Икона

Клодине де Ренусьон Д’Отвиль

 Предисловие

 Нечасто старый человек
 На звезды смотрит в восхищенье.
 Он разменял уже свой век,
 Уже другие ощущенья.
 Мерцаньем дальним с высоты
 Его уже не манят звезды.
 И мысли ясны и просты,
 Уже их не туманят грезы.
 Лишь изредка, лишь иногда…
 Нет, нет, да в небо все же взглянет;
 Он вспомнит давние года,
 И дух тех лет на миг воспрянет.
 Он вспомнит юную мечту,
 Несбыточные устремленья;
 Их девственную чистоту,
 Их сладостное представленье…
 Увы, увы, уходит все;
 Что было, не было – уходит.
 Вернуть бы, хоть на миг еще,
 Но этого не происходит…

 Оглядывая жизнь свою
 Он в памяти перебирает.
 Где промах был, в каком краю,
 Где совесть старая страдает…
 Где сам он совершал грехи,
 Где подвергался он обидам.
 Строги, как судьи, старики,
 Хотя не скажешь, глядя с виду.
 Былое – горькое вино,
 А в нем у стариков достаток.
 Герой мой тоже уж давно
 Перевалил седьмой десяток…
 «Мерцай далекая звезда,
 Что в юности меня пленяла;
 И часто только ты одна,
 В те годы грезы окрыляла»…
 Извилиста была стезя,
 Судьба нелегкая досталась;
 Но все ж, и упрекнуть нельзя –
 В конце счастливей оказалась…

 Юность

 I
 В глухом заброшенном селе
 Парнишка юный строил Планы.
 Не здесь, а в сказочной земле,
 Осуществлять потом их станет.
 Средь эльфов, принцев и принцесс
 Он в мыслях где-то обитает;
 А что обыденное здесь,
 Его совсем не отвлекает.
 Мечты и будни у него –
 Два совершенно разных мира.
 Мечтам привольнее всего
 В пространстве синего эфира.
 Здесь бледен, нищ и жалок он,
 А там, совсем другое дело!
 Он там вниманьем окружен,
 Он там удачливый и смелый…
 Все так. Но будни между тем,
 Все больше требуют вниманья.
 Замучен ими он совсем,
 И это – выше пониманья.

 II
 В трудах свои проводит дни,
 Приучен с детских лет к работе.
 Но будто рок, какой над ним -
 Все новые ему заботы.
 Уж сверстники его давно
 Во всю с девчатами гуляют;
 Ему такое не дано –
 Изгоем здесь его считают.
 Для раскулаченной семьи,
 Для разоренной специально,
 Особенности здесь свои -
 Он здесь вне рамок социальных.
 На уровне, на бытовом,
 Он должен быть всегда унижен.
 Тут позаботились о том,
 И в дружбе с ним здесь нет престижа…
 Он одинок, он нелюдим,
 Не приглянулся и девчатам.
 Дружить неинтересно с ним,
 Отмечен он такой печатью.

 III
 Он пропустил такой момент,
 Когда к любви парнишка рвется.
 То скажется на нем, иль нет,
 Лишь позже это отзовется.
 Пока же он мальчишкой рос,
 Не думал о вещах подобных;
 Не возникал такой вопрос,
 И, слава богу, так удобней.
 Ему - ни пользы, ни вреда;
 И так нужда уж одолела.
 А то б еще одна беда
 Над бедною душой довлела.
 И детская душа его
 Сносила молча униженья.
 Кто б мог переносить всего –
 И сколько нужно напряжения!
 Но он спокойно вел себя,
 Не отвечал на оскорбленья.
 Несчастная его судьба
 Когда-то сменит направленье.

 IV
 Он для себя нашел прием -
 От всех невзгод успокоенье;
 В воображении своем
 Находит он отдохновенье.
 От юношеских первых грез
 От первых радужных мечтаний,
 Уверенность себе привнес -
 Лишь крепче он от испытаний…
 А что до девушек, окрест,
 Здесь нет принцесс, решил заранее;
 Не надо здесь ему невест,
 Не добивался их вниманья.
 О нет! Не здесь он будет жить,
 «Аркадию» найдет в итоге.
 Он музам будет там служить,
 Благословят на это боги…
 Так тем и жил. На жизнь свою
 Для жалоб не искал причины.
 Найдет он место и в строю,
 Где настоящие мужчины

 V
 Бывают в жизни чудеса,
 И надо ж было так случиться;
 Ему попалась на глаза
 Журнальная одна страница.
 Вдруг Образ перед ним возник,
 Из маленькой одной картины…
 Внезапно он увидел лик
 Француженки одной - Клодины.
 Как будто это волшебство,
 Не сомневаясь ни секунды,
 Он всей душой, всем существом
 Почувствовал рожденье чуда.
 Предстал тот Образ перед ним,
 И стал объектом преклоненья.
 Хозяйкою, не кем иным
 Вошла в мечты как сновиденье.
 И в грезах нет уже принцесс,
 Нет эльфов – сказочных созданий.
 Закономерный то процесс,
 Взрослел он и менял сознание.

 VI
 Клодина заменила все,
 В воображаемом пространстве.
 Она теперь и божество,
 Она теперь и стимул странствий.
 Что б не задумывал теперь –
 Он адресуется к Клодине.
 Клодина для всего пример,
 И это – главная причина.
 И сам как будто бы другой,
 Подтянутый он стал и строгий.
 Что он какой-то не такой,
 Заметили за ним и многие.
 Не перескажешь тут всего,
 Беспомощна молва людская;
 В воображении его
 Сама Клодина уж другая –
 Достойна Байроновских строк,
 Достойна кисти Рафаэля.
 Бетховен бы создать лишь смог
 Ей музыку на обрамленье…

 VII
 В нем странно закипела кровь,
 Открыл возвышенное чувство;
 Любовь ли это – не любовь,
 Быть может это и искусство.
 Горит далекая звезда –
 Лишь свет ее, нас с ней сближает.
 Не долететь к ней никогда,
 Тут множество причин мешает.
 Но для восторженной души,
 В любви преграды не бывают.
 Любуемся ж звездой в тиши,
 Хотя звезда о том не знает…
 Вот так от девушки вдали,
 О ней парнишка грезит сладко.
 О, Покровители земли!
 Следите же за ним украдкой!
 В плену несбыточной мечты,
 Парнишка будто зачарован.
 Сожжет последние мосты,
 Реальный мир уйдет оторван…

 VIII
 Но нет, реальный был прием -
 Село он все-таки покинул.
 Забыли быстро там о нем,
 Быть может, кто подумал, – «сгинул»
 Покинул неуютный дом
 Без радости, без сожаленья.
 Что ждет его, не знал о том,
 И не касался в размышленьях.
 Он знал, нигде его не ждут,
 Но знал, что хуже вряд ли будет;
 Есть с ним – терпение и труд,
 А остальное все прибудет.
 Мир он, конечно же, большой,
 Но очень трудно в нем вписаться.
 Ему с наивною душой
 Вдвойне труднее может статься.
 Без трудностей не обошлось,
 Он сам потом все удивлялся;
 Как это выжить удалось,
 Беспомощным тогда являлся…

 IX
 Проходит все, в конце концов,
 И жизнь устроится тихонько.
 Трудиться он всегда готов,
 Не сбиться бы с пути вот только.
 Еще теперь «икона» с ним –
 Святым неповторимым ликом;
 Он с ней почти непобедим,
 Будь в окружении хоть диком.
 Он мысленно ей клятву дал,
 Во всем по жизни быть достойным;
 И каждый шаг он с ней сверял,
 В быту, не «здорово» устроенном.
 Быть может, это помогло,
 Как мог, работал и учился.
 И выстоял, судьбе назло,
 Другой давно с пути бы сбился.
 Он неплохой специалист,
 И знания вполне глубоки;
 Только в одном – он чистый лист,
 Идет по жизни одинокий.

 X
 Опять реальность и мечты –
 Кругом одни лишь «Неклодины…»
 Или спуститься с «высоты»
 Иль оставаться нелюдимым.
 Реальность требует свое,
 Пора семьей обзаводиться.
 Обзаведется он семьей,
 И жизнь быть может, упростится.
 Клодина – дальняя звезда,
 Что б издали полюбоваться,
 Под настроенье иногда
 Высоким мыслям предаваться.
 И он с вопросом непростым,
 Перед поступком, что б решиться:
 Иль оставаться холостым,
 Иль с «Неклодиной» пожениться…
 Решился он, в конце концов,
 Нельзя жить в выдуманном мире.
 Пошел он по стопам отцов -
 Привел жену в свою квартиру.

 Зрелость

 I
 Этапы жизни у людей –
 Четыре явственных отрезка.
 Что начинается с детей,
 Дальнейшее отлично резко.
 Уже не робкий паренек,
 Гонимый всеми беспричинно;
 Он стал от этого далек -
 Уверенный в себе мужчина.
 Благополучная семья,
 Жена красавица и дети.
 Проторенная колея,
 Приходит уваженье с этим.
 Однако все же, нет и нет,
 Его в поэзию потянет.
 Конечно же, он не поэт,
 Но в прошлое порой заглянет.
 И представляется ему
 Прошедшее волшебной сказкой.
 И лик Клодины ко всему
 Рисуется в нежнейших красках…

 II
 Жене своей не говорил,
 Что есть и потаенный образ.
 О том, что сам в душе хранил,
 Нужна ли вообще подробность?
 Ее он реже вспоминал.
 Затягивает повседневность.
 В Аркадию он не попал,
 Но в ней пропала и потребность.
 Аркадия она везде,
 Где чувствуешь себя комфортно.
 А в повседневной суете
 Аркадия другого сорта.
 Но он хранил стихи свои,
 Написанные неумело.
 Питался искренностью их,
 Без них бы жизнь опустела…
 Но новых нет стихов теперь,
 Условий нет необходимых.
 Волшебная закрылась дверь,
 Знать отдаляется Клодина…

 III
 Пока с детьми возился он,
 Прошедшее не занимало.
 Пока их жизнью увлечен -
 О собственной, он думал мало.
 Проходит молодость уже,
 Не может век она продлиться.
 Но, затаенное в душе
 Прорвать молчание стремится.
 Нет, нет, да хочется опять
 В страну поэзии умчаться.
 Тут трудно что-нибудь понять,
 Опять ли грезам предаваться…
 Манит прошедшее оно,
 Хоть много горечи там слишком.
 Казалось бы, прошла давно
 Наивность юного мальчишки.
 Но юность, юность ведь она,
 Не трудности запоминает.
 Она однажды нам дана,
 Потом всю жизнь нас навещает.

 IV
 Взрослеют дети у него,
 Уже семья своя у старшей;
 И младшему недалеко
 Сойтись с одной, о нем мечтавшей.
 Ему ль до юношеских дней,
 Ведь за детьми пойдут и внуки!
 А внуков нет детей милей,
 Любовь в семье тому порукой.
 Ему и некогда скучать,
 Да и в семье скучать, возможно, ль?
 За всех он должен отвечать,
 И вспомнить о себе тут сложно.
 Работа – дом, работа – дом,
 Такой уж возраст наступает.
 Но не жалеет он о том,
 И хорошо, что успевает.
 Когда в семье порядок есть –
 Не грех назвать ее счастливой.
 Герой мой тоже счастлив весь –
 Поладил он судьбой игривой.

 V
 Не преуспел в карьере он,
 Да он к тому и не стремился;
 Амбиций с детства был лишен,
 И с этим он давно смирился.
 Когда Реформы начались,
 Когда пошла в стране тревога,
 Спокоен был Специалист –
 Таких, как он, не так уж много.
 Большой Развал в стране пошел,
 Но не лишился он работы;
 Хоть школу трудную прошел,
 Он сохранил от счастья «квоту».
 Легко Реформы пропустил,
 И дети тоже, слава богу.
 И он помог им в меру сил,
 Семья растет теперь в итоге.
 Одно смущает вот, слегка -
 Забылись, отдалились грезы…
 Как в стужу зимнюю в снегах
 Не радуют глаза березы.

 VI
 Все хорошо. Как будто все…,
 Душе не достает чего-то.
 Не может он понять, чего –
 Душа ведь не дает отчета.
 Как будто совесть не чиста,
 Как будто предал он кого-то.
 Он нет, не предавал Христа,
 Клодину подзабыл всего-то.
 Счастливая пора она
 Проходит быстро, не заметишь.
 Семья была вчера одна –
 Сегодня три, родней не встретишь.
 Когда внучата на руках,
 О грезах юности ли думать.
 Не вспомнишь даже о мечтах,
 Мечты другие на виду ведь.
 Вот внуки подрастут когда,
 Когда сам к старости подходишь,
 И времени полно всегда,
 В воспоминаньях дни проводишь.

 Возвращение Клодины

 I
 То, что прошло, оно всегда
 Нам кажется совсем недавно.
 Как будто было все вчера,
 Там  будто было так все славно…
 А вспомнишь юность – так уже
 И сердце бы не прочь растаять.
 Бальзам как будто на душе,
 Как будто крылья вырастают.
 Как было все прекрасно там -
 На миг хотя б туда вернуться!
 Но хода нет уж к тем годам,
 Лишь в память можно погрузиться.
 Герой мой - дед уже давно,
 Здоров, и то спасибо богу.
 Здоровье с возрастом оно,
 Как ценность главная в итоге.
 Вздыхают с бабушкой вдвоем,
 Мечта – до правнуков дожить бы.
 А там…. Один раз все живем,
 Живем - и то уже спасибо.

 II
 Но деду мало лишь вздыхать
 Всю жизнь свою он был при деле.
 Он не обучен отдыхать,
 С ума сойдет он от безделья…
 Отдушину себе нашел –
 Такое с ним уже случалось;
 В поэзии покой обрел,
 Отвык он, было в этом, малость.
 Конечно, жаль, прошли года,
 Когда душа в мечтах купалась.
 Давалось все легко тогда,
 И сердце ими упивалось.
 Тот мир, что воспевал в стихах,
 Ему была родной стихией;
 Крылатый конь на небесах
 Выделывал круги лихие...
 Листая старые стихи,
 Написанные неумело,
 Он не оплакивал грехи,
 Вернуться к ним ему хотелось.

 III
 Теперь и времени полно,
 Теперь ничто не помешает.
 Одно лишь небольшое «но»,
 Он легкости не ощущает.
 Что делал в юности легко,
 Витал в эфире лучезарном,
 Давно уж в прошлом, далеко,
 У бедного осталось парня.
 Конечно, он теперь мудрей,
 Увы, но это мало значит.
 В нем тень способностей скорей,
 Что в юности имел тот мальчик.
 Нет ощущения того,
 Что он во сне еще летает.
 Одно утешит лишь его,
 Больших амбиций не питает…
 Как в юности он все творил,
 Для собственного потребленья,
 Так и теперь по мере сил,
 Лишь по сердечному веленью.

 IV
 Тематика его проста -
 Все, что выкладывает память,
 Родные там ему места;
 Увы, Аркадия не там ведь…
 От этого конечно, грусть,
 Его стихи весьма печальны.
 Конечно, хоть такие, пусть,
 Задумано так изначально.
 И этому он очень рад –
 Приходит одухотворенье.
 Глаза как в юности горят,
 А в сердце воодушевленье.
 Не одобряет то жена:
 «Впадаешь в детство», - повторяет.
 Практична слишком уж она,
 Немного это огорчает.
 Ну, бог с ней, каждому «свое»,
 Пусть в детство – если то приятно!
 Поэзией душа живет,
 Как жаль, ей это непонятно.

 V
 Он свой, оглядывает путь,
 Анализирует нередко.
 Где можно бы поправить чуть,
 Но в целом, добрая отметка.
 Программа максимум – мечты,
 Конечно же, неисполнимы.
 Но были помыслы чисты,
 И чист был всех поступков стимул.
 О чем жалеет он всерьез -
 Не знал любви «во время оно».
 Властительница юных грез
 Так и осталась лишь иконой.
 Он и сейчас боготворит
 Тот образ, что украсил юность.
 Как вспомнит, так душа горит,
 Эх, наяву бы все случилось!
 Он виноват перед женой –
 Не до конца открыл ей сердце.
 И жизнь сложилась бы иной,
 Хотя вот в это трудно верится.

 VI
 В отличие от прошлых лет,
 Он ближе к юности под старость.
 Тому уж множество примет,
 Смириться с этим лишь осталось.
 Однако это не мечты -
 От грез тех лет далеких память;
 От Книги бытия, листы
 Разрозненные – не представить…
 Опять Клодина, как тогда,
 Становится как будто ближе.
 Хоть у него своя среда,
 Она же где-то, там в Париже...
 Мысли торопятся, спешат,
 Возносятся неудержимо -
 Как у язычника душа
 С клубами жертвенного дыма.
 Теперь он волен размышлять,
 Удерживать ничто не станет.
 Другое дело – не понять,
 Он лечит душу или ранит…

 VII
 Недостижима как звезда,
 Клодина, как и в те годины.
 Непостижима как всегда
 Тоска по образу Клодины.
 Шестое чувство иногда,
 Когда тебя так вспоминают -
 Так резонирует среда,
 Что чувства в душах обостряет.
 Не может быть, чтобы она
 Так ничего не ощущала…
 Есть, говорят, своя волна
 У чувств, что б души навещала.
 Не знал, конечно, он о том,
 И узнавать никак не стал бы…
 Что изменилось бы, потом,
 Если б узнал чуть-чуть, хотя бы?
 Он верит, что она жива –
 Почувствовал бы, что случится.
 Случись хоть что-нибудь едва –
 Душа тревогой разгорится.

 VIII
 Он бы стихи ей посвятил –
 И много, много раз пытался.
 На это было свыше сил,
 На слабостях их спотыкался.
 Для той, кого боготворил,
 Он слабых строк не пропустил бы.
 Тут похвалил бы сам Зоил -
 За строгость бы сказал спасибо.
 По настоянию детей
 Стихи его на «свет» выходят.
 Но это, для простых людей,
 Для божества же - не подходит.
 В конце концов, он сам решил,
 Останется в душе с Клодиной.
 Раз ей он юность посвятил,
 И в старости он с ней, вестимо.
 Он с грустью смотрит в небеса,
 Там ничего не изменилось;
 У звезд вон те же адреса,
 А грезы вот не сохранились…

 IX
 Как бы сложилась жизнь его,
 Не будь объекта преклоненья -
 Уже не угадать того,
 Потеря или обретенье.
 Но сам он твердо убежден,
 Сложилась бы судьба иначе.
 Он мог быть сломлен, побежден,
 Поддержка в жизни много значит.
 Кто знает, может, и не так,
 Быть может, выстоял бы так же.
 Но Образ был как будто Знак –
 Ниспосланный всевышним даже.
 Конечно, не его вина -
 Судьбу Клодины он не знает.
 Но верит, счастлива она,
 Того же ей и впредь желает.
 Их судьбы параллельно шли,
 Нельзя им было пересечься.
 Но для одной из их души
 Тот параллельный был как млечный.

 X
 Летят года, летят века –
 Для моря времени – секунды.
 Век долгим кажется пока,
 Не гонят в мир иной отсюда.
 Всегда нам некогда, спешим,
 Все время, время подгоняем.
 Потом поймем, чего хотим,
 Когда уж поздно, понимаем.
 Пусть дольше старый человек
 На звезды смотрит в восхищенье.
 Пусть чаще старый человек,
 Пройдет духовным очищеньем.
 Поэзия приют дарит,
 Душе, не знающей покоя.
 «Счастливый значит», - говорит,
 Кто знает, что это такое.
 Давайте, согласимся с тем,
 Своей судьбой он сам доволен.
 Стихи свои он дарит всем,
 Читать их, каждый сам уж волен.