Глава 6. 19 июля - конец дня. Бойня!

19 июля - конец дня.

Красота закончилась на подъезде к Четверке.

В полутора километрах от периметра полиса раньше находился полустанок «Тесна». Там был сначала спуск по асфальтированной дорожке к заболоченному микро-озеру, потом надо было пройти под старым мостом и по ступенькам выйти на длинную дорогу, которая, извиваясь, мимо гаражей и поля выходила к автобусной остановке «Вахрушевская». Это в сотне метров от нынешнего Вахрушевского КПП.

Это было раньше. А сейчас там несколько аванпостов с легкими противопехотными пушечками... Однако учитывая старания усбэшников из Четверки, мы обнаружили там наспех воздвигнутую «Линию Зигфрида» или «Линию Мажино». В общем, не знаю как она там называлась, но она была. То есть, существовала значимым препятствием на пути нашего миротворческого контингента.

Мы встали за песчаным отлогом на месте бывшего дачного поселка, что с другой стороны полустанка. Бойкий старлей артиллерист тут же расставил по позициям шесть из десяти своих пушек. А четыре оставил, как он сам мне сказал: «В оперативном резерве».
Меня позвала к себе Шторм. В принципе, она была уже в порядке, и её жизни ничто не угрожало.

- Что у нас там, Экзарх?- спросила она.

Я сидел рядом и смотрел на неё, лежащую у бортика медицинского БТРа на зафиксированном матрасе. Да, она была красива. Можно даже сказать, что она в этот момент была прекрасна. Эти выразительные сиреневые глаза, выжидательно глядящие на меня, эта соблазнительная бледность лица, оттененная выбившимися из иссиня-черной копны волос длинными прядями. И в данный момент мне вовсе не было стыдно за такие мысли перед Катей. Ведь кроме эстетствующего созерцания и товарищеско-соратнических эмоций к Анне я не испытывал более никаких чувств.

- Да так себе. Очевидно, что нас приняли за врагов. Там линия. Без боя не пройти. Я посылал двух человек выяснить что же там происходит.
- И что?
- А то, что живым вернулся один, второго притащил на спине. Восемь дырок. Восемь.- я хлопнул себя по коленям.- Я боюсь, что если мы хоть и из пистолета пальнем, они нас объявят главными врагами Четверки.

Мы вынесли сидящую на носилках Шторм. Она посмотрела в визир. О чем-то напряженно думала минут пять. Потом подозвала меня рукой и принялась шептать мне на ухо свой план.


…Откровенно говоря, и ничего не понял. Ничегошеньки. Но поскольку бразды правления снова взяла в свои руки Шторм, мне только и осталось как изобразить пародию на козыряние – армейскую отдачу чести старшему по званию, и со своей командой направиться к БТРам.
Мы заходили в тыл. Со стороны Металлолитейного. По приказу Шторм мы без зазрения совести на пару с Шахом вырезали два скрытных поста, естественно, копачей. Правда, сидело там и четверо усбэшников. Да и черт с ними. За нами на черепашьей скорости шли четыре БТРа. Я-то и не разглядел, что у них стояли трехствольные роторные пулеметы под НАТОвский патрон. «Газонокосилки», если по просторечью. И только один из четырех отряженных на «спецоперацию» БТРов имел нормальный отечественный КПВТ.

МЫ затаились в небольшой балке, и стали ждать… Чего? Сигнала от Шторм. Текстового сигнала, на мой КПК. Где она в быстрой форме обещала сказать – кого и в каких количествах РЕЗАТЬ.

Именно так. Именно эта задача стояла перед нами. Сержанту Артеньеву, ответственному за наши БТРы, слово «резать» очень не нравилось. Мне было «до фонаря», а вот Шах… Мой брательник буквально преобразился – в его глазах горел огонь и жажда кровопролития. Оно и понятно, Шах – «выкованный» в Первую Чеченскую…

Я не знал, что там делала Шторм. И не узнаю. Потому что она никогда не расскажет. И потому что я никогда не спрошу…

Когда мы едва ли не парадным шагом с тыла зашли на линию, она сидела на складном стульчике, и молча глядела в сторону Четверки.
А в двадцати метрах лежали мордами в землю усбэшники из этого полиса.

За спиной у Шторм стоял, нет, не здоровяк, а МОНСТР с крупнокалиберным КОРДом в руках. Я, кажется, уже где-то видел эту гору мяса высотой в 212 сантиметров. Ах, ну да… штурмовик Федя. Несмотря на свою амбально-шкафную внешность на редкость умный человек. А по роже и не скажешь…
Мне никто не стал ничего объяснять. Да и не надо. Терпеть не могу шпионские хитрости.

***

В детстве, после прочтения книжек о мрачном Средневековье, я порой силился представить, как же рыцари входили в горящие города. И что они при этом чувствовали. Я могу сказать, что если ты не садист, никакого кайфа и радости при «победоносном» входе в «поверженный град» не было. А мне же было больно на душе, когда я стоял возле главного здания Четверки – бывшей общеобразовательной школы номер четыре, превращенной в административный центр, и созерцал мерзость… Эта самая мерзость заключалась в следах поспешного и кровопролитного боя.

Вскрылось всё. Разом. Как только Шторм вола в зал заседаний, где раньше были классы первоклашек, она всё поняла. Как, я и сам не знаю. Она быстро и по-хозяйски собрала всю информацию, и через полчаса у неё был готовый вывод. Страшный и неприятный вывод. В Четверке люди Копатыча. И их много.

Одного я лично пристрелил, когда он пытался заколоть ножом Анну. Ещё двое умерли сами. Их именные пистолеты были отправлены на переплавку. Остальных копачей, кто, разумеется, остался жив после серии жестоких уличных стычек и квартирных погромов с арестами, ждала невеселая судьба.

Копатыч давно был в одной смысловой упряжке с «Гитлером» и «фашизмом». Заслужил дядя. И его людей не щадили. Это была необходимость.
Но более всего меня беспокоили две вещи. Не разгром и дезорганизация Четверки, не военная угроза формирований Копатыча, которые оказались во много раз больше чем мы все думали. Первое, что меня тревожило – тот копач, которого я застрелил, оказался старым гомункулом.

Я всё время называл гомункулов молодыми. А тут сказал – «старый гомункул». Всё просто. Молодой гомункул умеет атаковать при помощи пси-волн и наводить панику и изредка даже галлюцинации, а в основном умеет подчинять себе менее разумных мутантов. Его можно узнать сразу – метр шестьдесят роста, сорок кило веса, бледно-зеленый с коричневой рожей. Глаза желтые. А вот физиономию старого гомункула можно увидеть, если его пристрелить, что очень редко, или если он сам тебе откроется – сменит людскую личину на настоящую морду – что вообще неслыханно. Однако, если гомункул очень стар и очень опытен – то о его принадлежности к этой породе мутантов скажет только анализ крови…
О том, что несостоявшийся убийца Шторм – гомункул, я сообщил только ей самой. Труп мутанта моя команда сожгла в мусоросжигателе в тайне от других.

Второе, что меня беспокоило, было то, что был арестован Степаныч. И уже по ходу оперативно развернутого Анной следствия было выяснено, что, пользуясь своим авторитетом, он всячески пытался ослабить хотя бы ненадолго военную силу Четверки, и что он активно сотрудничал с людьми, кто на поверку оказался из ОПГ Копатыча.

Что касается УСБ, то к моему великому облегчению, Копатычу продалась едва ли треть от общего числа этих парней. И над своими «коллегами» суд они вели сами. Правда, охотно пообещали поделиться следственными фактами.
Развели, вашу мать, бюрократию…

Я не знаю, как и кто, но Копатычу сообщили о провале его «пятой колонны» в Четверке. И на следующий день, утром,  в 9:00 по канувшему в Лету московскому времени, завопила тревожная сирена.
Копатыч наносил превентивный удар. И это было не посмешище у стен Админки, не безуспешная засада в районе ступинского очага зоны. Нет… Это было Нашествие! Пополам с Локальным Гоном! О нем нас предупредили погибшие дозоры, выставленные нами сразу по занятию полиса.

На нас шли тяжелые бронемашины,уже забытые полуторатонные монстры псевдогиганты, лесные кровососы, а также многочисленная пехота при поддержке разномастных монстров средней категории.

Прибавьте к этому ещё минометные батареи, и становится понятно, что лично я мог почувствовать в момент начала атаки. Страх? Растерянность? Ну что вы, нет… ЯРОСТЬ! Дикую, почти животную ярость! Да что там говорить, Шаху пришлось меня едва ли не силком удерживать, чтобы я не угнал какой-нибудь БТР в лобовую атаку на врага.
Я и сам не понял, откуда это во мне… Но дело не в этом.

Михневский миротворческий контингент в составе пехоты, БТРов, танков Т-64 и десяти пушек Д-44 занимали оборону уже потрепанного Периметра полиса Четверка. Из дезорганизованных ВС полиса в срочном порядке вызвались добровольцы. Враг был близко…
Я не любитель пафосных речей. И хотя толкнуть патетическую речь для меня, как для человека с высшим гуманитарным образованием – раз плюнуть, я отдал своей команде: себе, Лясику, Мишуку, Дрозду, Шаху следующий приказ:
- Раненных не бросать. Пленных не брать. Убить всех. С нами ПРАВДА!!!
Мы не уйдём с поля боя…


Залаяли допотопные «Утесы», застрекотали автоматы и штурмовые винтовки. Хлестко по нервам ударили СВДэшки. Мы стояли на острие атаки. Ненавижу открытые масштабные боестолкновения. Они идут по плану только первые пару мгновений. Потом всё срывается в откровенный хаос, и каждый становится сам за себя.

Хотя, если вообще говорить честно, несмотря на всю мою кажущуюся брутальность и воинственность, я человек мирный. Хотя прошедшие годы меня изменили, каким  был, таким я и остался... Вот уж ирония... Кто бы мог подумать лет двадцать назад, что худой, робкий и чудаковатый студент, над которым тайком, а то и в открытую посмеивались многие его окружавшие, будет палить из огнестрела как автоматическая турель, станет резать ножом глотки и взрывать автомашины, полезет в гущу аномалий ради двух артефактов небывалой композиции (читай — невероятных свойств, возможностей, а значит и стоимости). Расскажи это кому-нибудь тогда, когда мир ещё был прежним, никто бы и не поверил.

Они шли нагло и самоуверенно. И плотный огонь вжимал нас в укрытия. Боеприпасов супостат не жалел. Вероятно рассчитывал на быструю победу. Нам навязывали широкомасштабный экспресс-бой. Хреново, если кто ещё не понял. Ответный огонь стал понемногу ослабевать. Настал момент вывести имеющуюся бронетехнику. Я крикнул об этом по рации Шторм.
В бой вступили танки и БТРы. Грохнули их орудия, им вторили артиллерийские пушки. Автоматы трещали не умолкая. Если бы все стреляли трассерами, взгляду было бы некуда упасть. Защитники полиса включили «газонокосилки» - старые четырехстволльные советские миниганы ЯКБ-12, снятые  с упавших военных вертолетов. При рабочей скорострельности в четыре с половиной тысячи патронов в минуту они делали реальные «прорехи» в стройных вражеских рядах. В которых, к слову сказать, представителей «хомо сапиенс» было заметное меньшинство...

Я за десять минут заварухи настрелял столько, сколько не вышло и за пару прошлых лет, при скорострельности моего АК. Вообще, последние дни выдались чересчур «жаркими». Особенный, заказной ствол из особой стали от непрерывной стрельбы начал «пылать» и дрожать. У остальных компоновка автоматов была штатной и оружие уже накалилось.
Мы их косили. Мы устроили наступающему противнику натуральную бойню — он не считался с потерями. И не смотря на шквальный Враг подкатился к стенам. Это в старину ему нужно было бы вручную подтаскивать неуклюжие лестницы. Сейчас всё было иначе. Бойцы в тяжелых костюмах по принципу экзоскелета подтаскивали складные пневмопушки, и те, после двухсекундной подготовки, выстреливали штурмовые пандусы. Наша стена была в высоту четыре метра, и двенадцатиметровые рифленые листы служили отличным приспособлением для заброски на нашу территорию.

Черт, назревала рукопашная! А потом они ворвутся на наши улицы! А ведь помимо людей там были ещё и мутанты...
Всё закончится в течении одного часа.
Вашу мать, нам нужно чудо... Срочно!

Штык ножи в комплектацию нашего вооружения не входили. А обычными повседневными ножами типа «Pirat» не особо сейчас и помашешь. Однако выбора не было. Я выпустил в упор в морду кровососа короткую очередь, после чего ударил его коротким клинком в мозговое вздутие. Взмах когтистых лап, короткая агония на которую я уже не обратил внимания, и ещё один выродок ушел в небытие.

А нас жали. Тупо давили числом. И тут я отстраненно подумал, что если дело идет к захвату полиса, кто-то всей этой роботизированной армадой откуда-то рулит. 
Стоп машина! Почему я подумал что она роботизированная? Откуда? А ведь правда! Резко пригнувшись, я пропустил мачете супостата над самой своей головой, а потом схватив его за руку, вогнал нож промеж лопаток. Затем совершив кувырок через плечо, отстрелил особо любознательной псине морду и сорвал с убиенного вражины противогаз. Это был зомбированный... Не зомби -  выжженная телесная оболочка, а намеренно зомбированный кем-то с определенной целью человек. Достаточно паршивая вещь. В лучшем случае временное воздействие НЛП.

Порой мне кажется, что я живу догадками. Преположениями, интуитивными поступками. Как говорил один мой старый знакомый — жизнь на кончиках пальцев, на вершине пера. Потому что сломав через колено ходячий скелет (достаточно редкая разновидность мутантов с бритвенно-острыми когтями, но на редкость тупое существо), я подумал, что они все, без исключения, находятся под исскуственным нейро-имплантным контролем. Вот байда, да?
Где-то прогремел взрыв. Я увернулся от одного удара, и тут же огреб другой. Меня швырануло об стенку как футбольный мячик на тренировке. Рот наполнился кровью, пара зубов были не на своем месте. Боль была чудовищная, всё онемело, пришла слабость и полная прострация в мыслях. Я выбыл из игры. Абсолютно без сил я рухнул на полимерный асфальт после тщетной попытки принять вертикальное положение.

Нет... Так не должно быть... это не правильно! Это не честно! Я не могу! Я... я не... всё так глупо заканчивается... Откуда то пришла дикая боль в районе правого легкого и почки. Поясница болезненно холодела. Это что, смерть?

Я был в полуобмороке, когда меня схватили сильные руки, и как пушинку подняли вверх. Из тумана пришло лицо Лясика. Перекошенное, неправильное, залитое кровью.

Я не слышал что он мне кричал. Мир скукожился и исчез...