Are you the one?
Who'd share this life with me
Who'd dive into the sea with me
Are you the one?
Who's had enough of pain
And doesn't wish to feel the shame, anymore
Are you the one?(с)
Моросил мелкий, промозглый дождь, впивающийся в лицо острыми ледяными иглами. Ему нравилось стоять вот так – на самой вершине здания и смотреть - в бездонное огромное небо, манящее его своей обнажённостью, свинцово-серо-тяжелое, будто готовое обрушится в сей же миг невыносимой массой и разрушить эти игрушечные картонные скучные строения людей. Казалось, солнце ушло куда-то в другую реальность, где было всегда тепло, всегда свежо и по-весеннему радостно. А здесь – была его реальность. Серовато-голубой склизкий удушливый дым, исходивший тонкими змеями из труб города, окутывающий дома незаметной для привыкших глаз дымкой. Он вдыхал воздух, пропитанный ядовитым дыханием городских змей, смотрел своими задумчивыми глазами вниз, на хитросплетения улиц, на серо-чёрный грубый асфальт, покрывавший когда-то девственно-свободные холмы, слышал неестественный шум города – это скопление пороков людских. И самое страшное – он помнил, что когда-то было совсем иначе.
Он уже хотел спрыгнуть и устремиться – туда, вниз, к свободе, но в его голове раздался тот тихий нежный голос, что он любил превыше всего. Раздался – и позвал.
Миг – и он уже стоит за её спиной. Она чувствует его, всегда чувствует – поначалу он даже боялся этого её странного чутья. Никто из людей не мог ни видеть, ни ощущать их – Хранителей их судеб. Были иные люди, хотя Хранители не называли их вот так – Людьми, это слово было предназначено не для них, слово, что горело на губах едким удушливым серо-сизым дымом, смешанным с пеплом и чужой кровью.
Девушка не обернулась, лишь тихо сказала:
-Спасибо.
Он не ответил. Девушка вздохнула – прерывисто, испуганно.
-Мне иногда кажется, что я не знаю, для чего я живу.
Она наконец обернулась – он боялся и ждал этого одновременно. Обернулась – и посмотрела на него, заглянула в его глаза – серебристо-серые, лунные глаза.
-Для будущего? – ответил он вопросом, поспешно отведя взгляд.
«Как я могу сказать тебе, глядя в твои ещё детские наивные глаза, что тот шаг, что ты хочешь сейчас сделать – это шаг в чёрную бездонную пропасть?»
-Я так боюсь жить так, как живут многие, - покачала головой девушка, медленно моргая пушистыми ресницами. –Я боюсь прожить всю жизнь ради мелочей рутинного бытия – и осознать однажды на рассвете, что я существовала столько лет – зря. Но люди живут и умирают, и я тоже – умру.
-А что для тебя – жить напрасно? – он поморщился, услышав это грубое слово «существовать». Нет, нет! Она достойна жить, достойна знать то, что не знают другие…
-Наверное, это… - девушка опустила глаза, а после медленно-медленно села на пушистый ворс ковра, проведя по нему рукой будто гладя зверёныша, - помогать людям, показывать им верный путь…
-А если они не услышат тебя? – его голос был ровным, но сам он был напряжён. Предельно напряжён. Ещё чуть-чуть – и он сорвётся. И расскажет то, что поклялся не говорить никому из людей – ценой собственной жизни.
-Я боюсь этого, - просто ответила она.
-Тогда ты боишься жить, - помолчав, добавил он.
Девушка молчала. Глаза её блуждали, ища ответы в окружающем её шумном городе. Ей не справится со своим страхом, а он – поможет ли?
-Помогу, - кивнул он. Если бы она знала, что больше уже никогда его не увидит – она отдала бы всё, взамен этой жертвы.
И он открыл ей, открыл то, что смертным – пусть даже не таким, как простые люди, знать не положено. Он рассказал ей, что видеть своё будущее – невозможно, пока ты не видишь самого себя таким, каким хочешь. И что пред ней лежат две дороги. Прямая и ровная – серый мёртвый асфальт приведёт ей, как ведёт многих других людей, к порогу небольшого старого домика, где ей навстречу выйдет Смерть – именно такая, какой девушка себе её представляет, и спросит её, что больше всего смертная любила в своей жизни.
А она ответит, как отвечали до неё многие и как будут отвечать после того, как она уйдёт, если всё же изберёт эту дорогу. Она скажет ровным голосом, что больше всего в своей жизни она любила свой дом и детей, и что все эти годы она жила ради этого. А Смерть – покачает головой, и разочарованно прошепчет: «Пусть так».
-А вторая дорога? – побледнев, спросила девушка.
-Вторая дорога – как горный серпантин. Ты будешь идти по ней как по лезвию кинжала, - ответил он, чувствуя, как холодеют его пальцы. Он заговорил быстрее, боясь – не успеть. – То узкая, то широкая, то скользкая – ты будешь поскальзываться, оступаться – но если сердце твоё будет верно твоим идеалам – ты никогда не упадёшь. Ты поднимешься – ты пойдёшь дальше.
И пусть твой путь по этой дороге будет ужасен – метели и ливни, холода и зной могут погубить тебя, если ты хоть на миг усомнишься в своих мыслях, но то, что ждёт тебя – там, на твоём закате, изменит всю твою жизнь.
-А Смерть? – прошептала девушка, затаив желание.
-А Смерть протянет тебе руку, - таким же шепотом ответил он, и его пальцы коснулись пальцев невысокой девушки, стоящей совсем рядом с другой – точь-в-точь такой же как и та, с которой он разговаривал. – И улыбнувшись, спросит, что ты любила в жизни.
-А я отвечу: закаты и восходы, небо, смех детей, улыбку старушек, и мир, весь мир!
-И Смерть кивнёт и скажет, что покажет тебе свободу и мир, что ты так упрямо хочешь найти – мир без боли и тревог.
Он уже держал вторую девушку – голубоглазую, за руку, а она молчаливо тянула его за собой. А та, другая, та, что он так любил – за её голубые глаза, наверное, улыбалась ему – без тени страха в этих глазах. Девушка обняла его – и будто в последний раз – улыбнулась.
Смерть тянула его за собой – во мрак и свет. Он сказал слишком многое – Хранители должны быть молчаливы и лишь оберегать своих подопечных от необдуманных глупостей. Девушка уже исчезла из поля его зрения, а его Смерть – как две капли воды похожая на неё, улыбнулась ему и спросила:
-А что ты любил больше всего?
-Её.
У Смерти было лицо голубоглазой девушки. Она ласково обратила в прах его крылья - он не чувствовал ничего, лишь тоску, разрывавшую его сердце на части. Ангелы умирают лишь один раз - один и навсегда.
Благодаря его храбрости, девушка больше никогда не боялась. Ничего – даже своих мыслей. Он забрал её страх себе – и больше всего на свете, больше своей Смерти – девушки, за которую он отдал свою жизнь, он боялся больше никогда не услышать ей нежный тихий голос и не увидеть этих пронзительных голубых глаз.
Серовато-сизый туман окутал то место, где недавно стоял этот юноша – высокий, с молочно-белыми волосами и лунными глазами. Девушка стояла одна – и смотрела, как уходит тот, кому она доверяла больше себя – уходит под руку с ней же по дороге, сотканной из удушливого дыма – извилистой, как горный серпантин.
…Моросил мелкий, промозглый дождь, впивающийся в лицо острыми ледяными иглами. Ему нравилось стоять вот так – на самой вершине здания и смотреть - в бездонное огромное небо, манящее его своей обнажённостью, свинцово-серо-тяжелое, будто готовое обрушится в сей же миг невыносимой массой и разрушить эти игрушечные картонные скучные строения людей..
Свидетельство о публикации №109110300062