И было время...

                http://www.stihi.ru/2009/10/02/5137


1.

И было время,
отпущенное не напрасно,
и длился степью безводной
полуденный зной,
и звёзды склонялись
над павшим мной мириадно,
и опалённые нервы -
одной струной,
под взорами ржавыми
астральных иголок - вились,
и сквозь песок и глину -
струилась вода,
и гимны мои к небесам -
светло возносились,
когда меченосцы пустынь
на струну садились -
их било током высоковольтных
программ,
горошком чёрного перца
(по вражьим очам...) я шёл,
мусикийским ветром
над вздохами
вымерших тигров
(Туранских, Каспийских,
Мазандаранских -
моих Заилийских) -
катарсисом царств,
отшумевших, но спевших
на славу, -
знобило...
Я видел с вершин Алатау,
как била струя
из-под меты Пегасовой
у Геликона...
Ломая хребты на охотах
друг другу за право
быть первым в процессиях похоронных,
по генам во мне шла овчинных божков -
дикой тьмою
могучая сила...
Но купола золотые 
легко возносили
над миром наживы
и - белоколонные храмы;
осинников каменных,
славящих Будду,
наскально-воздушные груды;
гекзаметр, грызущий
оскалов высокомерия скалы -
во мне уживались
отечеством,
чудом...
Евразии сын -
я пою обо всём
и повсюду,
как Бог мне даёт,
а в клетушки известных порядков,
загнать мои строки -
что сесть саранчою
на высоковольтные токи
степных лагерей,
из которых
я каждою певчею ночью
то на Парнас,
то на Синай,
то на Пэнлай -
легко уходил
и гостил в измерениях легковейных,
вне крови,
вне прочего тканевого,
привеченный Богом мне данным,
поющим, раскованным словом, -
во всём,
что узнать довелось
вне земного порядка,
всё чаще - проверенно-злого, -
на родине общей
для знающих вдохновенье,
что воскрешает легко
и в моём Казахстане,
да где бы я не был,
всё, что припоминанием
света всех в мире поэтов -
светло полюбил...
Как пчёлы Тайгета,
снуют звуко-ритмы
единого (этого и того,
неделимого истинной жизнью
на лагеря)
шарового,
небесного света, -
над Летой,
что памятью светлой
до моря Эгейского (летом!),
давно разогрета...



2.


И было время, отпущенное не напрасно,
и длился степью безводной полуденный зной,
и звёзды склонялись над павшим мной мириадно,
и опалённые нервы - одной струной,
под взорами ржавыми астральных иголок - вились,
и сквозь песок и глину - струилась вода,
и гимны мои к небесам - светло возносились,
когда меченосцы пустынь на струну садились -
их било током высоковольтных программ,

горошком чёрного перца (по вражьим очам...) я шёл,
мусикийским ветром над вздохами вымерших тигров
(Туранских, Каспийских, Мазандаранских - моих Заилийских) -
катарсисом царств, отшумевших, но спевших на славу, - знобило...
Я видел с вершин Алатау, как била струя из-под меты Пегасовой у Геликона...
Ломая хребты на охотах друг другу за право быть первым в процессиях похоронных,
по генам во мне шла овчинных божков - дикой тьмою могучая сила...

Но купола золотые  легко возносили над миром наживы и -
белоколонные храмы;
осинников каменных, славящих Будду, наскально-воздушные груды;
гекзаметр, грызущий оскалов высокомерия скалы -
во мне уживались отечеством, чудом...

Евразии сын - я пою обо всём и повсюду, как Бог мне даёт,
а в клетушки известных порядков, загнать мои строки -
что сесть саранчою на высоковольтные токи степных лагерей,
из которых я каждою певчею ночью
то на Парнас, то на Синай, то на Пэнлай - легко уходил
и гостил в измерениях легковейных,
вне крови, вне прочего тканевого,
привеченный Богом мне данным, поющим, раскованным словом, -
во всём, что узнать довелось вне земного порядка,
всё чаще - проверенно-злого, -
на родине общей для знающих вдохновенье,
что воскрешает легко и в моём Казахстане, да где бы я не был,
всё, что припоминанием света всех в мире поэтов - светло полюбил...

Как пчёлы Тайгета, снуют звуко-ритмы единого (этого и того,
неделимого истинной жизнью на лагеря) шарового, небесного света, -
над Летой, что памятью светлой до моря Эгейского (летом!),
давно разогрета...


3.

И было время, отпущенное не напрасно, и длился степью безводной полуденный зной,
и звёзды склонялись над павшим мной мириадно, и опалённые нервы - одной струной,
под взорами ржавыми астральных иголок - вились, и сквозь песок и глину - струилась вода,
и гимны мои к небесам - светло возносились, когда меченосцы пустынь на струну садились -
их било током высоковольтных программ, - горошком чёрного перца (по вражьим очам...) я шёл,
мусикийским ветром над вздохами вымерших тигров (Туранских, Каспийских, Мазандаранских - моих Заилийских) -
катарсисом царств, отшумевших, но спевших на славу, - знобило...

Я видел с вершин Алатау, как била струя из-под меты Пегасовой у Геликона...
Ломая хребты на охотах друг другу за право быть первым в процессиях похоронных,
по генам во мне шла овчинных божков - дикой тьмою могучая сила...

Но купола золотые  легко возносили над миром наживы
и - белоколонные храмы;
осинников каменных, славящих Будду, наскально-воздушные груды;
гекзаметр, грызущий оскалов высокомерия скалы -
во мне уживались отечеством,
чудом...

Евразии сын - я пою обо всём и повсюду, как Бог мне даёт,
а в клетушки известных порядков, загнать мои строки - что сесть саранчою
на высоковольтные токи степных лагерей, из которых я каждою певчею ночью
то на Парнас, то на Синай, то на Пэнлай - легко уходил
и гостил в измерениях легковейных, вне крови, вне прочего тканевого,
привеченный Богом мне данным, поющим, раскованным словом, - во всём,
что узнать довелось вне земного порядка, всё чаще - проверенно-злого, -
на родине общей для знающих вдохновенье, что воскрешает легко и в моём Казахстане,
да где бы я не был, всё, что припоминанием света
всех в мире поэтов -
светло полюбил...
Как пчёлы Тайгета,
снуют звуко-ритмы единого (этого и того, неделимого истинной жизнью на лагеря) шарового, небесного света, -
над Летой,
что памятью светлой
до моря Эгейского (летом!),
давно разогрета...