Александр Македонский, часть 23
Каллисфен
Каллисфен – историк, философ, оратор,
Учитель, хороший организатор,
В свой век был довольно известный,
Был человеком достаточно честным,
Мудрым и справедливым,
Не хитрым, не злым, благочестивым.
Аристотель его благословил
И Александру тогда подарил.
При «дворе» Каллисфен наблюдая,
Записи вел, историю писал
И никогда не прогибался,
Не льстил, не юлил, не зазнавался.
Наукам царских пажей (юношей) обучал,
В жизни не лгал, искушений не зная,
От того и часто страдая,
К Александру в немилость попал.
Такие люди не могут молчать,
Когда они видят, что надо кричать,
И кричат,
Но… не каждый этому рад,
То было, то есть и остается,
Кто правду кричит – тот поскользнется.
Нам это знакомо, мы это знаем
И, как никто, переживаем
За нашу историю и наш народ,
Который за правду однажды пойдет,
И кто – то из них домой не вернется,
А в семье все бедой обернется.
История, мой друг, людьми создается,
А остальное свыше дается,
Какому народу, какой удел,
Судить об этом я не посмел.
Но к Каллисфену вновь возвратимся,
И к тем дням обратимся,
Когда царь хотел навязать,
Чтобы начали его почитать
Преклонением – особым почтением,
Которое персы царям воздавали,
Их возвышая.
Македонцы сопротивлялись,
Гордый народ – они не сдавались,
То отвергая;
Нововведения не признавая,
Молчали.
Они понимали,
Чем может все для них обернуться,
То от чего нельзя отвернуться.
Царь подготовил однажды пир,
На который он пригласил
Каллисфена и своих приближенных
Софистов, ораторов одаренных,
Знатных людей и артистов проворных.
Анасарх, там выступая,
Уверенно провозглашал:
«Бог Александра создал
И, путь победы ему указав,
Приблизил к себе и дал
Ему царский трон и величие,
И в отличии
От смертных простых -
Людей земных,
Должное надо ему воздать
И как бога его почитать…».
Каллисфен тогда встал
Речь Анасарха прервав,
Начал вдохновенно
Свое откровенное выступление:
«Анасарх,- сказал он,-
Александр, получив власть и трон,
Хотя сегодня всех выше поднялся,
Но человеком остался.
Богам ставят храмы и жертвы приносят,
Богам поклоняются, богов возносят;
Им ставят статуи и гимны поют
И, преклоняясь, люди их чтут.
А человек – он земной
И тогда бывает большой,
Когда на земле свой след оставляет,
И чем больше он созидает,
Тем дольше жить продолжает
В веках,
И только в делах
Он велик и счастлив
И светел его будет доблестный лик,
Но богом не станет
И никогда до него не достанет;
Ему не дано
И скажу Вам одно,
Героям – почести воздают,
Гимны слагают и песни поют;
Царей – возвышают,
Слушают их и исполняют,
Их почитают.
Александр – царь всех царей.
И на земле он многих сильней,
Храбрый и самый храбрейший,
Умный и самый умнейший.
И пусть будет таким;
Его мы не можем представить другим,
Но Богом – нет.
Анасарх! Таков мой ответ
На твое выступление,
И не надо других вводить в заблуждение.
Предки царя пришли из Аргоса
И, имея свой твердый голос,
Они поднялись,
Добились всего и вознеслись.
Правили строго и по законам,
Хотя и сурово
Но справедливо,
И в этом была их огромная сила.
А в заключении хотел бы сказать,
Чтобы совсем не утомлять,
Геракла стали к богам причислять,
Когда он ушел,
И пристанище уже на Олимпе нашел».
Александру не нравились те выступления,
И с каждым разом его отношения
К Каллисфену менялись;
И на нем отражались.
Царь как – то решил испытать
Свое окружение
И поглубже понять
Как те отнесутся к колен преклонению,
По - персидски - к почтению.
Каждого он на пиру поднимал
И, восхваляя, тому предлагал
Подойти, поклониться
И, выпив вина, к нему прислониться.
Все шло своим чередом,
Но потом…
К Каллисфену царь обратился,
Тот подошел, и… не поклонился.
Царь не заметил,
Но был такой, кто сразу подметил
И тут же сказал,
Александр промолчал,
Но, поцелуем не удостоил;
Каллисфена он тем не расстроил,
Тот громко сказал:
«Один поцелуй от царя я не взял,
Но хуже от этого вовсе не стал».
Царь захотел его разгромить,
Прилюдно.
Сделать ему это было не трудно.
На одном из пиров,
Предложил Каллисфену сказать пару слов,
По вопросу, который он понимал
И красноречием по теме блистал:
« Почтенный историк, скажите
И, сидящих здесь - просветите,
Какие достоинства у македонцев
Мы наблюдаем с рождения под солнцем?»
Каллисфен, конечно же, знал
И, с вдохновением все рассказав,
Поклонился
Зал тогда разразился
Бурей аплодисментов,
Но наступил самый важный момент,
Царь предложил ему дать ответ
На вопрос:
«Куда бы философ отнес
Македонян по их недостаткам»
Каллисфен не стал играть в прятки,
И все рассказал.
И, как понимаешь, читатель, попал.
Македонцы то не приняли.
Недостатки свои они знали,
И знать не хотели - скрывали.
И если уж, кто - то начнет говорить,
Его перестанут, друг мой, любить.
От историка все отвернулись
И дни сияния к нему не вернулись.
Царь на него озлобился
И постоянно стремился,
От дел отстранить,
Отвергая, унизить и отдалить.
Друг мой!
Знакомо нам это с тобой,
Как только станут верхи отвергать,
Тут же начнут низы повторять,
Переставая объект замечать,
Будут «пинать»,
Не признавая,
Или подставлять,
Боль причиняя.
Наша история знает примеры,
Как люди без рода и веры
Друг друга сдавали,
А по доносам безвинных сажали,
Где они потом погибали,
Или выживая,
Даже любовь к стране не теряли.
Но главное, чтоб не повторялись
Ошибки истории,
И не звучали пародии
Под нашим великим сводом.
Ничто без следа не уходит,
Все, трансформируясь, в новом приходит.
Но это уже нас к другому уводит;
Не будем, читатель мой, углубляться,
И начнем возвращаться
К событиям тех дней,
Когда средь пажей,
Или юношей,
Так будет проще,
Вновь заговор против царя был раскрыт.
И лучше всего о том говорит
Плутарх
В своих трудах,
К нему, читатель, и обратимся.
Свидетельство о публикации №109102701509