на некоторой поверхности это выглядит так. Три возможных состояния шарика: Шарик в углублении (потенциальная яма), шарик на совершенно гладкой, горизонтальной и прямой поверхности и шарик в микроскопической ямке на горке. В случае углубления – иногда, сколько ни старайся, не может шарик из него выкатиться: нет  достаточной энергии. В случае ровной поверхности – делай что-то, не делай – всё течёт своим чередом и ничего не изменяется. А вот  в случае шарика на горке, малейшее смещение от положения равновесия и шарик стремительно скатывается – всё меняется и радикально при самых незначительных усилиях, практически без них! То есть, какие-то узловые точки, в которых происходят сильные сдвиги в нашей судьбе без того, чтобы мы сами что-то сделали для этого и даже без того, чтобы мы в тот «критический» момент что-то почувствовали! Не есть ли это тоже столкновения нашей судьбы с какой-то сингулярностью, в которой происходит то, что обычно, в реальной жизни не происходит или не имеет того судьбоносного следствия, как вот в этот момент и в этом месте! Некая особая точка нашей судьбы, жизни? И, главное, мы сами, часто проходим через эту точку, ничего не заметив и не почувствовав, зато потом....!
И ничего-то мы не знаем о силах, нами играющих...
Рамочка, ты, наверно, права. Я сейчас вспомнил, что об узловых точках, хотя и в другом смысле и контексте, говорит также Игорь Евгеньевич Тамм в своих воспоминаниях об Эйнштейне. Вот, что он пишет, сейчас найду:
«Всё научное творчество Эйнштейна с необычайной выпуклостью показывает, что коренные успехи в познании природы достигаются глубоким логическим анализом некоторых немногих основных узловых  опытных фактов и закономерностей, которые нужно уметь выделить из колоссального количества сведений и фактов, давящих своей огромной массой на исследования в любой области современной науки.
 Особенно характерна в этом отношении история создания общей теории относительности. К созданию этой теории привёл Эйнштейна анализ простейшего, давно уже хорошо известного факта:  -  отношение инерциальной массы тела к его весомой массе одинаково для всех тел...
... В действительности, пример как специальной, так в особенности общей теории относительности показывает, что решаюшую роль для построения фундаментально новой теории играет глубокий логический анализ узловых опытных фактов.»
Понимаешь, Тамм говорит именно об интуитивной чуткости Эйнштейна  к таким УЗЛАМ на ниточках, из которых соткана физическая картина мира. 
 
Итак:  узловые точки бытия есть сингулярности? Или какое-то их проявление?