Сегодня мы бродили по холмам –
взглянуть бы сверху на ложбины те,
в которых свалками проторены дороги…
Возможно, перекушенность узды
узрел бы я под скулами курганов,
шиповником заросших по бокам.
Взглянуть бы сверху, выбирая строгий
режим для глаз в холодной пустоте
над паутиною дурманных лабиринтов,
с полёта душ и птиц (противен вид турбиновинтных),
времён неровных выпуклые мысли
с обжитой ангелами выси,
возможно, и открылись бы глазам,
мечтающим о красоте…
На изначальном – современный хлам!
Обидно.
Но свято то, что сердцем сохранилось в чистоте.
Бродили по холмам, и было видно –
да!
Боярышник нет-нет махал рукой:
«Сюда!»
И открывалось: рядом с ним – другой,
и третий к ним тянулся иногда.
Странно,
природа Казахстана
в древообильной его части бывает и такой,
до сочной зелени – подать рукой,
лишь поворотом головы, в зрачки бросаешь, дачных городушек
мозаику, там яблоки и груши
уже поспели, соком себя рушат…
А на холмах – колени ватно сушит,
гортань песочит – зной…
Холмы, сады, холмы и дальше – горы
с великолепьем елей голубых,
холмы ж – подъёмы караваев земляных –
щетинятся колючею травой…
Приют
дают
печалящим нам взоры
мазарам…
Рядом проезжая, всадник отводит взгляд
от дерева –
поверьем старым,
платки под ним лежат –
плоды (как скажет кто-то) суеверия.
Возможно, души нас оставивших,
у тех платков задумчиво стоят
и вспоминают близких,
что с ними, связаны
одною верою…
Руками милыми, платки, на веточки
ершистые повязаны,
да ветром сорваны…
Фабричные, на ткани белой некогда, уж не чернеют –
тускнеют –
клеточки.
Бутылки из-под «Спрайта», что принесли сюда для омовений,
под солнцем деформируясь, с платками тлеющими, в разноряд,
о культе говорят…
Возможно, души нас оставивших, над ними думают: «Когда нас навестят?»
О, Ахерон!
Самим
к живым,
назад…
нельзя!
Оборвана стезя.
И ветер не случайно (знает кто?) звучит порой, как стон…
Платками территория отмерена.
Но ветер, набирая свой разгон,
не церемонится с поверьями:
глаза истлевшие платками поминальными в небесный плат глядят,
на нём – нет клеточек, за ним – преград,
его материя –
энергия отбеленного,
земным страданьем, духа,
чьи токи, быту вопреки, в конечном
начало вечное
хранят…
Не рай и ад
(к ним ухо
моё – глухо!) –
империя
духовного доверия –
небесный плат.
Плат – платяной – о плоти говорит…
Плоть говорит о плате, надлежит
платить которую всем, кому жизнь доверена…
Сказать уверенно,
как есть на самом деле,
не может не шагнувший за черту…
Мы шли на холм дорогой мягкой,
от пыли – словно войлок белый,
боярку ели,
орнаментом кричащую, плиту
могильника, лишь взглядами задели…
Я, ощутив заполненную пустоту,
в изношенном судьбою теле,
сказал жене: «Туда – нельзя без общей с ними цели»,
собаку кликнул, жест призывный сделал
и мы оставили не нашу высоту.
Подумалось сейчас о царстве, наглухо закрытых,
тюремных врат,
где властью правых, сытых,
попавший в грязный каземат,
по воле, неизвестно нам, каких судеб,
на тщательно простиранном платке,
в котором, свет сосредоточен всех тех, с кем был накоротке,
там – на свободе! –
ломает арестантский хлеб,
хранящий, святость уз с родными,
оторванный от дома, брат.
Душе моей угоден
такой обряд,
поскольку свят:
любой, в ком вера зло на нет
низводит –
не слеп!
Сознанием соединяя пространства, платы –
небесные с земными –
я вижу свет,
который не возьмёт распад.
А тяжесть
ржавых моих лет
пусть ляжет
мягкой белой пылью под ноги (разве могут быть они чужими?)
тех, чьи очи, как мои, устремлены к святыням,
не к атрибутам церемоний и обрядов, что вкусами подобраны людскими –
нет! –
оболочка неба – слово, имя,
которое, сам Бог, под ветром зла, на дерево системы нервной,
с надеждой вяжет.
Вокруг – безбожия чадят ажиотажи
в доспехах государств, под масками церквей.
Бежит коммерческих сетей
простая моя Вера:
всё, что нельзя запачкать, окружившей жизни, жирной сажей –
верно!
Сегодня мы бродили по холмам...
© Copyright: Василий Муратовский, 2009
Свидетельство о публикации №109110705766
Свидетельство о публикации №109110705766
Рецензии
Такая глубокая атмосферность... Время, пространство, вечность...
Яночка Вечер 17.01.2011 11:22 • Заявить о нарушении
Яночка Вечер 17.01.2011 11:22 • Заявить о нарушении
В тридцати километрах от Алма-Аты, там у нас дача - давноо уже не был - такие холмы. Спасибо, Яна!!! Стих конечно не без знакомства с поставом фразы в больших стихах Бродского смог иметь место.
В частности:
Когда ты вспомнишь обо мне,
дня, месяца, Господня Лета
такого-то, в чужой стране,
за тридевять земель -- а это
гласит о двадцати восьми
возможностях -- и каплей влаги
зрачок вооружишь, возьми
перо и чистый лист бумаги
и перпендикуляр стоймя
восставь, как небесам опору,
меж нашими с тобой двумя
-- да, точками: ведь мы в ту пору
уменьшимся и там, Бог весть,
невидимые друг для друга,
почтем еще с тобой за честь
слыть точками; итак, разлука
есть проведение прямой,
и жаждущая встречи пара
любовников -- твой взгляд и мой --
к вершине перпендикуляра
поднимется, не отыскав
убежища, помимо горних
высот, до ломоты в висках;
и это ли не треугольник?
Рассмотрим же фигуру ту,
которая в другую пору
заставила бы нас в поту
холодном пробуждаться, полу-
безумных лезть под кран, дабы
рассудок не спалила злоба;
и если от такой судьбы
избавлены мы были оба --
от ревности, примет, комет,
от приворотов, порч, снадобья
-- то, видимо, лишь на предмет
черчения его подобья.
Рассмотрим же. Всему свой срок,
поскольку теснота, незрячесть
объятия -- сама залог
незримости в разлуке -- прячась
друг в друге, мы скрывались от
пространства, положив границей
ему свои лопатки, -- вот
оно и воздает сторицей
предательству; возьми перо
и чистую бумагу -- символ
пространства -- и, представив про-
порцию -- а нам по силам
представить все пространство: наш
мир все же ограничен властью
Творца: пусть не наличьем страж
заоблачных, так чьей-то страстью
заоблачной -- представь же ту
пропорцию прямой, лежащей
меж нами -- ко всему листу
и, карту подстелив для вящей
подробности, разбей чертеж
на градусы, и в сетку втисни
длину ее -- и ты найдешь
зависимость любви от жизни.
Итак, пускай длина черты
известна нам, а нам известно,
что это -- как бы вид четы,
пределов тех, верней, где места
свиданья лишена она,
и ежели сия оценка
верна (она, увы, верна),
то перпендикуляр, из центра
восставленный, есть сумма сих
пронзительных двух взглядов; и на
основе этой силы их
находится его вершина
в пределах стратосферы -- вряд
ли суммы наших взглядов хватит
на большее; а каждый взгляд,
к вершине обращенный, -- катет.
Так двух прожекторов лучи,
исследуя враждебный хаос,
находят свою цель в ночи,
за облаком пересекаясь;
но цель их -- не мишень солдат:
она для них -- сама услуга,
как зеркало, куда глядят
не смеющие друг на друга
взглянуть; итак, кому ж, как не
мне, катету, незриму, нему,
доказывать тебе вполне
обыденную теорему
обратную, где, муча глаз
доказанных обильем пугал,
жизнь требует найти от нас
то, чем располагаем: угол.
Вот то, что нам с тобой дано.
Надолго. Навсегда. И даже
пускай в неощутимой, но
в материи. Почти в пейзаже.
Вот место нашей встречи. Грот
заоблачный. Беседка в тучах.
Приют гостеприимный. Род
угла; притом, один из лучших
хотя бы уже тем, что нас
никто там не застигнет. Это
лишь наших достоянье глаз,
верх собственности для предмета.
За годы, ибо негде до --
до смерти нам встречаться боле,
мы это обживем гнездо,
таща туда по равной доле
скарб мыслей одиноких, хлам
невысказанных слов -- все то, что
мы скопим по своим углам;
и рано или поздно точка
указанная обретет
почти материальный облик,
достоинство звезды и тот
свет внутренний, который облак
не застит -- ибо сам Эвклид
при сумме двух углов и мрака
вокруг еще один сулит;
и это как бы форма брака.
Вот то, что нам с тобой дано.
Надолго. Навсегда. До гроба.
Невидимым друг другу. Но
оттуда обозримы оба
так будем и в ночи и днем,
от Запада и до Востока,
что мы, в конце концов, начнем
от этого зависеть ока
всевидящего. Как бы явь
на тьму ни налагала арест,
возьми его сейчас и вставь
в свой новый гороскоп, покамест
всевидящее око слов
не стало разбирать. Разлука
есть сумма наших трех углов,
а вызванная ею мука
есть форма тяготенья их
друг к другу; и она намного
сильней подобных форм других.
Уж точно, что сильней земного.
(Пенье без музыки. Отрывок.)
С благодарностью,
Василий Муратовский 18.01.2011 08:45 Заявить о нарушении
В частности:
Когда ты вспомнишь обо мне,
дня, месяца, Господня Лета
такого-то, в чужой стране,
за тридевять земель -- а это
гласит о двадцати восьми
возможностях -- и каплей влаги
зрачок вооружишь, возьми
перо и чистый лист бумаги
и перпендикуляр стоймя
восставь, как небесам опору,
меж нашими с тобой двумя
-- да, точками: ведь мы в ту пору
уменьшимся и там, Бог весть,
невидимые друг для друга,
почтем еще с тобой за честь
слыть точками; итак, разлука
есть проведение прямой,
и жаждущая встречи пара
любовников -- твой взгляд и мой --
к вершине перпендикуляра
поднимется, не отыскав
убежища, помимо горних
высот, до ломоты в висках;
и это ли не треугольник?
Рассмотрим же фигуру ту,
которая в другую пору
заставила бы нас в поту
холодном пробуждаться, полу-
безумных лезть под кран, дабы
рассудок не спалила злоба;
и если от такой судьбы
избавлены мы были оба --
от ревности, примет, комет,
от приворотов, порч, снадобья
-- то, видимо, лишь на предмет
черчения его подобья.
Рассмотрим же. Всему свой срок,
поскольку теснота, незрячесть
объятия -- сама залог
незримости в разлуке -- прячась
друг в друге, мы скрывались от
пространства, положив границей
ему свои лопатки, -- вот
оно и воздает сторицей
предательству; возьми перо
и чистую бумагу -- символ
пространства -- и, представив про-
порцию -- а нам по силам
представить все пространство: наш
мир все же ограничен властью
Творца: пусть не наличьем страж
заоблачных, так чьей-то страстью
заоблачной -- представь же ту
пропорцию прямой, лежащей
меж нами -- ко всему листу
и, карту подстелив для вящей
подробности, разбей чертеж
на градусы, и в сетку втисни
длину ее -- и ты найдешь
зависимость любви от жизни.
Итак, пускай длина черты
известна нам, а нам известно,
что это -- как бы вид четы,
пределов тех, верней, где места
свиданья лишена она,
и ежели сия оценка
верна (она, увы, верна),
то перпендикуляр, из центра
восставленный, есть сумма сих
пронзительных двух взглядов; и на
основе этой силы их
находится его вершина
в пределах стратосферы -- вряд
ли суммы наших взглядов хватит
на большее; а каждый взгляд,
к вершине обращенный, -- катет.
Так двух прожекторов лучи,
исследуя враждебный хаос,
находят свою цель в ночи,
за облаком пересекаясь;
но цель их -- не мишень солдат:
она для них -- сама услуга,
как зеркало, куда глядят
не смеющие друг на друга
взглянуть; итак, кому ж, как не
мне, катету, незриму, нему,
доказывать тебе вполне
обыденную теорему
обратную, где, муча глаз
доказанных обильем пугал,
жизнь требует найти от нас
то, чем располагаем: угол.
Вот то, что нам с тобой дано.
Надолго. Навсегда. И даже
пускай в неощутимой, но
в материи. Почти в пейзаже.
Вот место нашей встречи. Грот
заоблачный. Беседка в тучах.
Приют гостеприимный. Род
угла; притом, один из лучших
хотя бы уже тем, что нас
никто там не застигнет. Это
лишь наших достоянье глаз,
верх собственности для предмета.
За годы, ибо негде до --
до смерти нам встречаться боле,
мы это обживем гнездо,
таща туда по равной доле
скарб мыслей одиноких, хлам
невысказанных слов -- все то, что
мы скопим по своим углам;
и рано или поздно точка
указанная обретет
почти материальный облик,
достоинство звезды и тот
свет внутренний, который облак
не застит -- ибо сам Эвклид
при сумме двух углов и мрака
вокруг еще один сулит;
и это как бы форма брака.
Вот то, что нам с тобой дано.
Надолго. Навсегда. До гроба.
Невидимым друг другу. Но
оттуда обозримы оба
так будем и в ночи и днем,
от Запада и до Востока,
что мы, в конце концов, начнем
от этого зависеть ока
всевидящего. Как бы явь
на тьму ни налагала арест,
возьми его сейчас и вставь
в свой новый гороскоп, покамест
всевидящее око слов
не стало разбирать. Разлука
есть сумма наших трех углов,
а вызванная ею мука
есть форма тяготенья их
друг к другу; и она намного
сильней подобных форм других.
Уж точно, что сильней земного.
(Пенье без музыки. Отрывок.)
С благодарностью,
Василий Муратовский 18.01.2011 08:45 Заявить о нарушении
На это произведение написано 5 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.