Сказка о Волке-Одиночке

Эпиграф.
Я не знаю, о чём рассказать тебе сказку – ты же знаешь, они всегда выходят у меня грустными. А я не люблю, когда на твоих щеках застывают алмазные солёные капельки – мне почему-то тоже хочется заплакать, горько и безутешно – как маленький ребёнок, которому сказали, что его придуманного друга – не существует. Но я расскажу – и конец вновь будет печальным. Но он будет и светло-добрым, как и прежде, и воспоминания об ушедшем прошлом снова вернутся, осторожно заглянуть тебе в глаза, коснуться ледяными пальцами висков – и ты уснёшь на последних строках моей страшной повести – потому что так надо, потому что я так хочу.

О Волке.
Зверь. Он чувствовал запах крови – явственный, одурманивающий, сводящий с ума. Сейчас он был Зверем, и в этом облике он был опасен вдвойне – не только для людей, но и для самого себя. Он стоял – один – а мимо спешили люди по свим делам, иногда врезаясь в него плечом или сумкой – ворча на него и ругаясь за место извинения - и наталкиваясь на ледяной обжигающий нечеловеческий взгляд.
Он еле сдерживался, чтобы не принять облик, свой истинный облик – без этих фальшивых масок. Он знал, что сбросив с себя всю грязь этого мира вместе с бренным телом, он станет Свободным – но вместе и с этой упоительной свободой придёт ещё большая боль.
Ледяная статуя – красивая, но всё же статуя. Не один мускул не дрогнет – уж не мёртв ли? Так пусты его глаза, а снег не тает на щеках, на ресницах звёздными искрами застывают льдинки. Неестественно-ровный взгляд. Он не-здесь.
Бежать. Лёд треснул, пробежала изогнутая освободительная кривая линия, разрывая белый плен – и в глазах человека-зверя отразилась агония. Они вспыхнули двумя обжигающими голубыми льдинками, и он сорвался с места. Слишком быстрый для людей, неуловимый – мчится наравне с ветром. Уже Волк, уже Свободный.
Он не сразу понял, как оказался на кладбище. В его серебристой шерсти замерли капельки льда, грудь вздымалась и опускалась – и звенели колокольчики в тишине застывшего воздуха. Безумный взгляд, хриплое дыхание. Помедлил, огляделся – никого. Значит, можно не спешить менять облик…Так странно – боятся быть Свободным. Наверное, из-за того, что все вокруг скованы цепями – и не могут порвать их как сделал он.
Он медленно шёл вдоль ряда могил, иногда останавливаясь и принюхиваясь к еле ощутимым запахам. Мимо проплывали неспешно резные кресты из почерневшего металла, увенчанные снежными коронами, укрытые одеялом зимы холмики, голые мёртвые деревья.
Красиво. Он думал о том, почему люди боятся подобных мест – это же Память. Как от Неё можно бежать, стараться не видеть её? Никого. Он обернулся, шумно вдохнул воздух – ничего, только запах Свободы, его любимый запах. Здесь всё другое. Пропитанное чем-то древним, дорогим сердцу. А ещё здесь не было людей – живых – и это очень нравилось Волку; он перешёл с шага на бодрую рысь. Снег пружинил под ногами, приятно хрупал, едва подушечки лап касались его – а снежинки-хлопья падали на нос, и Волк вздрагивал каждый раз. Он радовался как щенок своей Свободе - ловил ртом падающие звёзды, угрожающе клацая зубами, прыгал, утопая по грудь в сугробах, рычал, громко чихал – когда снег забивался в нос – и бежал, бежал, бежал…

Отдалённый звонок будильника вернул его из грёз в реальность. Волк сел в постели скинул приторно-тёплое одеяло. Он не помнил, как вернулся домой вчера – ночь играла с ним в прятки, он искал свои следы, чтобы вернуться, но ветер замёл их снегом. А потом – было всё и ничего…
Человеческий облик. Сковывает цепями обыденности, заставляет прятать свою истинную сущность. Волк глянул в зеркало – всё то же лицо. Бледное, в обрамлении тёмных волос. Брови, иронично презрительно изогнутые, прищуренные неестественно-голубые глаза в обрамлении пушистых ресниц. А взгляд – волчий. Отвернулся, прошёл босыми ногами по холодному полу – приятно. Снова одно и тоже – людские жизни однообразные и неинтересны. В чём смысл вечной гонки? Зачем – бежать за кем-то, если есть Ты – сам хозяин свой Судьбы? Он не понимал и не хотел понимать – гордый упрямец, но это его устраивало. Он никогда не станет человеком. Его стезя – облик зверя, а душа…
Душа. Какая она? Он никогда не признавался себе, что Он Настоящий – кто-то другой, снявший маску презрения к окружающим, сбросивший шкуру зверя, вместо волчьего оскала и клыков в крови – улыбка, нежная, открытая, свободная…Неужели этот мир так губит души людей? А его душа – осталась ли неизменной?
Он закурил – привычка ли, или просто необходимость хоть как-то привести мысли в порядок; дым оплетал его запястья словно наручники.
И тут оковы.
Быстро оделся, засунул голову под струю ледяной воды – и отряхнулся по-волчьи, забрызгав всё вокруг. Усмехнулся, бросил последний взгляд на его одинокую обитель и вышел, по привычке захлопнув дверь…
…Он давно мечтал об этом дне. Дне Свободы, дне, когда он будет безумно хохотать над глупцами, осознавая всю свою силу, ощущая, как она струится по разорванным венам рук. Выбора не было – жизни в этом мире он не представлял. Волк в стаде безвольных серых людей, которые его сторонились, боялись и ненавидели. Он готов был выть от одиночества, если бы однажды в голову не закралась мысль:
-Меня ничего не держит – здесь. Ни любви, ни семьи, ничего. Только я и мои Цепи – и я их разорву.
Он хотел уйти громко и ярко – чтобы потом газетные заголовки разрывались, хрипя наперебой, о его сумасшедшем триумфе, для него – победа, для окружающих – глупый поступок безумца. На бедре, поверх длинного чёрного плаща, в ножках покоился узкий длинный меч – он доверял стали и собственной силе больше, чем горячей пуле или перочинному ножу, скользящему вдоль вен причудливой алой линией.
Вновь стоял посреди толпы – серый поток обтекал его, каждый бросал на него взгляд, думая, что странный высокий юноша не видит их. Он поднял глаза на кого-то – ударил открыто и страшно, человек отшатнулся, и, с ужасом смотря в глаза Зверю, ринулся прочь. Остальные же поспешно расступились – вокруг Волка образовался идеальный круг.
-Он ненормальный, по глазам видно… - твердили они, подхватывая каждый одну и ту же фразу и как эхо искажая.
Он обнажил меч, сталь холодила ему горло. Страха не было – было предчувствие чего-то светлого, радостного. Внезапный крик отсрочил его Уход:
-Самоубийца! Что тебе не живётся как человеку?!
Волк замер. Рука не дрогнула – лишь неестественно медленно опустилась, остриё клинка коснулось снега на земле. Он повернул голову в сторону крикнувшего – какой-то мужчина – как все, в глазах пустота, в мыслях – суета, не-помнящий себя, заставивший забыть себя, он мёртв.
-Потому что я – не человек, - голос Волка больше был похож на рычание. Зазвенела сталь – меч упал из разжатой руки на лёд. Кто-то закричал, крик подхватило эхо толпы, но зверь не слышал – для него люди перестали существовать. Вместо высокого худого юноши стоял огромный волк, шелковистая серебряная шерсть его была украшена падающими звёздными льдинками, а глаза – льдинки смотрели с человеческой жесткостью.
Устал. Сдерживаться. Вы сами меня создали, но уничтожить не сможете – творение сильнее создателя.
И он прыгнул, белоснежные клыки впились в незащищённое горло, разорвали артерии – и кровь заполнила его пасть. Он упивался ею как истинный жестокий охотник. А после – под крики агонии, ужаса и страха – он вновь совершал страшный прыжок смерти, прижимал людей к земле, и рвал клыками плоть снова и снова.
Он очнулся лишь когда уже стемнело. Удивился – ежё здесь, в этом проклятом Богами мире? Луна выглянула из-за тучи – ради него, и он завыл, даря своей покровительнице песню тоски и боли.
-Возьми мою душу, подари мне свободу,
Эта кровь на губах – как жестокая плата
Я боролся и жил– но людей слишком много,
И лучше умру, мне не жить с ядом страха.

Он плакал – искренне, как мог – из волчьего горла вырывались стоны и хрипы. И выл – громко, никого не опасаясь – вокруг были люди – мёртвые.
И ему ответили. Он смолк в изумлении, услышал чужой голос и чужую песню:
-Но ведь ты не один, ты искал слишком долго
Ты уже позабыл, что такое Свобода –
Твоё сердце пусть бьётся, как бьётся моё –
Двум волкам-одиночкам теплее вдвоём.

Обернулся – резко, по привычке угрожающе зарычал. Но, увидев искреннюю улыбку, замер в нерешительности. Волчица. Такая же, как он – одиночка. И – живая, настоящая, не-забывшая, сохранившая, из его стаи. Подошла к нему на мягких лапах – изящная, хрупкая, он смог бы, хотел бы защитить её от ветров и жёсткого снега, от мира и от людей…
Лизнула его в нос – Волк выдохнул облачко пара, всё ещё не веря глазам.
-Ты звал – и я пришла. Долго де ждать мне пришлось – я всегда была рядом, я всегда шла по твоему следу.
-Но почему я не встретил тебя раньше? – Волк не мог отвести глаз – неужели опять горькая усмешка судьбы?
-Потому что не звал, - Волчица прыгнула в сторону, маня его за собой. И он пошёл.
Они мчались с ветром наравне, их шерсть сверкала в свете луны, отражаясь в льдинках. Он были свободны, они упивались этим счастьем, этим чувством, которые люди предпочли забыть – почти летели, почти забыли этот мир.
Он узнал это место – кладбище. Замер, втянул ноздрями воздух – приятный, щекочущий ноздри. Запах Смерти. Запах Свободы. Тишина приняла его приветливо. Но теперь одиночество было на двоих. И они вместе резвились в снегу, ласково кусая друг друга, он вновь и вновь опрокидывал волчицу в снег, прижимая её к земле своей сильною грудью – она нежно лизала его в нос и улыбалась – искренне и невинно.
Это и есть счастье. Вдвоем теплее – вдвоём нескончаемое тепло разливается по венам, оттаивает сердце из льда, и пробуждается странное чувств – позабытое из-за людей, убитое им самим.
Волчица потёрлась мордочкой о его шею, прижала уши игриво – он улыбнулся, обнял её – теперь вместе. И никто и ничто не сможет забрать у них Свободу…
Раздался выстрел, после – второй. Волк на мгновение понял – ему страшно, холодок пробежал по спине. Страшно – за неё. Резко обернулся, подобрался к прыжку – но услышал голос:
-Не надо…Я буду ждать тебя…
Как в страшном сне – он увидел два алых пятна, расползающихся на её груди. Капельки крови застывали льдом в её чёрной шелковой шерсти – почти незаметные, но страшные, как предвестие Смерти. Он жадно ловил её запах – запах весны, которую он так долго ждал, запах леса, знакомый ему из снов, свой собственный запах…Она медленно опустилась на землю – не отводя полузакрытых глаз. Льдинки – оттаяли, и слёзы-алмазы скатываются по щекам.
Он не двигался – не мог. Только смотрел, как медленно закрываются её дрожащие веки – она не хочет расставаться так скоро, но сил бороться уже нет. Волчица смотрит на него последний раз – алая слеза скатывается по щеке, сбегает по груди, падает в снег. Он ловит её взглядом.
А после – была агония его души. Не было ничего – только холодная слепая месть. Его душа погибла – так он думал, ему нечего было терять. Он бросился на людей, сжимавших не дрогнувшее оружие в руках, ни грохот выстрелов, ни отдалённая боль в груди и боку не остановили его. Он был сама Смерть – беспощадная и неразборчивая.
…Он лёг рядом с ней – его тепла хватит для неё, он отогреет её – ничего, что снег уже не тает на носу Волчицы, что на ресницах свинцовой тяжестью лежат холмики снега. Он закрыл её от мира, от людей – ото всех. Волчья кровь пахла терпко, смешивались капли – душа к душе. Он в последний раз набрал в лёгкие морозный воздух, отдавая ей всё своё тепло – и уснул.
Ему так нравилось кладбище – здесь не было людей – живых.
Волк и Волчица – уходили по звёздной дороге, улыбаясь Луне, даря ей свою песню – лишь чернели далеко внизу, среди готических крестов и занесённых могил два волчьих тела, обнявшихся в смертельном сне – и люди. Мёртвые люди.