Белая горячка

Пьяная лирика, блатная романтика,
Отключена память, от трусиков бантики,
Кровь и осколки, болит голова,
Я ужаснулся, проснувшись едва.
Явно не мёртв, ведь мне слишком ***во,
От пульса в башке страшно вымолвить слово,
Какие-то мало знакомые стены
С отдушиной кислой шампанского пены,
Какой-то блевотой разящий сортир,
Таких лет двенадцать не видел квартир...
Узор трещин на окнах, бычки на ковре,
Ужель и я тоже был в этой игре?
Найти бы кого-то, понять чтоб, где я?
Почему ноют почки, где одежда моя?
Откуда костяшки разбиты мои?
Кто в прихожей у двери забыл костыли?
Какое число, какой месяц и год,
И *** какого так крючит живот?
Не смутить чтоб народ, чью-то взял я рубаху,
И в дверь постучал, был ответ: "Иди на ***!"
Знакомый мне голос. Откуда? Туманно...
Но выкрики матом - совсем не гуманно.
С рывком, как пантера, и скрипом петель,
Навзничь о землю ударилась дверь,
Я поднял взгляд и, икнув, пошатнулся:
"Ты ли это, отец, ты давно ли вернулся?"
В ответ лишь отрыжка, тупой женский смех
Пожилой проститутки, папе давшей утех.
Чтоб воли набраться, из вазы воды
Отпил, сморщив скулы: на вкус, как цветы!
И жар в голове моей гнев так раздул,
Что с криком "УБЛЮДОК!" я вазу швырнул...
Попал я в висок, струйкой брызнула кровь...
Сын, отец, через жопу, где ж ты шлялась, любовь?
Под визг глупой шлюхи я злость утопил
Ценою немалой: отца я убил...
Бежала она, каблуки, словно степ,
И квартира вся стала похожа на склеп,
Чтоб раз ещё в жизни взглянуть на отца,
Намочил где-то тряпку, стёр красный с лица,
И снял одеяло, суди меня, Бог,
У мёртвого папы до колена нет ног...
Он тяжко был болен, он был одинок,
Поддался я гневу, суди меня, Бог...
Всхрипел жутким звуком, захлопнув глаза
Так сильно, что пленницей стала слеза,
Руками схватился за голову, встал
На колени, сам жить перестал,
Я ненависть собственную ненавидел,
Я в рабстве эмоций, я правды не видел.
Прошёл целый час в прищура темноте,
Был полон и пуст, был везде и нигде,
Я матери голос услышал: "Очнись!"
Глаза приоткрыл, дом узнал, заебись,
Мой дом, моя крепость, где бардак? Костыли?
Неужели за час всё вокруг подмели?
Где труп? Почему так спокойна ты, мать,
Мозг был искалечен, не мог понимать...
И вдруг к жизни вернул запах утренний жрачки:
Это всё был мираж, приступ белой горячки...