Купи медали

«С берез неслышен, невесом,
Слетает желтый лист»…
Потрепанный аккордеон,
Под стать ему – солист.
 
И ветер, белым конфетти
Из майских лепестков,
Сплетая кружево, летит 
Вдоль рыночных лотков.

Летит в прифронтовую даль,
Сквозь сутолоки шум,
И вдруг: «Сынок, купи медаль,
Недорого прошу».

А на футляре  инструмента
Удостоверенный  бумагой,
На планке с выгоревшей лентой –
Кружок медали «За отвагу».

Старик ссутулившись, неловко
Отводит в сторону глаза,
А на руке - татуировка:
За мать, за Родину, и за…

…и шрам ожоговый проталиной
Лоснится корочкою лака.
Зарубцевало имя Сталина
До восклицательного знака.

Он рассказал, как самолет
В бою подбили, но спасла
Река, которая под  лед,
Его, горевшего, несла.

Как на допросе выдал стон,
Все аргументы исчерпав,
Что  враг народа был не он,
А куртки тлеющий рукав.

Не снились фронтовые сны нам,
Не от того ли, как ножом:
– Мне закодировать бы сына,
Он алкоголем заражен.

Старик угремей и угрюмей,
– Боюсь за сына – говорит,
– Не в самолете и не в трюме,
В канаве, где ни будь, сгорит.

Глаза ожогом вытирает,
Одно заладился твердить:
– Для сына денег не хватает
За кодировку заплатить.

Устал от пьяного я бреда,
Так пусть послужит хоть награда –
Зашьется мирною «торпедой»,
Ему пожить еще бы надо.

– Ты, что отец, в своем уме ли?
Продать медаль... Ведь это – свято!
Вы пережить не то сумели,
Вы победили в сорок пятом!

Неужто так бессилен ты
На путь, наставить истинный?
Проснется  ли у сына стыд?
Он что, один-единственный?

И жилка дрогнула на шее:
– Другого нет, и не рожу,
Но ждет последняя траншея,
И что в ней матери скажу?

Не уберег? Под Кандагаром
Спасла мамашина молитва,
А вот теперь, считай  задаром
За жизнь проигрывает битву.

Контужен был в Афганистане,
« В атаку»! –  по ночам кричал.
Не алкоголик, но на грани,
Короче – злоупотреблял.

А в том году нам из Назрани
Приходит телеграмма вдруг,
Что сын его смертельно ранен.
Скончался в госпитале внук.

По «черному» он той весной
Запил, на свете всех ругая:
«Я уходил служить одной,
Вернулся, а страна – другая»…

И ветеран, вздохнул устало
С какой-то долею вины:
– Смотри-ка, тесно даже стало, –
Семья одна, да три войны.

И что там свято ли, не свято,
Тебе решать, а мне – спасти
Скорее надобно солдата,
Иначе совесть не простит.


А стыд он есть, но только дремлющий.
Проснется, видимо, когда
Уйду в последний свой, на бреющем,
Под корку треснувшего льда…

На барахолке, где – тупик,
Где суета и шум,
Старик просил  меня: «Купи,
Совсем их не ношу».

И мне забыть давно бы надо,
Что я услышал в ту весну,
Да не могу...

– Купи награду,
Сгодится, может, на блесну»!..