The Whole World Wide

Нет, всё-таки я рождена прозаиком, «Вот вам моя рука» - напишешь и думаешь, так ли прочна литовская изолента, других наслоений под третьей бутылкою коньяка уже не сыскать, я хочу оказаться кем-то. «Они поженились и умерли в день, что совсем один в свою календарную разницу временно был протиснут», какая любовь доживет до своих седин – все наши системы поиска здесь зависнут. Нет, просто кисейно, безоблачно, можно не умирать, здесь сизые голуби, крашеные скамейки, а если в Париж ты провозишь такую кладь, попробуй соврать беспокойникам узкоколейки. На каждое слабое место находится сотня лиц – накроют зеленым стол и пулька с кавказским мелом, мы ходим затылком вперед по диагонали ниц, неслаженно с рифмами думаем о несмелом. Я раскрашу в такие цвета со своим монохромом «я», что все посмотрят, подумают – это туловище павлина, нет, это скользкая шкурка, змеящаяся змея, себе не ровна, как худшая половина. Здесь ходят такие птицы, что можно себя любить, говорить себе каждое утро, что с миром не будет сладу, поэтому на глазах растет нутряная сыть и я подбираю под свой цикламен помаду – кого-то здесь можно, наверное, обмануть, и если всё мыслимо, переверни страницу, в страдании буквенном почва слагает путь, но это неправда – павлин искажает птицу.