I love тебя не менее, чем You -
меня… и даже более, чем нужно,
чем это позволительно замужней,
и потому скрываю за семью
замками полуправду, полуложь, -
теперь не разберешься: что есть что и
какую цену за свободу стоит
платить, когда любовь коварна сплошь
и рядом: погляди же, погляди ж!
На этих тех, на тех, потом – на этих:
наприручали… кто за нас в ответе? –
Экзюпери? (прости меня, Париж…)
Эх, Антуан Мари Роже де Сент,
создав однажды узы, не порвать их.
Всех лисов и всех принцев виноватей
я в том, что создала семь лет назад…
I love тебя не менее, чем You
© Copyright: Вероника Сенькина, 2009
Свидетельство о публикации №109111002659
Свидетельство о публикации №109111002659
Рецензии
любовь = свобода)) /и наоборот/
Экзюпери... Ну, мне казалось, конец света - во всяком случае локальный - для верующих, и, выйдя откуда бы то ни было, возвращаться обратно не стоит... А вот поди ж ты, поместье, работа на земле, игра в теннис, лимонов нет с такого-то какого-то года - влияние на жизнь в поместье войны...)))
В саду, где М., французский протеже,
имел красавицу густой индейской крови,
сидит певец, прибывший издаля.
Сад густ, как тесно набранное “Ж”.
Летает дрозд, как сросшиеся брови.
Вечерний воздух звонче хрусталя.
Хрусталь, заметим походя, разбит.
М. был здесь императором три года.
Он ввел хрусталь, шампанское, балы.
Такие вещи скрашивают быт.
/.../
Слух различает в ропоте листвы
жаргон, которым пользуются души,
общаясь в переполненном Аду.
/.../
Отбросим пальмы. Выделив платан,
представим М., когда перо отбросив,
он скидывает шелковый шлафрок
и думает, что делает братан
(и тоже император) Франц-Иосиф,
насвистывая с грустью «Мой сурок».
“С приветом к вам из Мексики. Жена
сошла с ума в Париже. За стеною
дворца стрельба, пылают петухи.
Столица, милый брат, окружена
повстанцами. И мой сурок со мною.
/.../
Конец июля прячется в дожди,
как собеседник в собственные мысли.
Что, впрочем, вас не трогает в стране,
где меньше впереди, чем позади.
Бренчит гитара. Улицы раскисли.
Прохожий тонет в желтой пелене.
Включая пруд, все сильно заросло.
Кишат ужи и ящерицы. В кронах
клубятся птицы с яйцами и без.
Что губит все династии — число
наследников при недостатке в тронах.
И наступают выборы и лес.
М. не узнал бы местности.*** Из ниш ***Ленин бы в гробу перевернулся
исчезли бюсты, портики пожухли,
стена осела деснами в овраг.
Насытишь взгляд, но мысль не удлинишь.
Сады и парки переходят в джунгли.
/.../
В ночной тиши под сенью девственного леса
Хуарец, действуя как двигатель прогресса,
забывшим начисто, как выглядят два песо,
пеонам новые винтовки выдает.
Затворы клацают; в расчерченной на клетки
Хуарец ведомости делает отметки.
И попугай весьма тропической расцветки
сидит на ветке и так поет:
Презренье к ближнему у нюхающих розы
пускай не лучше, но честней гражданской позы.
И то, и это порождает кровь и слезы.
Тем паче в тропиках у нас, где смерть, увы,
распространяется, как мухами — зараза,
иль как в кафе удачно брошенная фраза,
и где у черепа в кустах всегда три глаза,
и в каждом — пышный пучок травы. /И. Бродский/
Фолко Торбинс 17.07.2010 19:48 • Заявить о нарушении
Экзюпери... Ну, мне казалось, конец света - во всяком случае локальный - для верующих, и, выйдя откуда бы то ни было, возвращаться обратно не стоит... А вот поди ж ты, поместье, работа на земле, игра в теннис, лимонов нет с такого-то какого-то года - влияние на жизнь в поместье войны...)))
В саду, где М., французский протеже,
имел красавицу густой индейской крови,
сидит певец, прибывший издаля.
Сад густ, как тесно набранное “Ж”.
Летает дрозд, как сросшиеся брови.
Вечерний воздух звонче хрусталя.
Хрусталь, заметим походя, разбит.
М. был здесь императором три года.
Он ввел хрусталь, шампанское, балы.
Такие вещи скрашивают быт.
/.../
Слух различает в ропоте листвы
жаргон, которым пользуются души,
общаясь в переполненном Аду.
/.../
Отбросим пальмы. Выделив платан,
представим М., когда перо отбросив,
он скидывает шелковый шлафрок
и думает, что делает братан
(и тоже император) Франц-Иосиф,
насвистывая с грустью «Мой сурок».
“С приветом к вам из Мексики. Жена
сошла с ума в Париже. За стеною
дворца стрельба, пылают петухи.
Столица, милый брат, окружена
повстанцами. И мой сурок со мною.
/.../
Конец июля прячется в дожди,
как собеседник в собственные мысли.
Что, впрочем, вас не трогает в стране,
где меньше впереди, чем позади.
Бренчит гитара. Улицы раскисли.
Прохожий тонет в желтой пелене.
Включая пруд, все сильно заросло.
Кишат ужи и ящерицы. В кронах
клубятся птицы с яйцами и без.
Что губит все династии — число
наследников при недостатке в тронах.
И наступают выборы и лес.
М. не узнал бы местности.*** Из ниш ***Ленин бы в гробу перевернулся
исчезли бюсты, портики пожухли,
стена осела деснами в овраг.
Насытишь взгляд, но мысль не удлинишь.
Сады и парки переходят в джунгли.
/.../
В ночной тиши под сенью девственного леса
Хуарец, действуя как двигатель прогресса,
забывшим начисто, как выглядят два песо,
пеонам новые винтовки выдает.
Затворы клацают; в расчерченной на клетки
Хуарец ведомости делает отметки.
И попугай весьма тропической расцветки
сидит на ветке и так поет:
Презренье к ближнему у нюхающих розы
пускай не лучше, но честней гражданской позы.
И то, и это порождает кровь и слезы.
Тем паче в тропиках у нас, где смерть, увы,
распространяется, как мухами — зараза,
иль как в кафе удачно брошенная фраза,
и где у черепа в кустах всегда три глаза,
и в каждом — пышный пучок травы. /И. Бродский/
Фолко Торбинс 17.07.2010 19:48 • Заявить о нарушении
На это произведение написано 17 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.