Из переписки 6

"Вот она надевает выпуклые очки в роговой оправе,
принимает свой порошок, запивает водой из стакана,
исчезает, и вот, теперь она в своем праве:
бабушка Рая заслужила рая, где нет ни Баха, ни Лисициной, ни органа.
Там иголки нитки и пуговицы сложены в пластмассовую коробку,
а я тут поседел, утучнел, и кто теперь мне скажет хоть слово?
Я вставляю диск в аппарат, нажимаю кнопку -
снова это гудение, слышишь, родная, снова...."

Дядя Боря Херсонский

"ходишь бормочешь маменька маменька а она в ответ катманду катманду
полно мой маленький моя маленькая я ведь уже одной ногой по колено нигде
                нигде
помню омыли меня ключевой водой обернули меня белым облаком
                в шестьдесят никаком году
время смерти моей подошло к концу к ледяной черте золотой кутье
                подступающей темноте
если там куда я уйду и впрямь темно если это дно чёрное рядно теневой надир
не грусти мой маленький моя маленькая повторяй корея корея и всё пройдёт..."

Дядь Серёжа Шестаков


да, кричу я, пацаны, пацаны, что ж мы все в испуге,
что, кричу я понадеялись все мы на бодхисаттву,
может быть, мы единственные здесь в округе,
кого не пугают ни менты, ни столбы, ни клятвы,
я ей - "маменька, а она: катманду, катманду", в котором
бородатом году девяностой свободной эры
ляжем все на кону, как посланцы гора,
с распростёртыми крыльями соколиной веры?
"катманду, катманду", ну а что там дальше -
снова римляне строят свои капеллы?,
перси шелли поёт нам "goodnight" на марше
вглубь, в утопию томаса кампанеллы,
"там иголки, нитки и пуговицы, сложенные в коробку",
пригодится, не знаю, в сизо советов?
это просто, родная, немного робко
от дозволенности нашей, которой нету,
это - "театр в отсутствии любви и смерти",
нет читателя, критика, редактора, паче
в 92-м нас простил всех ельцин,
хоть и вышли с "крытки", но сердце - плачет,
не писать стихи мы не можем, клятвы
только здесь, друзья, они не помогут,
и опять сажусь за "аят проклятый",
то есть, проклятый в катманду,

и не только богом.