Василий Кубанёв. Я человечествую

                Вере Клишиной —
                человеку, начинающему жизнь.


Звучаньем переполненная видимость
От зримых грохотов неотделима.
Клокочет мир в себе,
                собою грезит,
Собою отрицается
                и кружится
Безостановочно и неразумно...
Соприкасаясь с общей колготою,
Он все желает притянуть и поглотить
И ко всему приблизиться стремится.
Он развивается
                в противоборстве сил
И, обнажаясь,
                облипает новым,
Становится увесистей и крепче,
И нет конца
                разматыванью быстрому,
Нет удержу
                несносному размаху.
Идет сраженье.
                Время всемогущее
Развертывает яростно событья,
Как ветер разволнованного зала
В момент,
                предустановленный заранее,
Сам
        чудом
                раскрывает партитуру.
На помост
                незаметный и торжественный,
Набухшей тишиною возведенный,
Я светом взглядов чьих-то озарен,
Я изнемог от легкости,
                влекущей
К отрыву
                и ко взлету безраздумному.
Я вниз смотрю,
                чтоб не подняться кверху.
Я поднимаю руки.
                Все
                молчанием
Захлебывается.
Оно горланит
Еще упорней и звончей,
                чем прежде,
Но я и сам кричу
                и этим начисто
Все остальные звуки
                заглушаю.
Неповторимый трепет разлетается
И застывает,
                все обдав собою,
И исчезает,
                все обняв собою.
Я умолкаю.
                Все ревет сияюще,
Истомлено
                охотой подчиниться.
Я руки
            в стороны разбрасываю,
И чем встает заметней
                невозможность
Отъединить их от себя,
                отринуть —
Тем я неистовей махаю ими.
Всего себя хочу разбить на клеточки
И по миру
                раздуть,
                разнесть,
                рассеять,
Чтоб к каждому,
                кто существует на земле,
Прилипла часть меня,
                и я мог всюду
Присутствовать,
                и находить себя,
И все переносить,
                и все изведывать,
И все вмещать
                в свой небольшой размер.
Но я прислушиваюсь
                к шуму сложному
И замечаю,
                как он изменился
От моего самораспепеленья.
Он стройным стал,
                в нем виден смысл
                знакомый мне.
Свои движенья
                в нем опознаю я,
По воле
             поворотов,
                взмахов,
                выдержек
Моих
         он перекличку производит
Могучую и смелую,
                как буря,
И, как травинка,
                свежую и складную.
Я звуками
                командую ретиво.
Я придаю им
                собственную слаженность.
Я разбираю их
                и собираю
И направляю рваться
                по пределам,
Мне надобным
                и мною установленным.
Все служит мне,
                и я служу всему.
Я знаю:
             стоит мне остановиться,
Утихомириться,
                застыть недвижно —
Мир станет адом,
                вой закуролесит,
Я снова
             криком схвачусь,
                как пламенем,
И сгину
             неизбежно и бесследно.
Один исход —
                изматываться заживо
В ожесточенном руководстве
                пеньем
Измученного,
                радостного мира.
Я судорогами
                с ним навеки связан,
Как пасмами
                неразличимых нитей.
Я миром одержим,
                как лихорадкою.
Я вижу мир,
                над пультом возвышаясь.
Я слышу мир.
                Я управляю миром.
Мир управляет мною.
                Я блаженствую,
Я исхитряюсь,
                слабну,
                умираю.
Чужая партитура
                перелистана,
И переиграна,
                и пережита.
Все корчится
                в открытом изумленье.
Но нет,
             я не прельщусь
                аплодисментами,
Я не остановлюсь,
                не поклонюсь.
Как только перестану я размахивать —
Я сразу же исчезну
                навсегда.
Назло себе и злу
                я сочиняю,
Да, сочиню —
                сейчас, без перерыва —
И заодно
               исполню напоказ
Свое происхожденье позабытое,
Свое предчувствие
                того, что будет,
Свою сродненность
                с будущим и прошлым,
Свою соединенность и единственность,
Свое истолкованье бытия.
В мое
         произведенье безыскусное
И несколько внезапное
                влюблен я
Уже задолго до его рожденья.
В нем будут
                все созвучья
                расположены
По моему разумному приказу.
Вселенная себя
                в нем будет созерцать,
И ликовать
                от жуткого восторга,
И звезды лить обильно,
                словно слезы.
Я буду
           наблюдать в себе
                Вселенную
И восхищаться буду
                вместе с ней.
Мне ясно:
                мой удел,
                мое призвание —
Вселенную вселенной забавлять,
Себя собою измывать усердно,
Стремиться
                изнутри разнесться вдребезги,
И тонких жалоб
                не произносить.
Пока успокоенье
                не допущено,
Пока глаголят
                вместо глотки
                руки —
Могу я заявить:
                я всюду есмь,
Все мне внимает
                с кротостью обманчивой,
Во всем
              я признаю свою родню,
Все радо покоряться
                духу сильному,
Взлелеянному дивами мирскими,
Похожему на них
                в своих обычьях.
Я чувствую
                отчетливые позывы
В себе, во всем
                к взаимному согласью.
Оно прибудет, может быть, со временем.
Его приход
                свершится в бурный день.
Лишь для него
                я здесь изнемогаю
На перекрестке
                всех страстей и говоров,
На перепалке
                сущностей земных.
Одним лишь обстоятельством встревожен я:
Кто должность заступить мою
                решится,
Когда иссякнут соки в голове,
Когда из сердца
                смертный вопль исторгнется,
И руки свянут,
                и я молча грохнусь?
Не жить я не страшусь.
                Мне суждено
Во всем запечатлеться и остаться.
Я не умру,
                я умереть не в силах.
Я перестану произвольно двигаться,
Но быть не перестану никогда.
Мне завещать и некому и нечего.
Я — все мое богатство и наследство.
Прощаясь с светом,
                я произнесу:
Пусть все старается
                быть посговорчивей,
Пусть это не в ущерб ему пойдет,
Пусть человек
                возлюбит человечество,
Пусть ни на миг не остывает схватка
Цепляющейся единичной воли
С природою
                в ее многообразии,
В ее капризности
                и красоте.
Пусть сочиняются безостановочно
Все новые и новые мотивы
И сочетанья разнородных звуков.
Пусть все поет
                своим особым голосом
О том, о чем поют
                и все другие.

1939