Стая

Стая
Иногда мне кажется, что я не заблудился. Что всё это было всегда: полёт мысли – и не более есть отвлечённые моменты моего сознания и они ко мне приходят не как воспоминания, а по мере моего роста как прозревшего творца (кузнеца) своего времени…
Я пришёл в эту стаю потому что моя стая погибла. Я пришёл потому что знал, что скоро наступит зима, пища в степи закончится и я один не выживу. В эту стаю пришло много таких как я из других стай, которых уже нет по каким-то причинам: кто раньше, кто позже, а тот, кто пришёл довольно давно – о нём уже и забыли, что он чужак и на определённом уровне ему удаётся выдавать свои законы. В стае всем определено место. Вожак знает всех по запаху. Никто не может занять место другого. Это попросту противоречит самой природе этой стаи. Мне не нравится в этой стае то, что её цели противоречат моему внутреннему первородному гуманизму. Я не хочу добивать другие стаи только потому, что за счёт этого можно пополнить численность в своей стае числом недобитых калек и трусливых продажных шакалов из той – чужой стаи.
Я могу своей силой защищать стаю от более сильных врагов, я могу в силу своего опыта и мудрости помочь разумно развиваться стае, не делая глупых жертв и не нанося ущерба никому, но совет стаи неприступен в своём холодном молчании. Он не хочет никого слышать о том, что решать может только совет. Он знает, что я силён и потому должен быть среди ленивых и трусливых, чтоб добывать им пищу, чтоб поддерживать реальной силой их инстинкт стаи. Совет попросту интуитивно заботится о том, чтоб сохранить стаю такой какая она есть. Иначе это будет уже не та стая, а значит у неё будет и другой совет. Они сроднены – совет и стая, а я здесь просто чужой – та сила, которую используют и те и другие.   Я знаю это, но нахожусь здесь потому, чтобы понять то, что знают они, но неведомо пока мне…
Каждую ночь и каждый день, иду ли я в дозор или сплю в своей норе (что есть сегодня единственныи кусочком моего уюта), просыпаясь ли утром и глядя на свет, что неизменно льётся снаружи (и так будет всегда, независимо от того, кем буду я и от того, буду ли я под благом Быть), обгладывая ли вечером свою кость в облюбованном мной уголке у скалы перед лесом, я понимаю реально то, что я живу здесь и сейчас и потому я должен это принять наиболее полно. Кем я поставлю себя в противовес всему, заложено лишь в моей воле, а всё остальное будет лишь скромной тенью моих мыслей. Потому какова бы ни была стая, я должен себя признать её частью. Ведь сегодня её нет без меня, а меня нет без неё...
Понимая, что это не предел моего роста,  теперь я пугаюсь мысли о том, что не за горами может быть тот день, когда я почувствую себя ещё трезвее и мои глаза откроются ещё шире. Тогда мне придётся опять складывать для себя новые правила, чтоб ужились все мои противоречия со всем остальным незнакомым мне и пока непонятным - тому, что пока я называл чуждым, а теперь и в этом весьма осторожен. Ведь я понимаю отвественность всех моих мыслей: мой опыт уверенно говорит мне о том, что материализация любых мыслей коснётся прежде всего их автора.
Исходя из последнего, как на сегодня, получается, что эта стая, как и всё то из чего она состоит, есть явления в природе временные, и потому я могу смотреть на них глазами космополита, учёного, гостя и ещё кого-то - кого только позволит мой уровень восприятия  природы вещей и отношений.