Она учит факелы ярче гореть

Эпиграф
Этот город мне чужой
Эта ночь мне не подруга.
Знаю, дорогой ценой,
Обрела в тебе я друга.

Этот город – мой капкан,
Эта ночь – мое несчастье.
Мне судьбой навеки дан
Лишь твой взгляд, и то нечастый.

Этот город мне не рад,
Да и я ему не рада,
С виду – чистый райский сад,
А по правде – заросль ада.

Эта ночь – моя тюрьма
Ты, мой друг – ее хранитель.
Да, твоя стихия – тьма,
Ты – мой демон-искуситель.

А когда придет рассвет,
Город выплывет из тени,
В мире воцарится свет,
А в душе – без изменений.

А душа стремится ввысь,
А душа желает воли.
Ты на клятвы не скупись!
В этом прелесть твоей роли.

Этот город – наш контракт,
Эта ночь – безмолвный зритель,
Доиграем этот акт –
Ты уйдешь в свою обитель.

Ты там будешь не один,
Но навеки одинокий,
Мой печальный господин,
Столь несчастный и жестокий.

Я люблю тебя? Вот вздор!
Никогда я не любила!
Подписала договор,
А вот клятву дать забыла.


Она учит факелы ярче гореть…
Вероника стояла на мосту и смотрела на мерно текущую зеленоватую воду. Тонкие бледные пальцы нервно сжимали ажурные кованые перила. С реки дул прохладный ветер, который норовил растрепать ее золотистые волосы и сорвать с шеи пурпурный шарф. Вероника поправила его, продолжая задумчиво смотреть вдаль.
В темной зеленоватой воде отражались разноцветные огни города, живущего своей жизнью. Мимо проходили какие-то люди, которые тоже жили своей особенной, может быть даже веселой или необычной жизнью, они смеялись и громко разговаривали. А она всего лишь стояла на мосту и наблюдала жизнь со стороны. Впрочем, как всегда.
Потом она быстро оглянулась по сторонам, будто боялась, что ее увидят, и, неуверенно держась рукой за ажурную ковку, стала на парапет. Девушка вовсе не собиралась прыгать, сама не знала, что ею двигало, но теперь чувствовала, что теряет равновесие. Еще пару секунд и она упадет. «Я же не умею плавать. Я же…» - пронеслась в голове страшная мысль, и левый каблук уже соскользнул, как вдруг она почувствовала, что не падает.
Она обернулась и испугалась. Он крепко держал ее за талию и улыбался. Она узнала его сразу, потому что видела не раз во сне и, кажется, наяву. Она придумала его сама и уже давно не верила, что когда-нибудь встретит. Он существовал только в ее мечтах, на ее детских рисунках и в ее сердце.
- Что же вы, красавица, придумали?
- Я… - но слова застряли у нее в горле.
- Топиться? Да еще здесь… Право же, глупо. Если умереть, так только в Париже.
- Спасибо вам.
- Мне? – он чарующе улыбнулся, - Спасти такую красоту, значит, дать надежду этому миру на спасенье.
- Я даже не знаю, что со мной, - в глазах у нее стояли слезы.
- Избыток чувств? Неведомый порыв, как этот порыв ветра, - не успел он произнести эти слова, как деревья снова зашумели, и шарфик слетел с шеи. Незнакомец поймал его спокойным движением руки, - Я прав? – и он испытующе посмотрел ей в глаза.
- Скорее от недостатка, - Вероника не выдерживала этого пронзительного взгляда, - Извините. Мне нужно домой. Спасибо вам, я… - она побежала прочь по мосту, вытирая неожиданные слезы.
- Красавица. Она учит факелы ярче гореть.
Он смотрел ей вслед, сжимая в руке мягкий шелк, пока она не скрылась в темноте.



- Где ты была так долго? – Андрей стоял на пороге комнаты и был явно недоволен.
- На работе. Почему ты не спишь?
- Вероника, что с тобой? - муж смотрел на нее спокойно, что было не вполне естественно для сложившейся ситуации. Впервые она приходила так поздно.
- Я гуляла. На мосту. Там так… красиво, - слова звучали безразлично, - Ты же знаешь, я все равно не усну.
- Неужели картина ночного города тебя так впечатлила, что ты не могла позвонить? Я волновался.
- Я не подумала, - сказала она тихо и улыбнулась.
Муж укоризненно на нее взглянул и недовольно сказал:
- Ты никогда не думаешь!
- А ты никогда меня не любил! – неожиданно для самой себя воскликнула Вероника.
Андрей был ошеломлен:
- Что ты такое говоришь?
- А то, что все эти два года мы живем, как соседи. Ни любви, ни понимания, ни даже желания понять. Ты абсолютно не интересуешься моей жизнью, - Вероника хотела остановиться, но не могла, хотя знала, что сейчас наговорит лишнего.
- Еще скажи, что ты на меня потратила свои лучшие годы!
- Они не были лучшими!
- Так что же тебя не устраивает? У тебя есть все, о чем можно мечтать, я работаю, занимаю достойное положение в обществе, к тому же, даю тебе полную свободу.
- О чем это ты? Я без твоего ведома шагу ступить не могу!
- Да что ты говоришь, - Вероника уже достаточно разозлила мужа, - Ты работаешь в своей редакции, хотя вполне могла бы заниматься домом, я не запрещаю тебе приводить в дом твоих подружек и вы тут часами распиваете чаи, пока я на работе. В общем…
Вероника присела в кресло:
- Это было три раза за два года! А еще… ты считаешь каждую копейку!
- Я просто умею экономить. Разве когда-нибудь я пожалел чего-нибудь для тебя? Ты только вспомни.
- Я не имею ни малейшего желания вспоминать! Спокойной ночи, - резко ответила Вероника и захлопнула дверь комнаты.


Утро выдалось мрачным и пасмурным. Небо было затянуто тучами, ни один лучик солнца не мог пробиться поближе к земле, чтобы порадовать ее. Веронике так не хотелось вставать, она забилась в самый угол кровати и загадочно улыбалась. Она никак не могла поверить, что ее прекрасный сон кончился и нужно подниматься, идти в ванную, завтракать, ехать на работу. А там все так же, недовольный редактор, суетливые сотрудники, вечно ноющая подруга Юля, кинокритик с глупыми шуточками и намеками. И так каждый день. Неужели до самой пенсии? От мысли о пенсии ее передернуло.
Вероника накинула халат, надела пушистые тапочки и бодро направилась в сторону кухни. Там ее муж угрюмо пил кофе, листая, как обычно газету.
- Доброе утро, - сказала Вероника, стараясь не смотреть в его сторону.
- Я очень спешу, - сухо ответил он, отставляя чашку, - но вечером мы еще поговорим.
- Нам не о чем говорить.
- А, по-моему, очень о многом, - ответил он уже из коридора, - Ты взбалмошная девчонка.
- Андрей, прекрати! Все же было хорошо, я вчера была неправа, наговорив лишнего, - Вероника наливала кофе и сама себе не верила.
- Тебя невозможно понять.
- Женщины созданы для того, чтобы их любить, а не для того, чтобы их понимать.
- Опять ты за свое! Твои милые фразочки. Ты не можешь быть серьезной. Я опаздываю.
Она слышала, как Андрей хлопнул дверью, вызвал лифт, проехал шесть этажей, завел машину и ухал. Как и позавчера, вчера, и, конечно, завтра. Она взглянула на часы, которые безжалостно отсчитывали одинаковые минуты ее монотонной жизни.
- Опять опоздаю, - обратилась она к кружке с кофе.

Как ни странно в редакции она появилась вовремя. День прошел как обычно. Ей опять пришлось остаться еще на «часик» после окончания рабочего дня, чтобы выполнить «важнейшее и срочнейшее» поручение шефа, которое он больше никому не мог доверить. Часик растянулся на три, но на этот раз Вероника была даже рада представившейся возможности позже появится дома. Как бы то ни было, но неприятного разговора с мужем не избежать. Еще с утра она была готова бросить все, развестись, но теперь понимала, что это не выход. Закончив наконец с «важнейшим и срочнейшим», она вышла из редакции. По вечерней улице сновали прохожие, мчались машины. Вероника шла мимо неоновых вывесок и ярких витрин дорогих магазинов, любуясь блеском дорогих вещей. Вдруг за спиной раздался знакомый голос:
- There's a lady who's sure all that glitters is gold
And she's buying the stairway to heaven.
When she gets there she knows, if the stores are all closed
With a word she can get what she came for.
Аnd she's buying the stairway to heaven.
- Вы? – она была поражена
- А что вас удивляет?
- Stairway to heaven… Это моя любимая песня.
- Может, пройдемся? Замечательная погода.
- Ничего особенного, - как-то без энтузиазма ответила Вероника, она боялась этого странного человека.
- Вы просто разучились замечать красоту в простых вещах. Даже ваша утонченная душа…
- Моя утонченная душа? – Вероника улыбнулась. – Вы так говорите… Вы же меня совсем не знаете.
- Уж в этих вещах я, поверьте, разбираюсь.
- Мы видимся второй раз в жизни. И прошлый раз я произвела не очень благоприятное впечатление, - она хотела еще что-то сказать, но внезапно заметила, что они снова оказались на том же мосту.
- Это не важно.
- Что вам от меня нужно? Неужели вы настолько заинтересованы моей утонченной душой?
- Вот именно, - ответил он серьезно, - Ты не ценишь то, что тебе дано, то что ты можешь чувствовать. Твоя жизнь стала серой и мрачной, несмотря на то, что ты достойна большего. Твой брак не имеет будущего. Твоя работа лишена перспектив. А я могу помочь исполнить твои желания.
- Как? Откуда ты все знаешь? Кто ты?
- Я тот, кто тебя понимает. Кто ценит не только твою красоту, но и твою душу. Одно твое слово и все твои желания сбудутся. Дай руку.
Она повиновалась.
- Ты видишь?
Она только заметила, что это был замечательный вечер, такой спокойный, тихий, но в то же время полный жизни в лучших ее красках. Звезды сияли особенно ярко, а небо было такого удивительно глубокого цвета, что казалось невероятным, волшебным, просто сказочным, а под этим небом поблескивали размытые очертания отраженного города, в лунном свете, смешавшемся с невнятным светом фонарей, изумрудные воды казались миражом, который вот-вот исчезнет.
- Я никогда, никогда, не видела подобной красоты.
- Просто не замечала. За все нужно платить. За атласное полотно этой реки, так аккуратно выглаженное и так небрежно брошенное на это не совсем совершенное, но чем-то привлекательное место. За бархатное небо, заботливо разостланное так высоко, что твои тонкие пальчики не сорвут этого чудесного покрывала. За эти алмазы, которыми усыпан темный бархат. За прекрасные цветы, бережно вышитые на мягкой траве. Посмотри! Это все для тебя. Любые краски жизни. Никаких несбывшихся ожиданий.
- А плата?
- Твоя любовь. Твоя душа. Одно твое слово. Нерушимый навеки договор.
- Согласна? Продать душу ради иллюзорного счастья, алеющего где-то там, на горизонте. Несбывшиеся мечты?
- Это лучше, чем твоя жизнь сейчас, жизнь где мечты никогда не станут реальностью. Твоя душа здесь просто задохнется в зарослях ничтожных проблем и мелких переживаний. Ты не создана для великих свершений. Ты создана для любви. Это всего лишь договор. Навеки.
Она молчала.
- Еще только одно твое слово, - собеседник усмехнулся, а в глазах на мгновение вспыхнул огонек и тут же потух.
Она стояла, опустив глаза. Что-то подсказывало ей, что не стоит этого делать, но соблазн был столь велик, что отказаться от блестящих перспектив не представлялось возможным.
- Вероника, помни единственный способ отделаться от искушения — поддаться ему.
- Это уже не Шекспир…
- Зато правда. Скорее!
Где-то у кромки воды, в тихой прибрежной ряби отражались лучи солнца.
- Навеки? Нет!
- Ты понимаешь от чего отказываешься?
- Я понимаю от чего могу отказаться. Мне жаль тебя, ты так красиво говоришь о том, чего не ведал. Но это всего лишь чужие. Ты можешь дать мне гораздо меньше, чем хочешь отнять.
- Ты же меня убиваешь. Ты понимаешь, что творишь?
 - Я люблю тебя. Но ты же сам мне говорил: «Каждый, кто на свете жил,
 любимых убивал».
- Уходи! Больше мы не встретимся, - в его взгляде был гнев, разочарование, и еще какой-то страшный огонь.
- Прости меня.
- Ни к чему, - ответил он грубо и пошел прочь. Пройдя несколько шагов, остановился, повернулся и, выдержав многозначительную паузу обратился к застывшей девушке:
- Красавица! Ты учишь факелы ярче гореть!

Больше она его не видела и знала, что не увидит никогда.
 Постояв еще пару минут в оцепенении, Вероника решила вернуться домой и забыть эту встречу, как страшный сон.
Она шла, не различая дороги, лишь бы дальше от этого проклятого места. Ни о чем не думала и не хотела.
Было странно темно. Фонари как-то мигом погасли, во мгле еле различались неподвижные и суровые силуэты домов и деревьев. Улица была на редкость пустынна, на даже случайные прохожие, оказавшиеся здесь по своим причинам, не обращали внимания на растрепанную девушку.
Веронике казалось, что вот-вот и в конце улице покажется ее дом, она завернула за угол, но вышла на абсолютно незнакомую дорогу. Необъяснимая тревога и отчаяние охватили ее. Это невозможно.
Вероника дошла до середины моста и остановилась у парапета. Одиноко стоящий фонарь тускло освещал на редкость спокойную водную гладь, будто и не было в этом месте течения. Казалось, что время на миг остановилось, река была спокойна, деревья были будто заморожены, а прохожие просто исчезли.
- Отпусти меня, - закричала Вероника.
Неожиданный легкий порыв ветра, мигом разрушивший иллюзию остановившегося времени, нежно коснулся золотистых волос и будто шепнул на ухо:
- Свободна…

Она стояла и смотрела на темную воду, сжимая длинными белыми пальцами тонкие кованые перила. Стояла, минуту, две, не шелохнувшись, перегнувшись через парапет, не чувствуя ни холода, ни страха. По щекам текли одна за другой крупные слезы, отражая и преломляя тусклый свет фонаря, и падали вниз, навсегда исчезая в завораживающей глади темной реки. Слезы текли, очищая душу от всего, что накопилось, и вместе с ними уходили все странные мысли, непонятные вопросы, преследующие ее в последнее время. Страх и отчаяние уходили сами собой.
- Я не боюсь, - шептала она.
Простояв так несколько или часов, а как ей показалось целую вечность, Вероника пошла вдоль моста навстречу восходящему солнцу с полной уверенностью, что полностью изменит свою жизнь. Она любовалась первыми лучами солнца, красящими все вокруг нежным светом, она чувствовала дыхание утреннего ветерка на своей коже, удивляясь этим давно забытым ощущениям, будто они были настоящим чудом. Вероника шла медленно, впервые по-настоящему осознавая красоту просыпающегося города.
Вдруг, она заметила, что на одном из фонарей что-то алело, подойдя поближе, она была поражена. Аккуратно отвязав от старинной ковки пурпурный шарф, Вероника небрежно накинула его на шею и уверенно зашагала навстречу рассвету.



Эпилог
На этом можно было бы закончить эту немного необычную и в чем-то невероятную историю. Но это было бы несправедливо по отношению к героям, к читателю и к автору, естественно. К чему эта неизвестность и незавершенность. Автор должен любить своих героев, иначе их не полюбит читатель. Персонаж может получиться идеальным, замечательным или, напротив, ужасно плохим, но если его не любить, он никогда не будет настоящим и никогда читатель не будет им восхищаться.
Автор не должен оставлять историю незаконченной. Это значит, что он боится, перекладывает ответственность на читателя, надеется на его фантазию (а ее может и не оказаться), ожидает понимания (мы же сами себя порой не понимаем, куда уж тут понять чужой замысел). Свобода – это ответственность. Так, нужно воспользоваться данной самому себе свободой и взять на себя эту ответственность.
Вероника позволила себе быть счастливой. Многое обдумав и переосмыслив, она поняла, что как это ни банально звучит: лучше любить и потерять, чем не любить вообще. И пусть даже путь был непрост, это понимание подтолкнуло ее к новым свершениям, сделало ее смелее и открытие. К прошлой жизни она уже не смогла вернуться. Она стала открытой и настоящей, больше не приходилось бесцельно играть, скрывая истинные чувства, потому что чувства стали истинными.
Вероника поняла, что такое настоящая жизнь, не та, что «тень мимолетная, фигляр, неистовство шумящий на подмостках и через час забытый всеми», а другая, когда целого мира мало и слов не хватает, и дней, и часов, избавленная от страха и эгоизма. Жить только для себя есть злоупотребление. Литература стала вызывать не только восхищение, но и слезы. А еще она стала читать Шекспира по ночам, к сожалению, бессонница не пропала, но уже не мучала, как раньше, а давала шанс увидеть красоту ночи.
Красота. В каждом слове и каждом движении есть красота, ее только нужно увидеть. Теперь для нее природа совершенна, есть прелесть в каждом дуновении ветерка и лучике солнца. И постигнутая уже много веков назад истина: внешняя красота еще драгоценнее, когда прикрывает внутреннюю.
Но только больше никогда и ни от кого она не услышит вслед: «Красавица! Она учит факелы ярче гореть!»